Азия начинается за Уралом. Урал — граница. Значительная часть России — Европа. И значительная часть Европы — Россия. Это в школе проходят, и мы, конечно, про такое не задумываемся, но так было не всегда. Веками кичливый Запад считал державу московитов куском Азии (может быть, не вовсе даже и безосновательно, но не будем затевать спор). Европа кончалась там, где кончалась Речь Посполитая. Дальше на картах, мало соотносившихся с реальностью, начиналась какая-нибудь «великая Тартария», дикая, загадочная и совершенно непонятная.
Вспомнил, потому что значительная часть нынешней Белоруссии — это как раз исчезнувшая с карт Речь Посполитая. И невозможно ведь не следить за тем, что там у них теперь происходит. Принято считать (может быть, не вовсе даже и безосновательно, но не будем затевать спор), что у соседей — настоящая диктатура. Не гибридная, не стеснительная, не половинчатая, как у нас, а самая настоящая. Президент — 26 лет на троне, тихая, хоть и бедноватая полуколхозная жизнь для тех, кто готов смириться. И горе тем, кто не готов. Бонусом — восторги от российских любителей советской гнили. Последняя порция восторгов — недавно совсем, когда Александр Лукашенко, наплевав на пандемию, провел 9 мая парад Победы в Минске, да еще и сообщил после, что мероприятие способствовало оздоровлению нации.
И вот прямо сейчас у соседей творится что-то невообразимое. Что-то такое, что никак не вяжется с нашими представлениями о настоящей диктатуре. Светлана Тихановская — даже не политик (хотя, конечно, о чем я, теперь уже — настоящий политик), просто смелая женщина. Жена оппозиционного блогера Сергея Тихановского. У него как раз все в порядке, то есть все так, как внутри настоящей диктатуры и должно быть: собрался в президенты, не зарегистрировали, потом и вовсе посадили. Но тут Светлана стала собирать подписи — и собрала. И теперь тысячи людей выходят на улицы белорусских городов, чтобы ее поддержать. И диктатора своего не боятся.
Все ровно наоборот — он их боится. Ловит российских наемников, изобретает заговоры, придумывает способы хоть как-то помешать людям протестовать. Но не лютует, не разгоняет, и даже — вот уж вещь совсем для нас, для обитателей недоделанной диктатуры непонятная — даже фирму, которая обеспечивает звуковое оборудование для митингов Тихановской, не трогает. Понимает, что одно неверное движение — и люди его просто сметут.
Смешно наблюдать, как российские околовластные «эксперты» пытаются разобраться с происходящим. Ищут «след Госдепа», пафосно рассуждают о том, что «братский белорусский народ не должен поддаваться на провокации и обязан выбрать стабильность». Думаю, это не пресловутые методички даже, это искренняя растерянность. В их картине мира исключена сама возможность запроса на реальную политику. В их словаре слово «достоинство» — ругательное, и это, кстати, не с Майдана началось.
Главный минус несменяемой персонифицированной власти в том, что люди имеют обыкновение стареть. Самый талантливый, самый умный, самый оборотистый политик тяжелеет со временем. Ну а не самый умный и не самый оборотистый — тем более. Обрастает ближними, которые совсем не хотят никаких перемен, для которых он — вроде заложника. Выпадает из современности, все чаще оглядывается назад, в те времена, когда он был юн и легок, когда деревья были зеленее, а женщины много красивее. И пресс-секретарь вождя — это уже не белорусская история, это родное, — может без стеснения, более того, с гордостью начинает рассказывать, что шеф мобильным телефоном не пользуется, интернета в глаза не видел и предпочитает читать бумажные газеты.
Кстати, это мы еще совсем радикальных случаев не касаемся, когда вечный вождь от мира прячется в загородном имении, и все силы сосредотачивает на борьбе за недопущение пересмотра итогов войны, которая 75 лет назад кончилась. Скажете, не бывает такого? Ну да, поверить трудно, но бывает всякое.
Граждане превращаются в подданных, будущее — в прошлое, настоящее — в источник выдуманных страхов, с которыми ведется безжалостная борьба. И все упирается в серую безысходность. И даже сравнительно сытая и вполне тихая жизнь однажды перестает подданных радовать.
Экономисты с политологами всегда находят массу объективных причин, чтобы объяснить крах очередной диктатуры. А мне вот кажется, что главная причина — в этой самой безысходности. Просто ощущение безысходности превышает ПДК, и люди перестают бояться. И трещат диктатуры по швам.
На днях довелось общаться с двумя пожилыми дамами, обитающими, как им и положено, на лавочке у подъезда в маленьком городке, где прошло мое детство. Они меня «вот таким еще» помнят, разумеется, а кроме того — ценят мою мнимую осведомленность в делах политических. Обычно интересуются, не родила ли кого опять Алина Маратовна К. А тут вдруг стали про Минск расспрашивать. Рассказал что знал и услышал в ответ неожиданное:
— Ну, еще бы. Уж он сколько там сидит. Не то слово — надоел, а достал, наверное, всех. Вовремя уходить надо просто. Тут никто не выдержит.
Околовластные российские эксперты таких вещей не понимают, а старушки у подъезда — вполне.
Я, разумеется, как и многие сейчас в России, переживаю за белорусов. Хочу, чтобы у них получилось. Наверное, тряхнет поначалу, но зато будущее появится. Что-то, помимо серой, как гнилая картошка, безысходности вырастет.
Свобода на благополучие: обменный курс
Мысль прихотливая штука. Завис над заголовком в...
Но еще я думаю — тут непросто подобрать слова, неполиткорректная мысль получается, не по нынешней моде, — что если у них получится, граница Европы опять отползет от Урала. Их — настоящая — диктатура кончится, а нам придется оставаться внутри своей, недоделанной. Немного это обидно, вот что.
Или, может, надо просто и нам лет двадцать пять этак пожить при настоящей диктатуре, что ли. Вождь, похоже, готов подарить нам такую возможность.
Тем временем из Екатеринбурга сообщают, что перед входом в здание, в котором находится управление судебного департамента Свердловской области, на клумбе высадили картофель. И никто не знает, что бы это значило.
Рискну предположить — возможно, встречать готовятся дорогого гостя. Ростов не резиновый, всех бывших туда не распихаешь. Удачи белорусам.