В Александринском театре Санкт-Петербурга состоялась премьера спектакля Валерия Фокина «Рождение Сталина». По словам режиссера, это спектакль о том, как рождается Сталин и исчезает Джугашвили. Постановка Фокина исследует молодость Сталина, его революционную юность. Это должно было показать грандиозное перевоплощение революционера в талантливого злодея. Но перевоплощения не случилось.
А Сталин ли?
Два часа без антракта зритель наблюдает за развитием судьбы Кобы, Джуги, Иосифа, Сосо — так кличут молодого революционера его соратники. Первое действие разворачивается в часовне, где Иосиф (актер Владимир Кошевой) служит, учась в семинарии. К нему приходит усталая мать, которая ругает его за то, что он ввязывается в подпольные политические игры. Главный герой в основном молчит, угрюмо уставившись в пол, а после спрашивает: как поживает Виссарион? Невольно вздрагиваешь, но не потому, что сын называет отца так отстраненно, а потому что Сталину в этой сцене 26 лет, а отец его умер, когда Иосифу было 11. Но по сюжету спектакля отец у Сталина жив, по прежнему пьет и работает сапожником. При этом роли отца в спектакле нет вообще, несмотря на многочисленные свидетельства того, что Виссарион был жестоким человеком, бил мать и сына, и это во многом сформировало характер Сталина.
Это не первая биографическая вольность автора. В спектакле присутствуют как исторические, так и вымышленные персонажи. В реальности Камо, кажется, нельзя усомниться, ведь Симон Аршакович Тер-Петросян по кличке Камо действительно был другом Сталина, и они вместе участвовали в Тифлисской экспроприации — нападении на карету казначейства в Тифлисе.
История их знакомства в спектакле представлена романтично до степени излишества — якобы Камо попытался ограбить Джугашвили в подворотне Тифлиса, а будущий вождь заткнул его за пояс. В действительности же плохо говорящий по-русски молодой Сталин был репетитором Камо по русскому языку. Этот трогательный факт, как два грузина пытаются осилить русскую речь, мог бы приблизить нас к реальному Джугашвили, который в юности, возможно, и умел помогать товарищам.
Нет среди героинь и первой любви Иосифа — Като, в подлинности чувств к которой не сомневается ни один биограф. Влюбленность в нее и потеря любимой женщины — еще одна острая тема для повествования о жизни молодого Сталина. Вместо нее введен довольно слабо прописанный персонаж — Ольга (актриса Анна Блинова) из дворянской семьи, которая уходит из отчего дома в подполье к Кобе и его команде. Зачем? Во имя революции. Она встречается с другом Сталина и втайне влюблена в лидера революционного подполья.
Сюжет спектакля построен вокруг Тифлисской экспроприации. К слову, эта операция в жизни Сталина случилась гораздо позже, он планировал ее вместе с Лениным, участвовал в ней, а позже попытался дистанцироваться от кровавых событий. Ограбления позволяли революционерам пополнять казну. Участие в грабежах вызвало раскол среди большевистского руководства.
В спектакле молодой Джугашвили сам продумывает план захвата кареты казначейства в Тифлисе. Пока остальные отправляются на его реализацию, он прячется в горах. Здесь начинает создаваться образ гения, спланировавшего сброс бомбы на толпу людей. Хотя план скорее жестокий, чем хитроумный, бомба убивает 50 человек.
— Ты Бог? — Я Сталин!
Важным лейтмотивом жизни Сталина режиссер Фокин выбирает борьбу с за власть с Богом — все в жизни Джугашвили, по мысли режиссера, посвящено ей. Еще в семинарии он втайне плюет на иконы во время службы и мочится на них после обедни.
Он признается, что не бывает искренен во время богослужения, ведь: «Мы молимся, не согрешив». Он не знает понятия греха, ведь грех — удел слабых. Образ Бога и образ отца не получают здесь должной связи, хотя режиссер намечает ее. Неподчинение отцу в жизни Сталина по свидетельствам некоторых биографов, было ключевым моментом детства. Однажды сын кинул в отца нож в ответ на жестокие издевательства. Его стремление подавить авторитет могло бы послужить толчком для этой линии повествования спектакля.
