Ростовский областной суд оставил под стражей Владислава Мордасова и Яна Сидорова, обвиняемых в покушении на организацию массовых беспорядков. Несмотря на многочисленные аргументы защиты в пользу изменения меры на более мягкую, положительные характеристики, поручительства и признание ребят политзаключенными от Amnesty International и «Мемориала», судейская коллегия в составе Бориса Григорова, Сергея Шумеева и Руслана Бакулева предпочла сторону обвинения. Прокурор Геннадий Труханов в своих ходатайствах был немногословен: продлить, потому что могут воспрепятствовать следствию и скрыться. Мера пресечения продлена до 16 ноября. Таким образом, к концу стражи молодые люди пробудут в местах лишения свободы уже 2 года и 11 дней. «МБХ медиа» публикует монологи Яна и Влада, сделанные на основе их показаний в суде.
Владислав Мордасов:
Все началось в 20-х числах октября. Я питал интерес к оппозиционным источникам информации. Смотрел Камикадзе Д. и Артподготовку на YouTube. Под каким-то роликом Мальцева я увидел ссылку на чат «Революция в России». Меня не столько интересовало то, о чем говорил блогер. Я всегда был больше заинтересован в региональной повестке. Тогда я спросил в чате, есть ли тут кто-нибудь из Ростова, отозвался Олег Коцарев. Мы решили создать свой чат в Ростове. Создал его я, переименовал в «Революция 5/11/17» уже Коцарев, который тоже был администратором. В качестве заглавной фотографии чата он поставил логотип Артподготовки (организация, признанная экстремистской на территории РФ – «МБХ медиа»). Чат довольно быстро перестал быть местом обсуждения Мальцева и стал превращаться в группу оппозиционно настроенных ребят, которые хотели выйти на мирную акцию.
Спустя несколько дней в чате стали появляться радикально настроенные провокаторы. Они считали, что Мальцев призывает к кровавой революции и вооруженному сопротивлению, хотя к такому он никогда не призывал. Я этих взглядов не разделял, делал им замечания, удалял из чата, заносил в черный список. В чате была и более адекватная публика, которую интересовали острые проблемы нашего региона. Тогда самой актуальной из них был пожар на Театральном спуске в августе 17-го. Многих волновало, что людям сожгли дома и не вернули землю. Нас беспокоили и другие проблемы: уровень жизни, состояние, дорог, инфраструктура… Мы решили провести мирную акцию протеста.
Во время очередного спора с провокаторами на мою сторону встал Ян Сидоров. Я обратил на него внимание как на одного из самых адекватных участников чата и предложил ему встретиться лично, чтобы сдвинуться с мертвой точки в обсуждении мирной акции. 3 ноября я приехал к Публичной библиотеке. Туда приехали и Олег Коцарев, и Рустам Курбанов. Позже подошел еще один человек по имени Владислав, ничего другого я о нем до сих пор не знаю. Мы долго общались о разном на отвлеченные темы, с форматом акции так и не определились. Решили, что если никто не придет, будет пикет, а если будет много народу — митинг. Мы руководствовались высшим законом нашей страны — Конституцией, 31 статья, которая гласит, что «граждане Российской Федерации имеют право собираться мирно, без оружия, проводить собрания, митинги и демонстрации, шествия и пикетирование». Мы решили, что КоАП противоречит Конституции, так почему мы должны им руководствоваться?
По пути домой я увидел на телефоне пропущенный с неизвестного номера. Перезвонил. Трубку поднял неизвестный мужчина, поинтересовался, я ли Мордасов. Мужчина представился сотрудником полиции, однако ни звания, ни имени, ни подразделения не назвал, несмотря на мою просьбу. Он сказал, чтоб я не задавал вопросов и предложил встретиться. Я отказался.
Я рассказал Яну о странном звонке, и он предложил на всякий случай переночевать у него. На следующий день мы приобрели маркеры, ватман, мегафон и батарейки. Мегафон нам нужен был на случай, если много людей придет, чтобы не кричать, а выступать с ним. В итоге мы его даже не распаковали, хотя многие свидетели говорят, что видели его у нас в руках. Третьего ноября я назначил Яна администратором чата.
5 ноября мы пришли на площадь в районе полудня, поставили рюкзаки, плакаты и мегафон на постамент памятника. Нас окружили люди в гражданском и начали снимать на камеры смартфонов. Среди них были оперативники ЦПЭ Валентин Краснокутский, Мухадин Урусов и Анатолий Николаенко, которых допрашивали в этом судебном заседании. Ян сказал, что мы пришли с целью проведения мирной акции, но пока еще даже не начали ее и не понимаем причину столь пристального внимания. Они стали требовать развернуть плакаты. Когда они предъявили удостоверения сотрудников полиции, мы показали им плакаты. В этот момент они нас сфотографировали и сказали, что мы нарушили закон и задержаны. Мы сказали, что нас защищает Конституция, и прав нас задерживать у них нет. Они растерялись и позвали полицейских в форме. Те попросили наши документы, мы показали. Тогда сотрудник полиции сказал, что кажется у нас подпись в паспорте недействительная, и нам надо проехать в отдел для удостоверения личности.
