Главное приобретение года

 

Это не в 2019-м, конечно, началось, но… Нет, так долго придется объяснять. Начнем все же издалека. Так бывает, что путь в обход оказывается самым коротким. 

Оценивая эпохи, мы вспоминаем большие события и забываем про бытовые мелочи. Возможно, зря. Настоящим символом того, что Советский Союз кончился (будем надеяться на лучшее, будем думать, что навсегда) стала железная дверь в квартире обычного гражданина. Вторая половина девяностых и начало нулевых — это целая эра железных дверей. Двери делали везде — в гаражах и на закрывшихся заводах, в подвалах многоэтажек и в подсобках ставших ненужными НИИ. Объявлений, предлагавших установить недорого надежную дверь, было, кажется, даже больше, чем объявлений, обещавших страстную любовь за деньги. В маленьких подмосковных городах и не производили ничего, кроме дверей. Варили двери, везли в столицу, устанавливали.

Железная дверь — знак того, что ты теперь сам по себе. Символ свободы, ограниченной, правда, пределами квартиры. Намек на то, что у тебя что-то ценное все-таки есть. Последняя или даже единственная защита от хаоса, захлестнувшего внешний мир.

За эту свободу дорого пришлось заплатить (хотя сами двери стоили относительно дешево). Мутным вечером прошмыгнуть через разоренный, ничейный двор, захлопнуть железную дверь. Отгородиться от всего, что не твое. От всех, кроме самых близких. Убедить себя, что хотя бы здесь ты в безопасности.

Естественная реакция на советский коллективизм, — фальшивый насквозь, как все советское, и насаждавшийся насильственно. Да, конечно. Но еще — и что-то вроде капитуляции. Добровольный отказ от прав на свой подъезд, свою улицу, свой город. На ту свободу, которая все-таки чуть шире, чем твоя квартира. На ту свободу, которую не построить и не защитить без сотрудничества с соседями по дому, городу и стране. На настоящую, в общем, свободу.

Отказ от навыка своих видеть не только в тех, кто с тобой за одной железной дверью от мира спрятался.

Там, за дверью дербанили страну бандиты. Потом окрепшее государство принялось подминать страну под себя. Если ты добровольно отказываешься от прав — разумеется, их заберут. А потом еще и отнимут те, от которых ты отказываться не собирался. И никто не придет помочь — сосед, такой же, как и ты, испуганный, будет смотреть в глазок, как твою железную дверь режут болгаркой, и радоваться, что это пока не его дверь.

И в том, что государство стало вот таким, как сейчас, с дикими законами и дикими речами лидеров, с репрессиями, пока, конечно, точечными, — но разве это мало? — с зацикленностью на прошлом и со стремлением идти куда-то в сторону от остального мира, туда, где дороги нет, где болото, — привычка гражданина отсиживаться за железной дверью свою роль, конечно, сыграла.

Но вот что я вижу в последние годы — а это ведь не самые простые годы, это как раз годы, когда государственная дикость стала превращаться в норму и выдаваться за идеал. Я вижу, как люди из-за своих железных дверей потихоньку выходят. И вспоминают, что им на самом деле принадлежит не только квартира за железной дверью. Что железной дверью территория их прав не ограничивается. И что их свобода не за железной дверью кончается.

Тут ведь тоже верным знаком может оказаться какая-нибудь мелочь. Вот уже несколько лет в моем окраинном районе во дворах на клумбах появляются цветы. Иногда даже — целые цветники. Сажают цветы отдельные энтузиасты, которым не лень потратить свое время и деньги на то, чтобы обычный двор типовой многоэтажки стал немного красивее. Честь им и хвала, но, возможно, важнее другое — никто эти цветы не вырывает с корнем, не вытаптывает, не уничтожает.

