15 апреля 2018 года на территории бывшей воинской части в поселке Степной прогремел взрыв. Пострадало трое подростков, один из которых, 13-летний Борис, вскоре умер от ожогов. Двумя другими, 16-летним Димой и 17-летним Сергеем, как только они выписались из больницы, вплотную занялось следствие. Долгое время ребята находились в статусе свидетелей, которых всеми силами хотели превратить в обвиняемых. И лишь недавно, после суда, их признали потерпевшими по делу, в котором до сих пор так и нет подозреваемых.
Должно было рвануть
От остановки до дома, где живет семья Димы Кондякова, одного из троих пострадавших подростков, ведет только одна дорога – через территорию бывшей воинской части N221458. Идти приходится мимо разваливающейся котельной, резервуаров под мазут, заброшенных ангаров и многочисленных складских помещений с выбитыми стеклами и треснувшими стенами. Если тебя притягивает мрачная романтика запустения, ты без труда попадешь внутрь периметра: заборы тут все больше символические, хотя кое-где до сих пор сохранилась колючая проволока поверх ограждений. Однако опытные местные предостерегают: с протоптанного пути лучше не сворачивать, иначе можно провалиться в яму. Есть тут и другие, «смертельные ловушки»: например, бетонные плиты, грозящие обрушиться в любой момент, полузатопленные подвалы со строительным мусором, люки-лазы без крышек, уходящие вглубь на несколько метров.
– Год назад военные съехали, все побросали. И с тех пор никто ничего тут не охраняет, – жалуется житель поселка Степной Денис Поторогин. – Мы, родители, днем на работе. Дети приходят со школы и идут гулять. Разве за ними уследишь? Когда-нибудь тут должно было рвануть.
И рвануло. 15 апреля 2018 года у склада №15 взорвалась бочка с химическими веществами. При взрыве пострадало трое подростков, находившихся там в этот момент.
– Я тогда на кухне была, ужин готовила. Сын с друзьями отпросился погулять, — вспоминает Олеся Кондякова, мать Димы. – Вдруг слышу: сильный хлопок. Я аж присела от неожиданности. Потом вроде бы раздался детский крик. Я тут же стала дозваниваться до мальчишек, но никто трубку не берет. Выбежала на улицу. Смотрю, они спускаются с пригорка, все грязные. Я еще подумала: «Куда они залезли?». Потом кто-то из них, не помню, кто именно, говорит: «Шрамы же на всю жизнь останутся!». А как подошли они поближе, тут внутри у меня все и оборвалось: практически голые (одежда почти вся на них сгорела), с черной, обуглившейся кожей, которая на глазах вздувалась пузырями. Ни волос, ни ресниц… И при этом они меня еще пытались успокоить: «Ничего страшного, мы же живые».
От ужаса Олеся забыла номер Скорой. Так и металась по улице с телефоном в руках. Вызвать неотложку помог какой-то случайный прохожий. Врач, приехавший на вызов, не смог сдержать слез.
Тяжелее всех пострадал 13-летний Борис. У него обгорело 60% поверхности кожи. 22 апреля он скончался в больнице. 17-летний Сергей получил 7% ожогов тела. Дима с ожогами 37% поверхности тела 10 дней провел в реанимации на грани жизни и смерти.
– Это был ад. Мы приходили к сыну, а доктор глаза отводил: «И при 30%-ных ожогах не всегда спасают, а вы хотите, чтобы при 37%… Состояние у Димы стабильно тяжелое. Все, что могу вам сказать: молитесь! – вспоминает Олеся. – Это мой единственный ребенок. Я мужу тогда сразу сказала: если с ним что-то случится, я тоже следом уйду. Олесины молитвы были услышаны: Дима выкарабкался.
Поджигали или тушили?
Восстановлением сыновей семьи Кондяковых и Лишко занимались самостоятельно. Государство им не то что курс реабилитации, но даже помощь психолога не предложило.
– Когда все это только случилось, врачи говорили, что если будет нужна пластика, то нам ее проведут бесплатно. Это звучало и в телевизионных сюжетах. У мальчишек ведь не только руки и ноги, но и лица пострадали, – говорит Олеся. – А когда мы через месяц выписывались со стационара ожогового центра, я уточнила у докторов:
– Можем ли мы сделать пластику?
– Вам не хватит денег, даже если продадите все, что имеете.
– Так нам же обещали?..
Но они в ответ промолчали.
Потом Кондяковы узнали о креме, который эффективно рассасывает шрамы.
– Но четырехграммовый тюбик такого крема стоит больше пяти тысяч рублей. А Диме только на одну ногу надо 27 тюбиков за раз. Мы ни за что такие суммы не потянем, – вздыхает Олеся. – Приходится покупать обычный детский крем.
