Руководитель программы «Российская внутренняя политика и политические институты» Московского Центра Карнеги Андрей Колесников. Фото: URA.RU / TASS
Симоновский суд Москвы 2 февраля отменил условный срок Алексею Навальному по делу «Ив Роше» и заменил на реальный. «МБХ медиа» вело прямую трансляцию вызванных этим решением акций протеста. В нашем эфире руководитель программы «Российская внутренняя политика и политические институты» Московского Центра Карнеги Андрей Колесников рассказал, чего ждать от гражданского общества после решения суда, есть ли перспективы у «Умного голосования» после посадки Навального и что общего между митингами на Болотной площади и акциями в поддержку оппозиционера.
— Что нас ждет после такого жесткого ответа властей, после такого решения суда по делу Алексея Навального? Как вы думаете, обострятся ли протесты?
— Очень трудно предсказать, что будет происходить с протестами. Это, в общем, достаточно спекулятивная история. Наверное, они будут продолжаться. Куда им, собственно, деваться? Наверное, в какой-то момент они прекратятся на время, а потом вернутся. Главное последствие состоит в том, что мы все видим, убедились, получили все доказательства того, что власть выбрала силовую линию и от нее отступать не будет. Наступать будет по всем фронтам. [Ей] абсолютно плевать на общественное мнение, на правовые нормы — уже [происходит] откровенное их нарушение, абсолютно наплевать на международное сообщество.
В пятницу приезжает [Жозеп] Борелль — глава дипломатии Евросоюза. О чем он будет говорить с человеком, который сегодня сказал публично, я имею ввиду Лаврова, что Запад инсценировал отравление Навального. Ну о чем здесь можно говорить? То есть деградация институтов произошла абсолютная. У нас нет больше суда практически, у нас нет министерства иностранных дел. Это исчезающие институты.
— Неужели у власти нет никакой возможности для маневра? Неужели нет возможности сдать назад?
— Да миллион возможностей! Это их проблемы — сдавать, не сдавать. Но, очевидно, они придерживаются какой-то единой стратегии: не отступают ни шагу назад, ни шагу влево, ни шагу вправо. И это будет продолжаться долго. Но у этой стратегии есть огромный недостаток: она придала Навальному и его окружению — то, что корректно назвать оппозицией, то есть субстанцией, борющейся за власть, — она придала моральную силу. Которая, очевидно, была, но теперь стала равносильна моральной силе позднесоветских диссидентов — героев, боровшихся с режимом, готовых сесть за свои убеждения. Эта моральная сила стала притягательной для огромного количества людей: те, кто не были политизированы — политизируются, те, кто не хотел выходить на улицы — выходят. И это движение становится достаточно широким. Понятно, что таким способом сковырнуть власть невозможно. Скорее пока все сводится к тому, что люди высказывают свое негативное отношение к режиму. Но этого пока достаточно.
Я не очень понимаю своих коллег, которые говорят: «У оппозиции нет стратегии!». Откуда ей взяться, этой стратегии? Если давит все вокруг, если власть совершенно осатанела, перекрывает станции метро, превращает город в какую-то субстанцию чрезвычайной ситуации, чрезвычайного положения, которые не объявлены, без правового режима хватает людей на улице — какая здесь может быть стратегия? Сначала нужно разобраться с тем, что происходит сейчас. Сначала нужно обеспечить высказывание людей по отношению к власти — она их не слышит, хотя прекрасно видит, что происходит, но совершенно не собирается уступать, не собирается выполнять какие-либо требования. Путин никуда не уйдет, полицейские не двинутся с места. Совершенно феерически наш внешнеполитический блок будет все отрицать и еще в большей степени ухудшать отношения с Западом. Все это однотрековое движение продолжится.
— 2021 год — год выборов в Госдуму. «Умное голосование» Алексея Навального набрало обороты на региональных выборах в прошлом году. Насколько оно будет работать без него, как вам кажется? Какие перспективы у «Умного голосования» в этом году?