Там на меня предварительно накричал оперативник центра Э Андрей Шпитько, а потом меня отвели на допрос. «Знаешь, кто мы такие? — спросил Краснокутский. — Мы — эстапо». Мои ответы им не понравились. Краснокутский бил меня ладонями по щекам и кулаками в солнечное сплетение, душил со спины и шептал что-то на ухо. Я не понимал, почему это все со мной происходит, ведь я ничего не сделал. Итоговый акт опроса я даже не читал. Мне просто сказали его подписать. Это продолжалось четыре часа. Все это время меня не поили. Сложно выдержать условия стресса без воды. Когда все кончилось, сотрудники принесли мне бутылку воды и булочку. После меня отправили на изъятие вещей, а затем в обезьянник, где я встретился с Яном и Рустамом Курбановым, который получил 7 суток административного ареста. Ян рассказал, что его били бутылкой по голове.
На следующий день нас отвезли в Кировский районный суд, сказали признаться в административном правонарушении. Обещали дать несколько суток ареста или штраф и отпустить, если признаемся. Мы получили по семь суток и вернулись в спецприемник отбывать арест. Я думал все кончилось, но на следующий день ко мне завились Краснокутский и Казин. Они завели меня в какой-то кабинет, похожий на школьный класс, снова били, унижали, требовали «правильных» ответов. 10 ноября за нами снова приехали сотрудники ЦПЭ. Они отвезли нас в следственный комитет, провели наверх по пожарной лестнице. Там нас разделили. Следователь Гордеев спросил, может ли моя мама позволить себе защитника по соглашению. Я сказал, что, конечно, нет. Тогда он сказал писать заявление на адвоката по назначению. В скором времени приехала Александра Петровна Артамонова, чтобы осуществлять мою, если так можно выразиться, защиту. Позже в кабинет заглянули Краснокутский и Горбанев. Следователь сказал им, что я даю плохие показания. Он посмотрел на адвоката и попросил ее уйти, потому что дальнейшее зрелище будет не для женских глаз.
Они втроем начали меня бить. Я сказал им, что не получится, я все равно не признаюсь. Тогда Гордеев достал из шкафчика противогаз. «Сейчас мы будем делать слоника» — сказал следователь. Следующие десять минут он возился с противогазом. Заслонку с фильтра он, естественно, не снял. Они надевали его на меня несколько раз и душили, пока я не начну задыхаться и дергаться. Я снова отказался признаться. Они вообще взбесились, Гордеев начал орать неистово просто. В процессе пришел следователь Восканян, который услышал из коридора звуки, и присоединился. Они повалили меня на пол и начали пинать, вытирать ботинки об мое лицо. Двое спереди и двое сзади. Я закрыл голову, а они били в пах. Я не выдержал и согласился подписать показания. Мы спустились и записали показания на месте буквально с первого дубля. Понятые, которые были с ними, мне даже кофе сделали. На следующий день суд отправил меня в СИЗО.
Следов у меня никаких не осталось. Подозреваю, что эти люди профессионалы в области пыток и следов не оставляют. Мы писали жалобы в Ростовскую областную прокуратуру и УСБ, но они оказались безрезультатны. В адвокатской палате нам вообще сказали, что Артамонова давно вышла на пенсию.
Вину свою я не признаю. Никаких действий, направленных на организацию массовых беспорядков, я не совершал. Целью чата была организация мирной акции протеста. Плакаты, за которые нас судят, были развернуты по требованию полиции. Никакого применения силы ни к кому не предполагалось. Да, я рисовал надписи «Революция 5/11/17. День, когда народ проснется». Я считал, что больше людей должно узнать об акции. Но под словом «революция» я ничего радикального никогда не подразумевал, я был против насилия. Революция должна была произойти в головах, а не в государстве. Люди должны были научиться высказывать свою гражданскую позицию.
Вы спрашиваете меня, зачем у меня с собой был армейский ремень. Он был нужен, чтоб держать мои штаны. Да, я писал в чате о том, что его можно использовать для самообороны, но все эти радикальные провокаторы собирались брать с собой биты и арматуру. Представьте, что можно сделать ими, а что — ремнем. Я написал это из соображений безопасности. Но драться с полицией никто не хотел, применять насилие — тоже.
Ян Сидоров:
Я неравнодушный гражданин. Я интересуюсь политикой, социальной жизнью, положением дел в нашей стране, и я не всем доволен. Что-то меня смущает, где-то я не согласен с властью, и я не стесняюсь об этом говорить.
Примерно 1 ноября 2017 года я под каким-то из роликов на YouTube увидел ссылку на чат. Не помню точно, как он назывался, но в нем я нашел ссылку на чат «Революция 5/11/17 Ростов-на-Дону». Никакой стройной беседы там я не увидел. Там были какие-то ненормальные радикалы, призывали к чему-то, им делали замечания, удаляли. Конечно, один человек не мог за этим всем уследить. В чате состояло больше ста человек, они все время что-то писали.