Везде (речь, разумеется, о столице и нескольких больших городах, я довольно много по России езжу, и знаю, какое оно на самом деле маленькое — это «везде») появились красивые детские площадки — здесь, конечно, заслуга начальства, не все ж ему беды и разорение нести, что-то полезное и хозяева наши делают. Но лет еще десять назад площадки эти непременно разорили бы, расписали скверными словами, и подожгли все, что может гореть. А сейчас стоят. Дети радуются, мамаши сидят на лавочках, и даже подростки с пивом, которые под вечер пост у мамаш принимают, площадки уничтожать не стремятся.

У меня нет ответа, почему это так. Ну, или, вернее, есть сразу несколько вариантов ответа, и все они меня не устраивают, поэтому не будем тратить на них время. Но явно ведь что-то происходит с людьми. Люди начинают ценить свое право на человеческую жизнь не только за железной дверью. Люди восстанавливают горизонтальные связи (простите за неуклюжую наукообразность фразы, но так доходчивей). Люди не боятся помогать друг другу. Люди возвращают навык сотрудничества.

Мы издеваемся над государством, которое нелепо тратит безумные деньжищи, которое заточено под фантастическое воровство, и которое при этом не находит средств для больных детей или несчастных стариков. Издеваемся над пропагандистами, — с их виллами на берегах итальянских озер, самолетами и яхтами — когда они, забыв на время про величие президента нашего и происки врагов его, просят проникновенно, пуская, если надо, слезу, помочь какому-нибудь несчастному ребенку из глухого села. Скинуться на операцию.

Правильно издеваемся, они другого не заслужили. Но при этом ведь скидываемся, помогаем.

Детям, старикам или тем, кого государство решило сожрать из политических соображений. Или даже бездомным кошкам. Кошкам тоже нужна помощь.

И вот эта готовность к сотрудничеству, мне кажется, в 2019-м достигла какого-то нового уровня. История с борьбой жителей Екатеринбурга за сквер, многих по-хорошему поразившая, — как раз про это. История спасения Ивана Голунова — про это. А еще — история Шиеса, истории тех, кого в ходе злосчастного «московского дела» удалось вытащить из тюрьмы — хотя бы с условкой, ну и что, и тому приходится радоваться.

Модно нынче рассуждать про интернет вещей. Про то, как объединившиеся в сеть холодильники и соковыжималки сначала облегчат нам жизнь, а потом поработят. Ну, пусть пробуют, а пока мы видим, как вокруг появляется интернет людей. Как стихийно формируются сети из живых людей для решения одной конкретной проблемы. И решив проблему, распадаются, — это нормально, ничего в этом страшного нет. Важно, чтобы потом, когда понадобится, сцепились снова распавшиеся звенья.

Интернет придумали когда-то, чтобы сложные информационные сети выдержали ядерный удар. Интернет людей не такой — интернет людей хрупок. Всегда есть один, много, если два самых отчаянных, самых увлеченных, на которых все держится. И если их из сети выдернуть — все посыплется. Человека сломать несложно — любой дурак с куском арматуры управится с этой задачей. Но это значит просто, что нам надо бережнее друг к другу относиться. По возможности.

Я знаю нескольких таких отчаянных, которые едва ли уже не жизнь тратят на создание интернета людей. Лиза Нестерова, Владимир Акименков, Илья Азар… Прерву, впрочем, перечисление, чтобы кого-нибудь не забыть и не обидеть. 

Новый уровень интернета людей и есть главное приобретение уходящего года. И это вовсе не мелочь.

Вы, наверное, видели знаменитые кадры — обыск в ФБК, пилят железную дверь, красиво, по-новогоднему летят в разные стороны искры… Вот он, главный символ разъединенности, и он никого больше ни от чего не защищает. Через секунду дверь сломают, и вытащат все, что плохо лежит. 

Но если ваше дело важное — после интернет людей поможет. И нет у государства силы, чтобы интернету людей помешать. Несмотря даже на то, что интернет людей — штука очень и очень хрупкая.

С наступающим!