1978 год. Карагандинская пересылка. В коридоре тюрьмы — с полтора десятка женщин, подследственных. Перед строем — группа приемщиков. У врачихи лет сорока в руках стопка личных дел. Она перебирает листки, поднимает голову и громко спрашивает: «Кто здесь Куцылло?» — «Я!» — одна из женщин, ровесница врачихи, подается вперед. «А, это ты прокуроршу ножом ткнула? Правильно, молодец, все они взяточники!» — так же громко, чтобы слышали все, говорит врачиха.
Моя мама провела в тюрьме чуть меньше четырех месяцев. Ее по понятным причинам уважали не только соседки по камере — мошенницы, наркоторговки и мужеубийцы, но и следователи. Это были еще советские следователи, они немного отличались от нынешних. Суда не было, наказание заменили годовой психушкой («вялотекущая шизофрения», как водится, — диагноз сняли только несколько лет спустя, когда Союз уже начал отдавать концы; помню, с какой ненавистью я смотрела на несчастных медсестер, много лет по разнарядке приходивших к нам домой «проверять больную»).
Когда маму забирали, мне было десять, когда отпустили, еще не было двенадцати. У нас в семье всегда было принято разговаривать друг с другом, и мама много рассказывала.
О том, как в вагонзаке прибилась к ней непутевая Валька-бродяжка, решившая почему-то, что должна помогать этой неуместной здесь интеллигентной женщине в очках. Потом в камере маме не поверят, когда она назовет свою статью: «По тебе не скажешь. До вон и “шестерка” у тебя есть…» Статья была «злостное хулиганство», прокурорша пострадала не сильно.
О том, как гнали их от вагона через строй охранников с собаками, и собаки заходились в лае и бросались на женщин, а молодые ВВшники ржали, отпуская поводки посвободнее, чтобы зубы овчарок лязгали в полуметре от людей.
И как в том же вагонзаке пересыльным давали в сухпайке селедку и не давали воды — конвоиры так развлекались.
Я знала от мамы, что такое «гонять коней» — передавать на нитках из камеры в камеру записки и маленькие посылки, что такое «шуба», которой покрыты стены камер, и что такое «касуха» — мама, как самая грамотная в камере, помогала писать зечкам кассационные жалобы, и за это ее уважали не меньше, чем за прокуроршу.
Мама потом говорила, что тюрьма была лучше психбольницы, и что если бы она не боялась, что в наших с братом анкетах всю жизнь будет графа о сидевших родителях, она бы не согласилась на предложение следователя обойтись без суда.
Четыре месяца — много это или мало? Для моей детской жизни без мамы — очень много. Да и для мамы без нас, я думаю, тоже. Для нынешних сроков от «двушечки» до «двадцаточки» — мало, конечно. Но даже всего четыре месяца оставили на моей семье очень сильный отпечаток. А какие следы оставляют годы?
Сейчас в России сидят почти 450 тысяч человек, через тюрьмы и лагеря прошли миллионы. И что-то мне подсказывает, что пройдут не меньше. Я и сама не зарекаюсь, потому что еще со времен нашей семейной истории поняла, что попасть в тюрьму может любой, и это очень неприятно и страшно, но не всегда стыдно. Особенно в нынешней России — когда тебе в любой момент могут подкинуть наркотики, как Ивану Голунову, «делу» которого очень скоро исполнится год. Мы все гордимся этим редчайшим случаем, когда человека удалось отстоять. А сколько случаев, когда не удалось? Сколько случаев, когда никто никого и не пытался отстоять?
Об этом — наш подкаст «Ни за что», в котором обозреватель «МБХ медиа» Зоя Светова рассказывает истории людей, посаженных за убийства, которых они, возможно, не совершали. Первый выпуск слушайте уже сегодня.
Сегодня же вы сможете прочитать один из текстов нашего большого спецпроекта «Дом наш общий» (сокращенно ДНО). Корреспонденты «МБХ медиа» поговорили с десятками заключенных, которые находятся за решеткой сейчас или недавно вышли на свободу. Мы покажем тюрьму изнутри, так, как видят ее сами обитатели. Текст, который мы публикуем сегодня, — о тюремной экономике. Полностью проект ДНО будет запущен на отдельной платформе в пятницу 5 июня.
А в воскресенье 7 июня на нашем YouTube-канале пройдет прямая трансляция, посвященная «делу Голунова» и тем урокам, которые мы из него извлекли. Или не извлекли.
Слушайте, читайте, смотрите. Не зарекайтесь.
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.