Можете верить, а можете нет, но я снималась в эпизодической роли фильма «Довлатов» Алексея Германа-младшего. Вот как это было.
Шестизначный номер, Гамлет и Ленфильм
В 2016 году я увидела объявление о кастинге на Ленфильме — Алексей Герман-младший снимает фильм «Довлатов». Любимый писатель, отличный режиссёр — я размышляла недолго. Стоя в километровой очереди из молодых девушек, во всю примеряла будущую роль. Любой петербургской барышне известно, что Алексей Алексеевич часто берет на ведущие роли людей без актёрского образования и опыта работы. Но, глядя на всё прибывающих дам, понимала — шансы невелики. Конечно, Сергей Донатович увлекался нежным полом, но вряд ли вереница его любовниц смогла бы занять двор Ленфильма и добрый кусок Каменноостровского проспекта. А значит, кому-то из нас откажут.
Наконец меня впустили внутрь. Женщина с сухим, безразличным лицом выдала анкету. ФИО, возраст, параметры и ничего об опыте съёмок — я приободрилась. После заполнения бумаги мне присвоили номер из шести цифр, распечатали его и впустили в следующую комнату. Германа-младшего там, конечно, не было, а было много неизвестных мне людей. Они устало посмотрели на меня, подошёл фотограф. Он поставил меня к стенке, я прижала к груди лист с номером. Вспышка — профиль, анфас. Свободны. Вот тебе и кастинг. Больше похоже на времяпровождение в отделе полиции после задержания. Только отпечатки пальцев не берут.
С тех пор, натыкаясь на съёмки фильма в петербургских закоулках, я грустила — видимо, не подошла. И в день, когда я совсем потеряла надежду, мне вдруг позвонили. Это случилось спустя три месяца.Меня пригласили на примерку костюма для эпизодической роли. Какой — не сказали. Я приехала на Ленфильм. В длинной очереди на лавочках скучают, в основном, дамы. Бродит между лавок высокий, худощавый парень. Вскидывает руки, громко смеется, театрально декламирует. В общем, известный в весьма узких кругах актёр эпизодических ролей. Я сразу прозвала его Гамлетом. Гамлет тем временем подсел ко мне и вздохнул с видом покровителя
— А ты, значит, в первый раз?
— Вы, я вижу, не в первый.
— А ты че, студентка с актерского?
— Не, я так просто, ради интереса.
— Ну, я вот постоянно снимаюсь.
Дальше он перечисляет названия фильмов и сериалов, о которых я не слышала никогда. Наобум спрашиваю, дабы поддержать разговор
— Как тебе этот сериал? Интересно?
— Я не смотрю, ты че. Я что, буду смотреть все, где снимаюсь? У меня столько времени нет. Я знаю только, на какой минуте я буду в кадре. В последнем фильме я трижды в разных сценах играл пешехода, — похвастался Гамлет.
Подошла моя очередь на примерку наряда. Я вошла в маленькое помещение, где, помимо меня, в спешке подбирали костюмы ещё трём девушкам. Серая юбка, сапожки, пальто — 70-е стайл. Выбрали мне, как и всем, берет, пальто и сапоги, и уже кричат — следующий. А я отправляюсь домой, чтобы лечь пораньше. Съёмки начинаются в семь утра.
Соляной или Рубинштейна?
Соляной переулок сегодня стал непривычно воздушен. Стены подретушированы в мягкие тона, вместо привычных вывесок старинные, деревянные – «Рыба» и «Аптека». Необычная машина, декорированная гигантским шаром из мелких бумажных листочков, припаркована неподалеку. И название у Соляного сегодня другое – Рубинштейна. Вдали виднеется вывеска «Сайгон». Власти Петербурга, конечно, не дадут перекрывать ради съемок фильма одну из главных улиц города. И потому Соляной сегодня тоже играет роль — улицы, где Довлатов жил, учился, влюблялся и писал.
Подхожу к вагончику, где меня встречает костюмер, правда, не тот, что был вчера. Порывшись в бумагах, находит меня в списке и выдаёт мне наряд. Послушно натягиваю пальто, ватные штаны, ботиночки. Передо мной лежит большая белая шапка из кроличьего меха, с помпонами и варежками на резинке. Прямо такая, какую я носила в пять лет. Подозреваю недоброе.
— Извините, но это не мой костюм.
— С чего вы взяли?
— Вчера я примеряла другое пальто, сапожки. И шапка… Не было ее.
— Как фамилия ваша? Так-так. Нет, все верно. Режиссер решил, что вы подходите на эту роль.
— Какую?
— Роль школьницы на демонстрации 7 ноября.
Послушно натягиваю шапку с помпоном и мрачно гляжу в зеркало. Мне скоро 30 лет, я надеялась…. А, впрочем.
Был слякотный петербургский март. Снимали слякотный ленинградский ноябрь. Шапка быстро намокла, настроение испортилось, и из жизнерадостного ребёнка я превратилась в унылую сиротку — тем более что родителей режиссёр мне пока не распределил.