По Фокину Сталин вершит судьбу России в попытке доказать, что он сильнее божественной силы. Он легко отдает приказ убить отца Ольги, а затем, придя вместе с ней на могилу, убеждает — все было сделано для ее же блага. Затем он молится вместе с Ольгой за упокой души ее отца и внезапно заявляет, что всегда верил в Бога. Превращения из Джугашвили в Сталина не случается. На протяжении всего спектакля с нами неизменный маниакально-депрессивный некрофил, который занимается сексом с девушкой своего товарища на могиле ее отца.
И в этой постельной сцене, где простыней служит могильная земля, выражается нарциссический порыв — я вершу судьбу этой женщины, я оскверняю могилу, останови же меня, Господи! Но Бог не внемлет, и только зрители в шоке переглядываются и шепчутся.
Соревнование с Богом в силе и жестокости напрямую заявлено в сцене убийства восьмилетнего мальчика. Молодой Сталин приказывает убить сына Бархатова за то, что тот не отдал все деньги в казну революции. Когда отец рыдает и умоляет пощадить ребенка, Сталин выходит на авансцену и пускается в рассуждения, основанные на библейской истории об Исааке и Аврааме. Если Господь тогда предотвратил детоубийство, почему сейчас молчит? Встретил достойного соперника, или Ему нет дела? Джугашвили кричит: молись, чтобы веревка стала змеей, в дерево ударила молния, и если это случится — я не повешу твоего сына! Отец молится, но чуда не случается. И тогда внезапно Сталин отпускает отца и ребенка, взамен требуя денег. И восклицает, что, пощадив их, он сделал то, чего не смог сам Господь — совершил чудо.
В финальной сцене умерший Сталин приходит в камеру к молодому и на вопрос: «Ты Бог?» гордо отвечает: «Я Сталин!»
Образ человека, ставящего Бога под сомнение, не слишком вяжется с образом Сталина. Он представляется скорее скрытным, замкнутым человеком, параноидально боящимся предательства и сговора. Его решения скорее расчетливы, а не импульсивны. В биографии Сталина много пробелов и темных пятен, но этот спектакль не проливает свет, а напротив, сгущает его там, где и не требуется. Это создает спорное ощущение. К середине спектакля перестаешь верить, что перед тобой действительно Джугашвили.
О молодости Сталина писали не так много, но для более глубокого изучения вопроса можно было воспользоваться книгой публициста Саймона Монтефиоре «Молодой Сталин».
Перевоплощение семинариста
Главный герой сбивает с истинного пути семинариста и близкого друга Давида. Прообразом Давида, вероятно, послужил Александр Сванидзе, он же — брат первой жены Сталина, расстрелянный в 1941 году. Но судьба Давида в спектакле складывается иначе. Он влюбляется в Ольгу, уводит ее из отчего дома в революционное подполье, а затем убивает из ревности к Сталину. Его перевоплощение, пожалуй, самое интересное во всем спектакле, хотя и не основано на реальных событиях. Николай Белин, сыгравший Давида, умело превращается из мягкотелого семинариста в яростного убийцу. Всему виной смертная казнь, к которой власти приговаривают его товарища Сандро. Он приходит на площадь, видит смерть друга, и его сердце черствеет. Впоследствии он привезет в лес для повешения восьмилетнего мальчика и убьет Ольгу из ревности к Сталину.
На его фоне Джугашвили еще более двуличен и подл. В одной из первых сцен он отдает приказ своему маленькому революционному войску: бросить бомбу в толпу, стрелять по прохожим, создать суету. Погибает больше пятидесяти человек. Сталин в этот момент прячется в конспиративной избе, и попивает чай под страшные крики с улицы.
