В последние годы казаки испортили себе репутацию. Крепкие мужчины в папахах с нагайками не раз участвовали в разгонах оппозиционных акций и нападениях на политических активистов, становились участниками коррупционных скандалов, уезжали воевать за ЧВК Вагнера. В народе таких еще называют «ряжеными». Совместно с интернет-журналом «7х7» и историком Павлом Гнилорыбовым мы отправились в Ростовскую область и выяснили, чем отличаются этнические казаки от реестровых, почему казак — это не всегда усатый мужик с нагайкой, и любо ли это.
Казаком может стать любой
Павел Гнилорыбов шутит, что страдает «казачеством головного мозга», но в хорошем смысле. Казак по рождению и историк по призванию Гнилорыбов посвятил свою жизнь изучению казачества и развенчанию стереотипов о нем. Родился Павел в Каменск-Шахтинске Ростовской области, учился в казачьем классе, позже поступил на истфак МГУ и остался жить и работать в Москве.
Одет Павел в этническом стиле: одежду заказывает, по собственному признанию, в казачьем ателье. Даже по Москве часто передвигается в папахе, кафтане и шароварах. Так он и приехал на пресс-тур.
— Как-то я решил провести социальный эксперимент. Вышел вот так на улицу в центре Москвы и начал у людей документы спрашивать. Так вот, практически все показали. Казаков уже как полицейских воспринимают.
К слову, к казачьим классам Гнилорыбов относится скептически: считает, что казачество там подменено основами православия, фланкировкой (комплекс упражнений, отрабатывающих навык обращения с холодным оружием. — «МБХ медиа») и автоматом Калашникова. Носить звание казачьего, говорит историк, выгодно. У школ, где есть такие классы, больше привилегий вроде новых окон и финансирования. Главным преимуществом при этом будет умение фланкировать, которое на самом деле не является исконно казачьим. Другое дело — шермиции (традиционные казачьи состязания. — «МБХ медиа»), которые до сих пор проводятся каждый год. Но им почему-то в школах не уделяют внимание, с сожалением говорит Гнилорыбов. Сам Павел изучал казачество с детства по книжкам.
— Генерала Краснова у нас все знают как коллаборациониста, но его вклад в казачью культуру нельзя недооценивать. По его сочинениям я и узнавал о культуре своей общины.
Гнилорыбов считает, что народом казаков назвать нельзя. Даже в законе о репрессированных народах, на который казаки опираются в борьбе за свои права, они обозначены как социально-этническая общность. Казаки появились еще во второй половине XVI века. По крайней мере, официальной датой назван 1570 год, когда казаки получили первую царскую грамоту от Ивана Грозного. Изначально это были объединения мужчин разных социальных слоев и национальностей, собиравшихся вдоль Дона. Позже появилась военно-политическая организация Войско донское с органами власти в виде есаулов и атамана. Казаки стали государевыми людьми и ходили в походы. Из этих походов они начали привозить себе жен: турчанок, гречанок, черкешенок. Так стали появляться казачьи общины. Фамилии в казачьих обществах формировались как прозвища. Так, далекий предок Павла Гнилорыбова в XVIII веке неудачно съездил за рыбой.
— Ареал моей фамилии очень небольшой — примерно 15 на 15 километров. Однажды мой предок поехал на Азовское море за таранькой, чтобы продать ее на местной ярмарке, но по пути рыба испортилась. Так и стали Гнилорыбовыми. Свою фамилию люблю и ни на какую другую бы не променял. Мне кажется милой история, которая за ней стоит, — улыбается Павел.
Историк считает, что проблема казачества — в его тотальной разобщенности и отсутствии общих ценностей. После расказачивания в 1919 году казаки так и не смогли полностью возродиться. То, что сейчас происходит с «ряжеными» и титушками, Павел считает клоунадой. Он объясняет, что есть огромная разница между реестровыми и родовыми казаками. По сути, пойти и записаться в реестр казаков может абсолютно любой человек. Чаще всего сейчас казаками становятся отставные силовики, которые начинают выполнять различные государственные поручения.