В августе того же года в Ростове сгорел целый район. Меня очень волновала эта проблема. Я хотел организовать пикет в поддержку ростовских погорельцев. Я считал, что к этой проблеме надо привлечь внимание. Я предлагал людям в чате встретиться и обсудить волнующие нас проблемы, но большинство отрицательно отнеслось к этой идее.
Я познакомился в чате с человеком по имени Александр, он показался мне адекватным, мы договорились встретиться. На ту же встречу пришел мой приятель из колледжа Кирилл Хлопов и человек по имени Владислав, о котором я до сих пор ничего не знаю. На встрече мы обсуждали проблемы погорельцев, дольщиков, образования… Мы посидели часа два и разошлись по домам. В этот же день мне написал Влад Мордасов. Он увидел, что я на его стороне в спорах, не несу какую-то чушь, не призываю к противоправным действиям, предложил встретиться. Я согласился, позвал Александра. Мы встретились во «Вкуснолюбове», съели по блинчику, а потом сели на Пушкинской на лавочке и обсуждали то, ради чего собрались. Мы решили провести мирную акцию в поддержку погорельцев. Договорились, что подготовим плакаты, и разошлись домой.
Вечером того же дня мне позвонил Мордасов, рассказал о странном звонке из полиции. Я предложил ему переночевать у меня и подготовиться к акции. На следующий день мы купили ватман, маркеры и мегафон с батарейками. Ночью нарисовали плакаты.
Как только мы пришли на акцию, нас окружили люди в гражданском, они снимали нас на камеры телефонов. Я вступил с ними в диалог, объяснил, что нас защищает Конституция, зачитал 31 статью. Эти люди были на взводе, они не хотели нас слушать. Они сказали развернуть плакаты. Мы подчинились. Тогда они сказали, что это административное правонарушение. Полицейский в форме попросил наши паспорта. Его не устроили чернила в подписи, и нас увезли в отделение. Коробку с мегафоном, который мы так и не распаковали, забрали с собой.
По приезде туда нас с Мордасовым разделили. Меня отвели на второй этаж и допрашивали там часов восемь. Как только я зашел в кабинет, сотрудник ЦПЭ Урусов сразу толкнул меня на стул, начал бить по щекам и бутылкой по голове. Они говорили, что мы собирались устроить массовые беспорядки, что мы хотели повторить майдан, что они все про нас знают. Передо мной сидел Краснокутский. Он протоколировал не мои слова, а свою точку зрения на происшедшее. Я должен был отвечать на все так, как хотелось им. Если я что-то отрицал, они били меня по лицу и унижали. Кто-то принес биту и сказал «вот как вы хотели проводить пикет». Я не хотел, чтобы все это продолжалось, и просто подписал бумагу. После этого меня спустили на первый этаж. Там сидел явно подавленный Мордасов. В камеру нас посадили с ним и Курбановым. Я узнал, что к ним тоже применялось насилие.
Нас отвезли в суд, сказали признаться в административном правонарушении, дали 7 суток, доставили в спецприемник. Через два дня Краснокутский снова пришел. Я очень испугался. Он сказал, что наше общение еще не закончилось. Повторилось все то же самое. Они заставили меня подписать нужный им протокол. 10 ноября нас с Владом отвезли в СК на разных машинах без опознавательных знаков. Там меня допрашивал следователь Алушкин, периодически заглядывали эшники. В СК меня уже не пытали. Алушкин сказал, что я обвиняюсь в покушении на организацию массовых беспорядков. Минут через пять позвонила мама и сказала, что был вызван адвокат по соглашению. Алушкин ответил, что допрос уже начался, он не может приостановить следственные действия. Я опасался эшников, поэтому подписал протокол, который мне дал следователь. После этого нас уже глубоко за полночь вернули в спецприемник.
На следующий день нас отвезли на проверку показаний на месте. К тому моменту у меня уже появился адвокат. Я спросил у него, сможет ли он обеспечить мне защиту в СИЗО, сотрудники ЦПЭ обещали продолжение. Он сказал, что нет никаких гарантий. После окончания проверки показаний на месте я сказал Алушкину, что меня пытали. Реакции не последовало. О пытках я в итоге заявлять никуда не стал, потому что боялся. Еще через день нас отправили в СИЗО на два месяца.
Я не признаю свою вину. Я никого не призывал к погромам и поджогам, не распределял роли, не говорил, что нужно готовить взрывчатку. Я организовывал мирную акцию протеста. Я не состоял никогда в «Артподготовке», а о том, что она признана экстремистской организацией, узнал только весной прошлого года. Наши действия не были нацелены на причинение вреда обществу. Конечной целью было решение проблемы погорельцев. Мы не хотели менять власть в стране, мы хотели привлечь внимание власти к проблемам. Никогда нельзя оставаться равнодушным к чужим проблемам.
5 ноября 2017 года Влад Мордасов и Ян Сидоров были задержаны за проведение пикета на площади Советов у здания правительства области. С собой у них были плакаты с надписями «Верните землю ростовским погорельцам» и «Правительство в отставку» и громкоговоритель. Против них возбудили дело по ст. 212 УК РФ (покушение на организацию массовых беспорядков), им грозят сроки заключения до 12 лет. Основанием для возбуждения стал чат в telegram «Революция 5/11/17».
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.