«Моцарт!»
Оказалось, что моя сцена будет сниматься последней, а пока я могу лицезреть увлекательный, творческий процесс съёмок.
«Да е* твою мать!», — кричит Алексей Герман, просматривая отснятые кадры. На съёмочной площадке сейчас он, помощница и артист, играющий Довлатова. Писатель, а точнее актер, садится в машину уже в десятый раз, но то, что получается в итоге, режиссёра не устраивает. Тогда большой, нескладный, но почему-то совершенно вялый Довлатов, покорно выходит из машины, прогуливается по улице и садится в неё снова. И снова не то. Герман нервничает, объявляет перекур, а сам крутится вокруг автомобиля. Пока съёмки замерли.
«Герман — он такой, он может одну сцену несколько дней снимать», — вздыхает мужчина средних лет. Небольшой шрам на впалой щеке, взгляд человека бывалого — Макар больше любит играть в сериалах. Объясняет — роль бандита всегда обеспечена, сказать нужно бывает всего несколько строк, но гонорар платят повыше, чем пешеходу. А что он будет делать сегодня, не знает до сих пор. «Неизвестность пугает», — задумчиво изрекает Макар. Учтиво киваю головой — артист явно с большим опытом.
Люди, снимающиеся в массовке, это особенная каста актёров. Они получают от 700 до 1000 рублей за выход. Работа часто не постоянная, а портфолио нарабатывать надо — актёру с опытом могут заплатить больше или дать роли чуть серьёзнее. Здесь присутствуют новички типа меня, но нас всего трое. Бывалые делятся на тех, кто не претендует на большой успех и довольствуется маленькими ролями, и тех, кто мечтает стать большой звездой.
Борис — один из таких целеустремлённых карьеристов. Он уже довольно пожилой человек, старше 60-ти лет. Актёром захотел стать в позднем возрасте, всю жизнь работал водителем. Отнёс анкету с фотографиями на Ленфильм, однажды позвонили, и завертелось. Борис — особый актёр. Он относится к каждой роли тщательно. Подумывает скрытые мотивы персонажа, душевные травмы, ищет сверхзадачу.
Начинаем снимать следующую сцену. По сюжету Довлатов встречается с двумя знакомыми на улице и жмёт им руки. В ряды знакомых писателя попал и бывалый актёр-бандит Макар. Борису же завидная роль не досталась. Вместо этого режиссёр попросил его перейти улицу. Но не тут-то было.
— Как именно перейти? — неспешно и глубокомысленно спрашивает Борис.
— Вот отсюда, вот сюда — чертит в воздухе рукой линию Герман.
— А с какой целью?
— Не знаю, в магазин направляетесь, — поспешно отвечает режиссёр.
— Как же, если магазин как раз на моей стороне. Я не могу в магазин, мне тогда надо наоборот оттуда сюда идти.
— Наоборот, не надо. Идите вон к вывеске, прочтите, вы заинтересовались и перешли, — решает Герман.
Присматриваюсь – это бутафорская афиша зала консерватории, для чего-то наклеенная на стену дома.
Камера, мотор, начали. Хлопок. Довлатов и его друзья встречаются на улице и пожимают руки. Начинается диалог. И тут прямо перед камерой, не спеша, походкой человека, движимого серьёзной целью, проходит Борис. Сухонькой спиной он немного загораживает Довлатова и направляется к афише консерватории. Медленно подойдя к ней, Борис чётко и громогласно читает:
— Моцарт!
— Снято! — Орет разгневанный режиссёр.
Собака, которая не хотела сниматься в кино
Довлатов гуляет по Рубинштейна с фокстерьером Глашей на поводке. В фильме показаны их трогательные отношения — она четвероногий друг и свидетель многих важных вех в жизни писателя.
В реальной жизни маленькая пушистая собачонка отнюдь не питает тёплых чувств к актёру, исполняющему роль Довлатова. Она всячески мешает молчаливому, трудолюбивому артисту делать свою работу. Эта Глаша на самом деле — Шура. И она искренне ненавидит сниматься в кино. При звуке «хлопушки» морда четвероногой принимает крайне хмурое выражение. Задача трудолюбивого и упорного актёра – прогуляться по Рубинштейна с Глашей. Задача упертой собаки — отказаться сниматься в кино любым возможным способом.
Камера, мотор. Довлатов бодро идёт по улице. Улыбаясь, он тянет за собой поводок. Шура лежит на пузе и впивается лапами в землю. От когтей на пыльном асфальте остаются едва заметные следы.
«Дубль!», — кричит режиссёр. И снова та же сцена. Глаша, немного пройдя, вдруг разворачивается обратно и изо всех сил тянет за собой актера. В следующем дубле собака останавливается, чтобы пометить угол дома. Сцену переснимают снова и снова. Но вот она устает сопротивляться и покорно проходит нужный маршрут, ведомая Довлатовым – человеком, который за час непрерывных страданий вдруг стал ей чуточку ближе. Камера снимает писателя по пояс, и это хорошо – к собаке подошёл голубь, и она рвётся понюхать его. Но рука Довлатова — кремень. Ещё одного дубля молчаливый писатель не выдержит. Собака устаёт и молча повисает на проводке с видом, будто все беспросветно. Её сняли в кино.