— Любой сейчас может не только стать казаком, но и зарегистрировать какое-нибудь межгалактическое казачье общество и разослать пресс-релиз о его создании, а пара-тройка СМИ всерьез подхватят. И обществ таких огромная куча, — рассказывает Павел.
Сам он к такой самодеятельности относится негативно. Несмотря на любовь к казачьей культуре и попытки ее сохранить, государственные задачи, которые выполняют «ряженые», симпатии у него не вызывают. В 2012 году Гнилорыбов пришел на акцию в поддержку Pussy Riot, одетый в казачью форму. Таким образом он пытался показать, что есть и другие казаки. Кроме того, он неоднократно выступал в поддержку ЛГБТ-сообщества. Павлу не нравится идея признания казаков на государственном уровне, он не считает, что человек должен идти и просить признать его кем-то, он вправе считать себя казаком и быть им.
Мы с Павлом долго гуляем по современной столице казачества — Новочеркасску, где смотрим на Вознесенский собор (многим приятно считать, что он третий по величине в России). Там похоронены главные герои донского казачества — атаманы Платов и Бакланов и генералы, герои Наполеоновских войн Ефремов и Орлов-Денисов. К слову, памятники Платову встречаются на территории всего Новочеркасска, а главная гордость властей Ростовской области — международный аэропорт — назван его именем. Правда, ходят слухи, что «Платовым» аэропорт назвали не из-за легендарного атамана, а потому что именно такой позывной был у Владимира Путина во время службы в КГБ. После собора Павел приводит нас в атаманский дворец, служивший в XIX веке официальной резиденцией главных казаков, и показывает нам музей истории донского казачества. В музее не оказывается свободного экскурсовода, и Гнилорыбов начинает проводить собственную экскурсию.
— Вообще-то вы не имеете права проводить здесь свои экскурсии, — ворчит смотритель музея.
— Я — донской казак. Это моя земля. Почему это я не имею права? — возмущается Павел.
— Ладно, только не шумите тут.
В завершение экскурсии по столице казачества Гнилорыбов отводит нас в казачью лавку, где все наконец становится на свои места. Казаком и правда может стать любой. На прилавке по достаточно скромной цене можно приобрести любой орден: хоть за заслуги перед казачеством, хоть за оборону Иловайска. Там же, по менее скромному прайсу, продаются казачьи и военные мундиры на любой вкус и цвет. Не зря же говорил президент, что «такую форму в любом военторге можно купить».
Уорхол в папахе
Донской казак, художник, поэт, музыкант. Именно в такой последовательности описывает себя Максим Ильинов на своем сайте. Мы побывали у него в мастерской.
Именно он во время ЧМ-2018 больше остальных заинтересовал съемочную группу BBC, и именно его работы встречали гостей города в аэропорту «Платов». Сам Максим называет себя основателем «казачьего поп-арта» — направления в живописи, объединяющего массовую и казачью культуру. На одной из самых популярных его работ атаман Бакланов посылает в нокаут Супермена.
— Многие думают, что здесь есть какой-то антиамериканский посыл. На самом деле, когда я писал эту картину, у меня в голове была четкая ситуация. Приходит Супермен к Бакланову и говорит: «Яков, ну покажи свой удар знаменитый, у меня тут все просят, и Бэтмен, и капитан Америка, и Человек-паук. Нам интересно, как ты это делаешь». А Бакланову неловко, он ему и говорит, мол, лети, Супермен, дальше мир спасать, из глаз там стреляй, ну все такое. Бакланов же известен тем, что шашкой разрубал всадника вместе с лошадью пополам, вот и стесняется, думает, еще Супермена испортит. А тот настаивает на своем. Посмотрите, какое у Супермена лицо после этого довольное!
На другой картине Максим изобразил знаменитую иллюстрацию Верейского к «Тихому Дону», где Григорий едет на лошади рядом с Аксиньей, а на фоне там вместо степи — небоскребы, мосты и воздушные шары. Назвал он ее «Вечная любовь». Говорит, мир развивается, а такая любовь будет всегда. Другим мотивом творчества художника выступает православная вера. Однажды он собрал из маленьких деталей лего лик Христа. В другой раз написал два портрета — сына Божьего и Владимира Путина, поместил на одно полотно и назвал его «Царь земной и царь небесный». Люди считают эту работу провокационной, но в своем творчестве он старается оставаться вне политики, хоть и пишет портреты политических деятелей. Среди них и Мао Цзедун, и Фидель Кастро, и Виталий Чуркин.