— Думаю, что будет работать хорошо, потому что опыт дистанционного обслуживания интересов гражданского общества уже накоплен. Нет ничего сложного в дистанционной работе. Механизмы все равно будут работать. На смену арестованным придут какие-то другие люди и все это обеспечат.
Другой разговор, что «Умного голосования» недостаточно для того, чтобы в высокой степени уязвлять власть. Голосуете вы, допустим, за коммунистов, голосуете за ЛДПР — и что? ЛДПР и коммунисты — это секторы или отделы внутри департаментов администрации президента. Это управляемые правительственные организации. Голосуя за коммунистов, вы голосуете за власть. Вштырите вы «Единую Россию» и что дальше? Это хорошая стратегия в каком-то смысле, но она очень ограничена с точки зрения видимого результата. Вероятно, нужно что-то еще придумывать. Не знаю что. Вероятно, Навальному и его коллегами теперь проще навести мосты с разными слоями внутри гражданского общества.
— Многие отмечают, тот же «Белый счетчик» подсчитал, что 42% людей впервые вышли на митинги 23 января. Насколько действительно получится у Алексея Навального, его сторонников и других оппозиционных сил связаться с этими новыми слоями, расширить массу этого протеста?
— Там, конечно, есть студенты, и довольно много, но большая часть все-таки молодежь постарше. Они приходят, если не в оппозицию, то, по крайней мере, в то, что называется «гражданским движением» — то есть необязательно борющиеся за власть, но способные высказывать смело высказывать собственное мнение. Это очень важно. Я думаю, что своими смелыми действиями, в связи с тем, что произошло, конечно, очень сильно расширилось это гражданское движение. Уже расширилось. Возможно, оно будет расширяться и дальше.
Здесь бы хватило энергии и каких-то еще дополнительных технологий — правда, я не технолог, поэтому не знаю, каких, — чтобы закрепить эти симпатии гражданского общества к Навальному и вообще, чтобы эти люди закрепились в гражданском обществе, а не ушли в частную жизнь, как это произошло со многими из тех, кто ушел с Болотной площади в обычную жизнь. Обычная жизнь совместима с гражданской позицией, но для многих это [возвращение] уже невозможный вариант. Так что, думаю, такой шанс (расширение гражданского общества. — «МБХ медиа»), есть.
— Вы вспомнили про Болотную площадь. На ваш взгляд, насколько ситуация сейчас похожа? Поводы собираться, конечно, тогда были другими. Насколько похожа реакция власти? Насколько здесь вообще можно сравнивать?
— Власть тогда не была готова к таким выступлением, поэтому они были настолько впечатляющими. Да и гражданское общество впервые столкнулось с возможностью выйти вот так на улицу, высказаться. Поэтому была такая абсолютная эйфория. Сейчас в отличие от тех лет эйфории нет никакой вообще. Есть полное понимание, что будут давить. Это гораздо более тяжелая, мрачная ситуация.
Но, тем не менее, общее, конечно, есть. Это то же самое гражданское общество. Может быть, это немножко разные люди, где-то совсем разные люди. Но, оказывается, оно никуда не девается. И это протестное движение никуда не девается. Это протестное движение не исчезало, оно видоизменялось. Туда приходили новые люди, какие-то люди уходили. Оно существует. Да, политический режим все еще стоит на месте, никуда не девается. Ресурсы выживания у него есть. Ну и что?
Я бы радовался тому, что у нас есть граждане: и одиночки, и гражданское общество, и те, кто ходит на улицы, и те, кто не ходит на улицы, а в соцсетях делает что-то, те, кто подписывает петиции, выступает в медиа. Независимые медиа раздавлены. Тем не менее они возрождаются, как феникс из пепла. Появляются расследования и великолепные трансляции: и ваша, и «Дождь», и «Радио Свобода». Загоняются в угол все свободные СМИ, но загнать-то всех невозможно — аудитория расширяется. И, кстати говоря, расширение аудитории СМИ в эти дни — это свидетельство огромного интереса существенной части населения, которая, может быть, побаивается противостоять власти любыми способами, но следит за этим, и следит сочувственно.