Актёры массовки бросают завистливые взгляды в сторону уставшей, измучившейся собаки. За место, которое, против своей воли, заняла псина под кинематографическим солнцем, поборолось бы с десяток артистов средней руки. «Сучка», — многозначительно шипит пожилая женщина.
Довлатов не говорит по-русски
Сам Довлатов абсолютно не разговаривает. Это сбивает меня с толку. Подхожу к нему в перерыв. Огромный рост, крепкая фигура — действительно, очень похож. Пытаюсь заговорить.
— Как долго снимают сцены. Вы не устали?
Довлатов обернулся, внимательно посмотрел на меня и на всякий случай сделал шаг в сторону. Помолчал немного и уткнулся в смартфон. Я растерялась. Наверное, в этом вытянутом пальто и кроличьей шапке я похожа на «сами мы не местные». Помолчав немного, я оставила звезду кадра в покое, втайне обидевшись. Но мои опасения развела помощник режиссёра.
— Довлатов не говорит по-русски, — спокойным голосом пояснила она.
— Только пишет?
— И не пишет. Он серб.
— Понятно, — отвечаю я и невольно вспоминаю известную цитату «Мои дети неохотно говорят по-русски, я неохотно говорю по-английски». «Мы говорим по-сербски», — дополняю ее про себя.
Оказалось, актера зовут Милан Марич. Все это время он произносил заученные наизусть реплики на русском языке, а мыслил на сербском.
Моя семья
Сцена с автомобилем снимается вновь, но режиссёром найден необычный ход. Писатель садится на крышу машины. Она едет вперёд, по улице, позади нее движется сюрреалистическая демонстрация 7 ноября. Вот и пришёл мой черёд сниматься в кино. Мне назначили маму и папу. Папа – милый мужичок в ушанке, постоянно смешил меня разными дремучими анекдотами, пока мы ждали команду от помрежа. Мама — длинная, мрачная женщина, — сразу сделала мне замечание — «варежки надень». Я хотела было возразить, что странно носить варежки в ноябре и мне уже третий десяток, но, поразмыслив, решила, что лучше не связываться, и покорно надела рукавицы. Между шапкой и варежками струнами натянулись старые, серые резинки.
Нашей новоиспеченной семье вручили штуку, напоминающую велосипед для Брежнева. Большой велосипедный руль с меня ростом крепился к железным балкам на колесах, на которых восседал гигантский портрет Брежнева. Мы должны были везти его и обсуждать что-то между собой. Хлопок, начали. Мы и множество других таких же нелепых новоиспеченных семей движемся к светлому будущему. Мы с папой смеёмся над его бородатой шуткой. «Хороший портрет, пока мы с Брежневым, нас не вырежут», — веселится он. «Заткнитесь, а то я сама вас вырежу», — шипит мама. Затихаю, покорно впрягаясь в Брежневскую повозку. И тут начинается дождь. Накрапывает, пока мы снимаем дубль за дублем, а через полчаса превращается в проливной. Моя и без того нелепая шапка превращается в жалкий, сморщенный меховой носок, а я в бродяжку. Загребая по лужам мы, как бурлаки на Волге, в десятый раз тянем по одной и той же траектории всем надоевшего вождя. «Снято!» — кричит уставший режиссёр.
Получаю свои 700 рублей, съедаю положенный суп, перелезаю из привычного уже пальто в свою новомодную куртку и отправляюсь домой по улице Рубинштейна. Декорации снимают. Пройдя по ней, оборачиваюсь — передо мной снова Соляной переулок.
То ли съемки, а то ли виденье
Фильм монтировали очень долго, премьера состоялась лишь в 2018 году на Ленфильме. Я пришла с кавалером — в фойе ажиотаж, не протолкнуться. «А я снималась в этом фильме», — громко и четко заявляю я, чтобы очередь на всякий случай была в курсе. Проходим в зал, гаснет свет.
Какие знакомые сцены. Фильм, будто сон наяву, окутывает меня, и вот я гуляю с Сергеем и Иосифом по Петербургу, слушаю об искусстве и эмиграции, переживаю горькое чувство обиды в издательстве и пресное чувство скуки на очередной вечеринке. Наступает 7 ноября. Довлатов забирается на крышу автомобиля. Финальная сцена, автомобиль трогается и… Титры.
«Неееет!!!», — кричу я на весь зал. «Вырезали…».
Выходя из зала, мне показалось, что я видела Бориса. Он был грустен как никогда – «Моцарта» ведь тоже вырезали. За ним выходит из кинотеатра счастливый Макар — ему повезло больше. На поводке у него Шура. Зажмуриваюсь и открываю глаза — их нет, или они затерялись в толпе. А может быть, мне вообще эти съемки приснились…
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.