Максима считают едва ли не главным казаком в городе, а Павел Гнилорыбов описывает его как самого пассионарного казака в мире. Сам Ильинов к таким характеристикам относится иронично и смеется, что ему звонят чуть ли не по любому вопросу — от неубранного мусора до законодательных реформ, и спрашивают, что думают казаки. По его мнению, эти вопросы лежат в плоскости административного аппарата, но никак не в этнографической.
При этом влиятельной фигурой в донском казачестве Максима называют небезосновательно. Ильинов совместил казачество не только с поп-артом, но и рэпом. Вместе со своей рэп-группой «Атаманский дворец» во время переписи населения 2010 года он «хайпанул», выпустив клип «Национальность — казак», в котором открыто призывал обозначать себя казаками тех, кто себя такими считает. Реакция на ролик была неоднозначной.
— Казак — это, конечно, национальность. Когда мы сделали этот клип, нас обвиняли в том, что мы делали это на деньги Госдепа, но это большая глупость. Меня спрашивают, чем казак отличается от русского. Это то же самое, что спросить у ногайца, чем он отличается от узбека. Здесь все просто: если меня зовут Максим, то не надо называть Мишей. Мы часто наезжаем на украинцев. Президент говорит, мол, мы один народ. Но если у них есть какая-то национальная идентичность, то не надо туда лезть. То же самое и с белорусами. Люди ищут какой-то свой код, им это важно, и они в своем праве. Казакам эта идентичность тоже нужна. 26 статья Конституции РФ говорит, что каждый вправе определять и указывать свою национальность. Это ведь не только генетика, но и культурная составляющая. Ты можешь сказать, например: «Я эльф». А кто-то скажет: «Я друид». И я скажу: «Приятно». Мне не нужно, чтобы кто-то это доказывал. Я буду с вами дружить и кайфовать от вашей культуры, — уверяет Ильинов.
Максим считает, что все современное отношение к казакам сложилось из-за того, что люди просто путают казаков на госслужбе и казаков как народ. Он объясняет, что в реестровом казачестве могут быть и русские, и осетины, и армяне. Так было и в Российской империи: существовали калмыцкие полки, члены которых были калмыками по национальности, но несли службу в соответствии с казачьими принципами. Ильинов уверен, что современный образ казака во многом обусловлен частыми провокациями ряженых, но тут же говорит о том, что решение о защите какого-то мероприятия или его разгоне принимается на общем круге по принципу «любо — не любо».
— Прилетали педики, украинская группа «Казаки». Так они наступили на все грабли, на какие только можно, еще и в Чалтырь приехали, в самый армянский город области. Ребята, ну вы прикалываетесь? Вы приехали в самый казачий регион России, куда вы лезете? Ну мы на круге решили, что не любо это, запаковали, отправили обратно. Туда, где им будет хорошо — в Голландию там, не знаю.
Стереотипы о казаках давно пора развенчать, уверен Ильинов. Среди них он выделил четыре основных: казаки — полицейские, казаки — алкоголики, казаки — не народ, казаки — мракобесы и живут в средневековье.
— Не надо думать, что мы какие-то темные. Этническим казакам принадлежит половина экономики области. Они и IT занимаются, и вертолеты строят. У меня вот есть друг Миша, он педагог. А есть Валера — главный хирург. И оба они казаки.
Последние из настоящих
Мы приезжаем в хутор Каныгин в Усть-Донецком районе Ростовской области. По словам Павла Гнилорыбова, это последний аутентичный казачий хутор сравнительно недалеко от Ростова. Ехать всего 80 км. По задумке Павла мы должны там найти настоящих казаков, которые не бросили свои «присуды»: так называется земля, которой казаки владеют в соответствии с историческим и «божьим» правом.