В первые же часы после взрыва следственный отдел по Центральному административному округу города Омска стал проводить проверку, а 23 апреля 2018 года было возбуждено уголовное дело. Экспертиза установила, что причиной взрыва стало взаимодействие металлической алюминиевой пудры (серебрянки), ортофосфата натрия и воды. Частицы серебрянки и ортофосфата натрия были обнаружены на поверхности бочки.
– Следователь Мария Волкова с самого начала встала на позицию, что во всем виноваты дети. Дескать, это они либо окурок бросили в бочку, либо подожгли химикаты, – продолжает Олеся. – Помню, приехала она к нам, а мы ни живы, ни мертвы. Мальчишки в реанимации лежат (Боря еще жив был тогда), неизвестно, что и как с ними будет. Мы стоим с его матерью Ириной, слезы градом. А Волкова нам с ухмылкой: они же сами там нахимичили. Потом, когда Диму выписали, нас стали вызывать на очные ставки, которые проходили почему-то между родителями и детьми. Вели себя с нами словно мы опасные преступники. Когда мне было плохо, прыгало давление, и я просила перенести встречу, Волкова прямо говорила: «Я ведь и повесткой вас вызвать могу».
На месте взрыва следователи обнаружили пачку сигарет и зажигалку и намертво вцепились в этот факт.
– Ребята не отрицали, что курили, но не на территории складов. А зажигалка и сигареты выпали из карманов потому, что от брюк почти ничего не осталось. Мы пытались объяснить, но нас никто не хотел слышать, – говорит Олеся. Она уверена: Дима, у которого физика и химия – едва ли не самые любимые предметы в школе, прекрасно знал, чем могут быть чреваты любые эксперименты с химическими веществами. И никогда бы не стал рисковать.
А вот как рассказывают о случившемся сами ребята, Дима и Сережа. По их словам, в тот день они пошли на территорию бывшей воинской части для того, чтобы попрыгать на покрышках. От дома Кондяковых до складов – метров 150, не больше. Во время игры подростки увидели неподалеку от склада лежащую на боку металлическую бочку, из которой шел дымок и раздавалось потрескивание, напоминавшее по звуку горящий фитиль от петарды. Ребята испугались. Случись пожар, огонь мог бы легко перекинуться и на жилой массив. Тогда кому-то пришла в голову мысль забросать бочку снегом (кое-где в тени ангара еще оставались снежные островки).
Последнее, что мальчишки запомнили: «Яркая, ослепляющая вспышка… И мы горим».
Получается, что подростки не поджигали бочку с взрывоопасной смесью, а тушили. Но следствие им не поверило. Сергею пришлось пройти через детектор лжи, который подтвердил правдивость его с Димой свидетельств. Проверка на полиграфе показала, что ребята действительно не знали, откуда взялась бочка с химикатами, кто ее поджег (и поджег ли), и почему она взорвалась.
Между тем, согласно данным одной из экспертиз, «при взаимодействии алюминиевого порошка с водой может выделяться большое количество тепла, приводящее к самовозгоранию». А подростки пытались затушить дымок снегом.
– Не поэтому ли произошел взрыв? – гадает Олеся.
Военный патруль сменили на пенсионный
Однако ключевой вопрос заключается в том, откуда вообще на территории, покинутой и «зачищенной» военными, взялись опасные химические вещества? Долгие годы в поселке Степной базировалась ракетная дивизия. Но в нулевых военную часть расформировали. Министерству обороны и эти земли, и люди, на них живущие, стали обузой, и оно через суд добилось того, чтобы бывший военный городок вместе со всем недвижимым имуществом был передан на баланс городской администрации. Передача состоялась 6 марта 2018 года, после чего Минобороны тут же сняло военизированную охрану объектов. Впрочем, военные утверждают (и подкрепляют слова отчетами), что территория к тому моменту была приведена в порядок: все предметы и вещества, представлявшие угрозу для жизни, здоровья или экологии, были или утилизированы, или вывезены. И откуда взялись потенциально взрывоопасные вещества, они не знают. Чиновники администрации на суде тоже открещивались от химикатов: мол, мы ничего такого на баланс не принимали.
Однако вскоре после гибели Бори его старший брат Евгений прошелся по складским комплексам и без особого труда обнаружил в одном из них… кусок тротила. Олеся слышала от соседских детей, что те тоже якобы находили патроны.