Режиссер Валерий Фокин заявляет, что «Рождение Сталина» — спектакль об исчезновении человека и рождении тирана. Но тиран, похоже, никогда и не был другим.
Островки безмолвия
Сценографическое решение этого спектакля — небольшие декорации, передвигающиеся на колесах. Действие происходит словно на островках. Сталин свободно перемещается по сцене и вне декораций. Он выходит вдруг за пределы избы, или часовни, или лужайки и начинает бродить из угла в угол по всей сцене, нервно дымя папиросой. Этот ход мог бы дать нам понять, что Сталин — человек замкнутый, страдающий паранойей, что вот сейчас он как раз и отгораживается от людей, в то время как они пляшут лезгинку и пьют вино. Он подозревает всех в предательстве и всегда отстранен. Но тут мешают другие герои, которые тоже начинают выходить за рамки крошечных декораций, игнорируя двери и окна.
Конструкции на колесах передвигают люди в черном, с масками на лице. Они напоминают сотрудников спецслужб. Это создает тревожное ощущение постоянной слежки. Тем более, что на входе в театр зачем-то припаркован настоящий автозак.
Встреча Сталиных
Жестокий и коварный лицемер Сосо в финале попадает в тюрьму, уверенный в предательстве со стороны соратников. И здесь случается то, ради чего, пожалуй, Фокин и ставил спектакль «Рождение Сталина». Он сталкивает молодого Джугашвили и умершего Сталина в тюремной камере.
Сценически это решено довольно красиво: к маленькой декорации, изображающей одиночную камеру, на колесах подъезжает вторая — со столом для вскрытия. На столе лежит труп в белом мундире, спиной к зрителям стоят все четверо революционеров, абсолютно голые. Труп встает и медленно переходит в декорацию-тюрьму. Он плохо говорит по-русски, на груди орден, в зубах трубка. Он пришел, чтобы научить Джугашвили быть сильным. Зал узнает в нем Сталина.
Глядя на избитого Джугашвили, распластанного на полу, Сталин (Петр Семак) восклицает: «Как из такого заморыша, как ты, получился целый я!». Зал смеется и аплодирует. Сталин объясняет, что власть не давала ему возможности любить: «Жизнь это котел, а люди — металл!» Молодой Сталин внезапно спрашивает: как же можно убивать людей, у них ведь есть матери (хотя в прошлой сцене молодой Коба отдал приказ убить больше 50 человек). Сталин-труп отвечает: нам-то с тобой что до матерей? Он предлагает Сосо закурить. Сосо спрашивает, что это за табак.
— Беломорканал
— Не слышал о таком, — удивляется молодой Коба.
— Еще услышишь. Это хороший табак и отличное место для исправления малодушных, — говорит мертвый вождь. Зал снова хохочет и хлопает.
Штука про Беломорканал создана ради шутки, ведь Сталин курил табак «Герцеговина Флор». Сталин в этой сцене под аплодисменты зрителей получает возможность оправдаться и за Беломорканал, и за концентрационные лагеря, за жестокость и тоталитаризм, за репрессии и лицемерие. Зал готов принять слова на веру, хлопает и смеется.
Одиночная камера, наконец, уезжает на задний план, мертвый Сталин один остается перед публикой. За его спиной опускается железный занавес, а перед ним из оркестровой ямы поднимается памятник вождю. Каменное изваяние Сталина почти встает в полный рост, но свет тухнет. Так Фокин сознательно избегает оправдания культа личности, которое ощущается к концу спектакля.
Спектакль позволяет Сталину родиться, попытаться оправдать свое существование, но не позволяет ему, наконец, умереть. Труп Сталина гуляет по сцене, предлагая закурить, а в кинотеатрах России, тем временем, отменяют фильм «Смерть Сталина». Зрители смеются, ведь такой привычный Джугашвили не может не радовать глаз. Страшно признать, но пожалуй, страна еще не готова окончательно похоронить Сталина.