Когда в очередной раз будут подводиться всякие журналистские итоги и назначаться победители конкурсов, главную премию должны получить не только соратники Алексея Навального, снявшие фильм про дворец, но и люди, выкладывавшие в телеграм фотографии из камер изолятора в Сахарово. Эти фото произвели на множество россиян большое впечатление.
Разумеется, некоторые из нас имеют арестантский опыт пострашнее, чем камера в Сахарово. К сожалению, таких вот «некоторых» все больше. Но огромное количество людей впервые видит дверь с «кормяком», дырку в полу жилой комнаты вместо туалета, спящих по двое на верхних ярусах нар заключенных. Одно дело читать в СМИ обширные спецпроекты про мир тюрьмы, другое дело — получить личное окошко в такой мир. Вот ты недавно видел человека в столичном кафе, или в редакции, он был частью твоего веселого московского существования. А вот этот человек спит, скрючившись, прислонившись к шконке – и ты это тоже видишь.
Дворцы с виноградниками и камеры с дыркой в полу – два вечных столпа Российской империи. Можно было бы сказать, что ничего не меняется веками, но, конечно же, меняется. Благодаря достижениям технического прогресса дворцы и камеры видны теперь изнутри россиянам, никогда не бывавшим ни во дворцах, ни в камерах. Такая злая ирония истории: Владимир Путин начинал свое царствование с заявлений о «террористах в сортире», а спустя двадцать лет его пресс-секретарю приходится думать о позолоченном дворцовом санузле и тюремном санузле Сергея Смирнова, формулировать «позицию» на этот счет.
Версаль и Бастилия, Зимний дворец и казематы Петропавловской крепости, Геленджик и Сахарово с «Матросской тишиной» – вот квинтэссенция современной российской социальной и политической системы. После двадцати лет неслыханного в истории нашей страны богатства, обусловленного золотоносной внешнеэкономической конъюнктурой. После двадцати лет ничем не ограниченных полномочий и возможностей правящей элиты. После двадцати лет пропагандистской трескотни про национальное возрождение.
Двадцать с лишним лет Владимир Путин строил новый русский феодальный абсолютизм, где главы госкорпораций – великие князья, начальники районных ОВД – бароны, а территории, недра, люди – источник кормления великих князей и мелких баронов.
Главная пропагандистская уловка Путина, отточенная за это двадцатилетие – выдавать свое феодальное королевство за национальное государство, а борцов с неофеодализмом – за борцов против «национальных интересов». Между тем именно политическая нация является и злейшим врагом феодализма, и смертным приговором ему.
Драма Путина в том, что он громоздит свой феодальный Версаль, наплевав на объективные исторические процессы, усыпляя себя своей собственной пропагандой. Не замечая, что уже несколько лет в России, наконец-то, с огромным опозданием от западного мира, формируется настоящая нация. Это началось где-то в конце «нулевых», по-детски беспомощно выплеснулось в 2011-м на Болотную площадь. Потом Кремлю показалось, что процесс удалось остановить, отравив национальную повестку ядами захватнических войн. Но ход истории можно лишь притормозить, его не остановишь при помощи обмана, манипуляций. Сейчас, по опыту январских протестов, мы видим, что процесс формирования нации уже вышел за пределы больших городов, всегда являвшихся колыбелью европейского национального строительства. Этот процесс уже охватывает и порты Дальнего Востока, и холодную Сибирь, и нищие регионы европейской России.
Губительность Навального для Путина в том, что Навальный показывал нашей молодой российской нации подлинный мир, в который эта нация приходит. Навальный не хватался за ветхие «правые» и «левые» идеологии XIX-XX веков. Навальный не садился в седло борца «с русским империализмом», столь любимое живущими до сих пор советскими либералами. Навальный сам не становился «русским империалистом», как слабоумные державники-реконструкторы. Он безошибочно выбрал цель, и бил по ней. Потому что «дворец Путина» – больше, чем «дворец Путина». «Дворец Димона» – больше, чем «дворец Димона». «Квартира Чемезова» – больше, чем «квартира Чемезова». Это конструкции возмутительного феодального уклада, враждебного молодой нации.
Сейчас для защиты кремлевской крепости, для защиты золотистых дворцов российский неофеодальный абсолютизм с яростью применяет извечное феодальное оружие – силовиков-наемников и тюрьму. Эти инструменты не помогли даже Бурбонам в XVIII веке, и вряд ли надолго помогут кому-то в XXI веке. Вполне вероятно, что неофеодализм обратится и к репрессивным практикам тоталитарных диктатур 30-х годов прошлого столетия. Он по-прежнему будет выдавать себя за «национальное государство», своего монарха за «национального лидера», а угнетенную, но неуклонно мужающую российскую нацию – за «иностранных агентов». Возможно, нам предстоят темные годы в этом мире дворцов, тюрем и вооруженных наемников. Но нация уже видит этот подлинный мир, видит дворцы и тюрьмы, она больше не слепа. Нация осознает себя и окружающее, и будет расти. Исторические процессы остановить невозможно.
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.