После взрыва, естественно, проверили и склад, рядом с которым лежала злополучная бочка. Результаты проверки говорят явно не в пользу военных: «внутри… были обнаружены металлические емкости, деревянные коробки с металлическими предметами, бумажные мешки с твердым веществом белого цвета и надписями «алюминий», «хлор», «хром», «кислота», а также производственный мусор».
Еще один важный момент – охрана территории. 6 марта военный патруль сменили гражданские охранники. Сторожить территорию бывшей военной части (а это десятки гектаров) наняли двух бабушек – 1939 и 1949 годов рождения.
– Как-то я наткнулась на старушек, когда к сыну в больницу ехала, – рассказывает Олеся. – Они шли по дороге, осторожно осматриваясь по сторонам. Я говорю им: «Что ж вы так плохо склады охраняли-то?». Они мне: «Мы старые люди, а тут такие расстояния. Военные не могли уследить: при них умудрялись воровать цветмет со складов, а от нас вы что хотите? Да и боимся мы ходить там. Подойдет кто-нибудь, даст по голове сзади чем-то тяжелым, и все». Так что сидели эти старушки, в основном, на КПП, где казармы. А это в другой стороне от нас.
Через несколько месяцев после трагедии бабушек все же уволили – как не справившихся со своими должностными обязанностями. Кроме них лишились работы директор и начальник административно-хозяйственного отдела БУ «Центр содержания и хранения имущества». Именно это учреждение осуществляло охрану бывших военных складов.
Подозреваемого нет
– Для Минобороны нас будто не существует, – замечает Олеся. – С нами никто за это время даже не поговорил. Но следователь Волкова однажды заявила мне по телефону: «Приезжайте, подпишите документы. Нам дали зеленый свет сделать вас потерпевшими». Я удивилась и уточнила у нее: «То есть раньше, получается, вы могли, но вам кто-то не давал?». Она заюлила: «Ну, вы же понимаете, я просто следователь». Мы приехали, подписали. На следующий день звоню узнать, как дела. Она мне: «Вы знаете, мы и так с начальством крутили ваше дело, и эдак, но закон не позволяет перевести вас в потерпевшие». Действительно, зачем беспокоить Минобороны или администрацию Омска, если можно назначить виновными детей.
Олеся Кондякова и Ирина Лишко (мать Сергея) хотели лишь одного: чтобы им помогли с реабилитацией сыновей.
– Ни судов нам не нужно, ни поиска виновных, потому что настоящего все равно не найдут, разве что кого-нибудь стрелочником сделают, – говорит Олеся, — а нужны деньги, восстановление здоровья детей после таких тяжелых травм требует колоссальных средств. А откуда их взять?
Обе семьи живут очень скромно. Кондяковы, например, ютятся в крохотном домике, который раньше был дачной постройкой. Это единственное их жилье. Так ничего и не дождавшись, матери подали в суд на Минобороны и на департамент имущественных отношений администрации Омска. Семья Кондяковых требовала возместить миллион рублей, Лишко – 500 тысяч. Недавно Центральный районный суд Омска постановил взыскать в пользу Сергея с Минобороны 100 тысяч рублей, с администрации города – 10 тысяч рублей, в пользу Димы – 400 и 40 тысяч соответственно. Их родителям в денежной компенсации было отказано.
– По сути, мы с потерпевшими были в гражданском процессе, – поясняет ведущий юрист Центра возмещения вреда жизни и здоровью Дмитрий Пестов, выступавший на стороне истцов. – То есть они с помощью нас, юристов, сформулировали свои требования, самостоятельно собрали доказательства, предъявили их и добились компенсации, хоть я бы и не назвал ее справедливой с учетом того, какие страдания перенесли дети и родители. Что касается государственных органов, то вся их работа свелась к тому, что они в первую очередь попытались переложить ответственность на самих детей. Соответственно, подростков долгое время не переводили в статус потерпевших, а пытались доказать, что они сами виноваты. Когда доказательств не нашлось, то и следствие «встало». Потом они узнали, что будет суд, и стали терпеливо ждать, что мы высудим. Они не скрывали, что ждут судебного решения, хотя это именно их работа – искать виновных.
И действительно, уголовное дело, зашедшее было в тупик, после решения суда возобновлено. Однако подозреваемых в нем как не было, так и нет.
– Мы не согласны с размером компенсации и подали апелляционную жалобу, – добавляет Дмитрий Пестов.
А его тезка Дима Кондяков готовится вступить во взрослую жизнь. В этом году он заканчивает школу. Высшее образование молодой человек хотел получить в Омском танковом училище, но на днях ему отказали в поступлении – по состоянию здоровья. Однако, по словам Олеси, к службе в армии ее сына признали годным. Вот такой парадокс.
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.