Хутор расположен на холмистой местности, всего там живет порядка шестидесяти человек. Небольшие, преимущественно деревянные дома расположены на удаленном расстоянии друг от друга. На улице практически пусто. Спрашиваю у первой попавшейся бабушки, не казачка ли она.
— Сынок, так я ж приезжая. Да и почти все, кто был, поразъезжались. Пройдите выше, там наш атаман живет. Он у нас молодой еще, ему всего 55, — отвечает женщина.
По пути к дому атамана натыкаемся на стадо донских скакунов. За ними следуют грузный мужчина в возрасте и девочка лет шести. Аккуратно интересуемся, не казак ли он.
— Да, казак, потомственный причем. У меня все деды и прадеды казаки, воевали, ордена разные заслужили. Но какие казаки сейчас могут быть? У нас вон там атаман живет (показывает на самый высокий холм в хуторе), так он в селе ни разу не сидел. Его чиновники атаманом сделали. Нет сейчас уже настоящих казаков: все либо умерли, либо покинули хутор. Раньше все у нас делалось на казачьи деньги. Храм у нас и то казаки построили. А чиновники только перед выборами про нас вспоминают. Я в душе абсолютный казак. А хороший казак чем занимается? Правильно, возделывает свою землю. Вот и я веду хозяйство. Раньше у меня было больше лошадей, и овцы были, но я их продал. Это небольшая часть от того, что осталось. Но у меня тут еще коровы, куры и утки есть. Так и живу. С возрастом хозяйство вести труднее, вот хоть помощь подрастает, — улыбается мужчина, представившийся Иваном, и кивает в сторону внучки.
Мы наконец взбираемся на холм к обещанному атаману. Дом у главы местных казаков двухэтажный. Первый этаж сделан из кирпича, второй из дерева, очевидно, недавно пристроенный. На месте атамана не оказывается — он что-то ремонтирует на участке. «Сережа, тут к тебе!» — кричит жена. Запыхавшийся атаман хутора Сергей Абышкин быстро взбирается к дому. В разговоре Сергей выносит своему народу неутешительный вердикт: казаки с их былым величием России не нужны. Власть хочет видеть их у себя на службе голыми и босыми.
— Я «ряженых» терпеть не могу. Понавесят на себя бирюлек, ходят, звенят ими, а сами ничего не сделали. Мой далекий предок погиб под Бородино, его имя в храме Христа Спасителя на мраморной доске написано. А у меня нет никаких медалей, я не заслужил. А просто повесить, чтоб были, я не могу. Я бы, как атаман, хотел заняться возрождением казачества, но мы разобщены, а власть нас сильными видеть не хочет, мы ей нищие выгодны. Этнических казаков в хуторе 24 человека осталось. Еще у нас есть казачья дружина, человек 30, которая привлекается к охране праздников, в основном церковных. За это жалованье платят, 11 тысяч, по хуторским меркам неплохие деньги. К разгону митингов никогда нас не привлекали. Не было митингов, да мы бы и не стали. Казаки с народом должны быть, не иначе. Сейчас время трудное, многие властью недовольны. И мы должны поддерживать друг друга и друг другу помогать, ведь все мы люди и живем на одной земле. Хотя многие боятся идти на конфликт с властью, они и так на всем экономят. Раньше у нас были детский сад и школа, а потом их закрыли, приходится детей в соседнее поселение возить. Школьный автобус они выделили, а вот дошколятам — никакой помощи. Так и живем, — вздыхает атаман.
***
На днях на сайте Российской общественной инициативы редакция казачьего ресурса «Донской ТелеграфЪ» снова предложила внести национальность «казак» в предстоящую перепись населения. Авторы ссылаются на реализацию своих конституционных прав: «Данная проблема продолжает оставаться неразрешенной, невзирая на нарастание соответствующего социального запроса со стороны казаков, выражающегося в многочисленных общественных акциях, митингах, петициях и обращениях в органы власти».
Удастся ли государевым служащим добиться признания со стороны государства — неясно. Инициативу поддержали 352 человека. Вдвое больше людей подали свои голоса против.
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.