Андрей Маклыгин, водитель «Фургаломобиля», попавший в больницу после жесткого разгона силовиками протестной акции в Хабаровске в поддержку арестованного экс-губернатора Сергея Фургала 10 октября, рассказал нам о самом разгоне и о том, как на него отреагировали хабаровчане.
— Как вы себя чувствуете? Вы по-прежнему находитесь в больнице?
— Нет, я нахожусь дома, уже в субботу вечером был дома. Внутренние органы целы, а все остальное, что вокруг — не сильно страшно, поэтому на обезболивающие и домой.
— Какие у вас были травмы?
— Травма головы, плеч, спина вся. Все тело, кроме ног. Пальцы рук тоже. Мне на руки наступали, хотели, видимо, сломать пальцы, но не получилось. Но синяки, ушибы, все это осталось.
— Что произошло на акции? Как действовали сотрудники ОМОНа?
— На акции я вел себя мирно, спокойно, ни в каком шествии и митинге я не участвовал. Я находился рядом со своими колонками, у меня играла музыка. Тогда люди уже вернулись с шествия, постояли, покричали и ушли. Стояли три палатки (по утверждению властей, именно их установка стала поводом для разгона акции. — «МБХ медиа»). Я остался со своими колонками, дальше продолжал заниматься музыкой, скажем так. Люди вокруг стояли, пели, кто-то танцевал даже. Оставалось человек, наверное, 50 — нас было совсем немного. Ну и проходящие отдыхающие, которые находились в то время на площади Ленина.
Выходил подполковник, что-то пытался говорить в громкоговоритель, но я не знаю, кто его мог услышать, потому что он же не подошел ко мне и не попросил, чтобы я выключил колонки. Нет, он пытался что-то кричать в мегафон, играла симфония в моих колонках, так что, кто его там услышал, даже понятия не имею, к кому он там обращался. Я, по крайней мере, не услышал ничего. Но когда я подошел к нему и увидел, что у него нет значка, я ему сделал замечание, попросил представиться. Он вообще никак не отреагировал, просто повернулся и пошел по своим делам. И после этого высыпали сотрудники Росгвардии и ОМОНа.
Первыми вышли росгвардейцы, это не был ОМОН. ОМОН был уже в следующей партии. Потому что у первых человек двадцати, которые высыпали, не было «обозначателей». Только черные шефроны с черепом и костями, что-то такое. А уже потом вышли те, у которых сзади было написано, что это ОМОН. Опять же, я сразу это не мог определить, видел уже потом на видеозаписи. И на меня сразу, прямо первыми накинулись сначала двое. Потом рядом стоящий парень мне пытался помочь отдернуть их. В этот момент я успел от колонок отключить телефон.
Но потом подбежали еще два росгвардейца и уже вчетвером начали меня избивать, топтать, пытались тащить. Я их руками вязал, не давал тащить. Пытался разговаривать, но это было бесполезно. Они пытались забрать у меня телефон, выворачивали руки, били дубинками, шокерами — три раза. Но при этом у них ничего не получилось, шокерами они меня не выключили, телефон забрать у меня не смогли — я передал его корреспондентам, они спрятали.
Ну а потом меня стали бить по голове, я потерял сознание и очнулся я уже в автозаке. Оттуда меня доставили в больницу на скорой. Но при этом, пока еще не было скорой, меня обыскали и украли три тысячи рублей. У меня с собой находились деньги в кармане, паспорт, водительское удостоверение, очки. Это все сохранилось, а вот три тысячи рублей я не нашел. Куртка была всегда при мне даже в больнице. Когда я пришел в себя и смог двигаться, я проверил карманы, все было на месте, кроме трех тысяч рублей.
— Не собираетесь ли вы подавать жалобы из-за полученных травм?
— Я уже написал заявление в полицию, снял побои — судмедэкспертиза была вчера. Я написал о том, что у меня сотрудники полиции и Росгвардии украли мою аппаратуру. На каком основании ее забрали, меня никто не известил и я до сих пор не могу узнать, где вообще находится моя аппаратура. Когда я написал заявление в полицию об украденной аппаратуре, мне было сказано: «А как вы можете доказать, что это ваша аппаратура?». Я говорю: «А почему я должен доказывать?». Я ее не украл, какую-то часть аппаратуры покупал с рук, она была б/у. И почему я должен доказывать? Есть видеозаписи, есть свидетели, которые подтвердят, что это мое, я привез и поставил. Я от этого не отказываюсь.
— Повлияло ли произошедшее на настроения людей? Продолжат ли они выходить на улицы?
— Очень сильно повлияло, люди очень обозлились. Мне очень многие люди звонят, пишут, на улице встречают и разговаривают со мной. Я вам так скажу — все хотят самосуда. Это беспредел — по-другому не назовешь, когда сотрудники органов избивали гражданских людей, которые мирно стояли на площади.
Мирное шествие, мирный митинг — а с нами просто расправились. Мне больше всех досталось. Не знаю, хотели они убить или нет, но прямо топтали, очень сильно избивали. Другим людям тоже, конечно, досталось, и дубинками в том числе. Одному нос сломали — открытый перелом. В автозаке, когда он жаловался, что льется кровь, но никто его на скорой не отправил в больницу.
— Новые акции протеста уже запланированы. Собираетесь ли вы и дальше в них участвовать?
— Я уже ничего не боюсь, что было сделано, то сделано. Я буду стоять до конца. Я не боюсь никакого ОМОНа, ни того, что со мной произойдет дальше.
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.