Я вообще-то скептик. Я всегда ожидаю худшего. Но именно поэтому я радуюсь всякий раз, когда ошибаюсь. Ошибаюсь я, к сожалению, редко, но иногда все же бывает такое.
И редко, когда мне хотелось бы ошибиться так, как хочется ошибиться теперь, в эти недели, когда я неотрывно, с замиранием сердца слежу за событиями в Белоруссии.
Величественное, трагедийное, бесконечно завораживающее зрелище разворачивается там. И мы там видим народ. И мы можем говорить о народе не в юридическом смысле этого слова, употребляемого обычно в первых абзацах конституций, и не о том «народе», именем которого любят спекулировать все политические пройдохи и все узурпаторы всех времен. И, кстати, народов.
Мы видим народ как вольное сообщество мужчин и женщин разных возрастов, образовательных уровней и культурных ориентаций и устремлений, объединенных общим стремлением к правде и свободе. И эта объединяющая сила стала вдруг крепче всех различий и даже противоречий.
И поражает в этом, прежде всего, соединение бесстрашия и упорства с принципиальной, внутренне мотивированной презумпцией ненасилия.
И это не просто события, происходящие в другой, хотя и близкой по духу, по языку и по исторической судьбе стране. Это «наши» события. И от этого твердого ощущения я не могу избавиться, да и не хочу.
В одной из своих работ философ и культуролог Борис Гройс заметил однажды, что Россия — это подсознание Запада. Перефразируя эту безусловно небесспорную, но яркую формулу можно было до недавнего времени сказать, что Белоруссия, в свою очередь, – это подсознание России.
«До недавнего времени», — уточнил я, имея в виду, что в последние дни и недели совсем не так стало очевидно, где чье подсознание, а где чье сознание. И даже не «сознание», а, правильнее сказать, «сознательность».
Многие говорят: ну и что? И чего они этим добьются? Они не понимают что ли, что те, кого они пытаются согнать со сцены, понимают только два языка: язык силы и язык денег? А они тут со своим нежным троллингом, со своими легкомысленными шариками, да с цветочками, да с креативными смешными слоганами, да с веселыми картинками. Это все, конечно, весело и празднично. Но…
Есть такая известная, слегка приблатненная формула: «Я тебя научу свободу любить». Понятно, что подразумевается под ней нечто прямо противоположное. Вообще же, учить кого-либо любви к свободе — не только бесполезно, но и невозможно. А если это и можно сделать, то лишь одним единственным способом — являя и демонстрируя своим личным творческим и повседневным поведением, каковы бывают свободные люди. Свободу не преподают, ей не учат. Ей заражают. И ею заражается все большее и большее число людей.
А «они» заражают общество собственной агрессивной тупостью, мрачным сопящим напором, несусветной колхозной конспирологией. Они представляют себе общество в виде огромного детского сада для детей с задержками в развитии. И растлевают его, общество, всеми доступными им способами.
И важно лишь то, чья заразительная энергия оказывается сильнее в данный текущий момент.
Это все понятно, — говорят многие, особенно твердые сторонники хирургической концепции участия в историческом процессе. Это понятно, говорят они, но у них там что — политика или перформанс? Зачем же серьезное дело превращать в балаган?
Конечно же, политика, ответил бы я. Просто теперь это — и есть политика.
А насчет балагана? Что же, по-моему, балаган — это именно то, что нужно. Если перефразировать широко известный тезис о том, что мир спасется красотой, то можно сказать, что мир спасется бахтинским карнавалом, интеллектуальной мистерией, балаганом.
Вспомните-ка книжку, любимую многими из нас в детстве. Вспомните «Трех толстяков». Вспомните, кто играл и сыграл там главную роль в сокрушении постылых толстяков. Вспомнили? Ага, это были артисты. Причем цирковые. В данном же конкретном случае сходство этих событий с великой сказкой Юрия Олеши усугубляется еще и фактором «наследника Тутти».
Хорошим, обнадеживающим признаком исторической состоятельности переживаемых или хотя бы наблюдаемых нами событий я считаю возникновение анекдотов, политических анекдотов на «темы дня». Таких, например, как этот.
На улице Минска ОМОН задерживает мужчину, а тот орет: «Да вы что! Я ж за Батьку голосовал!» На что ему отвечают: «Не ври, гад! За него никто не голосовал!»
А я по некоторой очевидной аналогии вспомнил анекдот хрущевского времени. Я его как-то забыл, но вот, вспомнил.
В квартире Хрущева раздается телефонный звонок. Жена Нина Петровна берет трубку: «Але!» — «Але! Здравствуйте! Я могу поговорить с Никитой Сергеевичем?» — «Его нет дома. А кто его спрашивает?» — «Это одна его одноклассница. Мы учились с ним вместе с первого по седьмой класс!» — «Врешь, сука! Он нигде никогда не учился!»
Перекличка анекдотических сюжетов это одно из самых наглядных свидетельств переклички и внутренней связи исторических эпох.
Ну, а этот умывальников начальник и мочалок командир, окруженный со всех четырех сторон своей бронированной и вооруженной псарней, пусть и дальше живет в своем интеллектуальном вольере. Пусть собираемые на площадях толпы оптового электората неумело изображают всенародную любовь. Не знаю, верит ли в эту самую любовь он сам. Если так, то мне это сильно напоминает старый анекдот о том, как две моли ведут светский разговор в платяном шкафу. Одна другой говорит: «Ты, знаешь, дорогая, оказывается, люди меня необычайно любят и уважают». «Почему ты так решила?» — спрашивает вторая слегка недоверчиво. — «Ну, как почему! Я буквально вчера провела целый вечер в обществе людей. Ты не можешь себе представить, как меня там так приветствовали! Как мне аплодировали!»
«У войны не женское лицо». Так называлась одна из книг белорусской писательницы и Нобелевского лауреата Светланы Алексиевич.
В наши дни и она сама, и ее высокая нравственная позиция, и стихийно возникшие лидеры (лидерки?) белорусского протеста, включая ту, кто, судя по украденным результатам последних выборов, стала президентом (президенткой?) страны, и те тысячи удивительных, невозможно красивых, свободных и, несмотря ни на что, беззлобных женских и девичьих лиц, на которые можно смотреть бесконечно, свидетельствуют о том, что у войны, может быть, лицо не женское, а у свободы, у достоинства, у созидательной веселости и у решительной нежности лицо, в общем-то, именно женское.
На первый или на второй день многолюдных протестов в Минске и в других белорусских городах я по свежим впечатлениям записал на своей страничке в Фейсбуке:
«Беларусь: горизонтальная женская революция.
Пусть у них получится!»
У них получится, я почти уверен. Причем именно с помощью балагана. Они победят, веселя друг друга и побеждая самих себя. Может быть, не сегодня и даже не завтра, но обязательно.
Я в этом уверен, несмотря на некоторые представления о специфических сторонах отечественной истории и несмотря на то, что я все-таки скептик, как было заявлено в самом начале.
Ну, такой уж я, видимо, неправильный скептик. Такой уж непоследовательный. Но уж какой есть.
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.