Голосование за поправки: крепостной театр в предвкушении премьеры

 

Тут важно восстановить последовательность событий. В воскресенье министр здравоохранения Дагестана Джамалудин Гаджиибрагимов дал интервью блогеру Руслану Курбанову, в котором рассказал, что «внебольничной пневмонией» и коронавирусной инфекцией болеют в республике больше 12 тысяч человек, и свыше шестисот от этой самой пневмонии погибло. И что среди погибших — больше сорока врачей. 

Официальные данные по коронавирусу там, разумеется, — как и везде почти в России, — куда менее страшные: три с небольшим тысячи инфицированных, 27 умерших. Это нужно зафиксировать.

Это нужно зафиксировать, потому что в понедельник состоялось совещание Владимира Путина с руководством республики Дагестан, посвященное эпидемиологической обстановке. Естественно, оно было запланировано заранее, и, разумеется, министр об этом знал, и обращался даже не к потенциальным зрителям размещенного в популярном инстаграме интервью, а непосредственно к президенту. Озвучивал свои страшные цифры, чтобы показать, что в республике беда, и чтобы эту информацию нельзя было проигнорировать. Смелый, между прочим, и совсем необычный для российского чиновника поступок.

Озвучил свои страшные цифры, и сам себя испугался немного, и тут же появился пресс-релиз министерства, растиражированный уже не в блогах, а на сайтах государственных информационных агентств и телеканалов: «С начала пандемии в Дагестане скончались около 40 медработников, это не только врачи, а также средний, младший медперсонал и другие сотрудники. И не все они умерли от коронавируса и пневмонии, были и другие диагнозы». Но главные слова были сказаны, и Путин их тоже услышал.

Услышал, и на совещании объяснил, кто виноват в сложившейся ситуации. Нетрудно догадаться: виноваты заболевшие. Сами жители и виноваты: «По оценкам специалистов, основными причинами развития тяжёлых осложнений у жителей региона являются поздние обращения больных за медицинской помощью, а также самолечение на дому. Кроме того, надо дополнительно проанализировать, как исполняются и рекомендации санитарных врачей по режимам самоизоляции, по ограничению массовых мероприятий». Универсальное заклинание, которое теперь повторяют начальники всех уровней. Хотя главный начальник, кажется, все-таки впервые.

Я даже, рискуя кого-нибудь разозлить, допущу, что в его словах есть изрядная доля правды. Тем более что это не так уж важно. Важно вот что. Президент совещание закончил эффектно: «Хочу, чтобы вы знали и были уверены — с Дагестаном сейчас будет вся Россия. Это непростое время мы пройдем вместе. И так будет всегда. Сделаем все, чтобы помочь вам справиться с общей бедой». Сразу после посыпались сообщения — уже и федеральный минздрав занимается Дагестаном, и даже медики из министерства обороны. Чем-то республике наверняка помогут. И это хорошо. Это правильно. На самом деле государство и все эти разнокалиберные начальники, из которых государство состоит, только для того и нужны, чтобы помочь в беде. Только для этого мы их в обычное время кормим и терпим, что бы они сами про себя ни думали.

Но один как раз короткий момент понедельничного совещания позволяет понять, что они на самом деле думают. И о чем они на самом деле думают, даже когда разговаривают о заболевших и о погибших. Среди прочих в совещании участвовал председатель Народного собрания Дагестана Хизри Шихсаидов, и вот что он сказал президенту: «Люди просят вас, чтобы те поправки, которые мы должны внести в Конституцию Российской Федерации, не затягивались, а были приняты своевременно, потому что люди ждут этого, и понимание есть».

Знаете, сейчас ведь даже не важно, кто и как к этим несчастным поправкам относится. Не важно, кто противник обнуления сроков и наступления путинской вечности, а кто всерьез опасается, что умалится без поправок подвиг предков и вместо слова «мама» войдет в употребление жуткое словосочетание «родитель номер один». Важно, что никто про них на самом деле не думает. Одни боятся заболеть. Другие уже болеют. Теряют близких. Нервно ждут новостей из больниц.

Поделюсь тяжелым личным опытом, кстати: это очень нетривиальный квест теперь — узнать о близком человеке, попавшем в реанимацию, что-то помимо стандартной фразы: «Состояние тяжелое». Серьезных это все требует усилий.

Одни боятся потерять работу, другие уже потеряли, почувствовали, как дышит в лицо нищета. Третьи — просто устали сидеть взаперти, и готовы даже жизнью — буквально — рискнуть, лишь бы вырваться из-под бесконечного домашнего ареста.

Все по-разному реагируют на происходящее. Но едва ли хоть кто-то всерьез вспоминает поправки в Конституцию.

Или нет. Мы видим — один человек точно вспоминает. Не забывает про них ни на секунду. Даже когда искренне переживает за заболевших, за умирающих, за врачей, когда пытается помочь, — все равно не забывает про свои поправки. Про передачу власти от себя любимого к себе любимому. И явно стремится как можно скорее увидеть этот грандиозный спектакль, в котором он и главный герой, и единственный зритель.

И подчиненные знают, что его по-настоящему заботит. Понимание есть, как верно заметил Хизри Шихсаидов. И карманные социологи выдумывают россиян, которые рвутся голосовать за поправки. Политтехнологи снимают нелепые, чтобы не сказать — оскорбительные в нынешней ситуации рекламные ролики. Нанимают блогеров сочинять бессмысленные, идиотские — извините, но сдерживаться трудновато, — записи о важности голосования.

И глава парламента республики, в которой дела настолько плохи, что скрывать это уже не получается, на совещании, посвященном эпидемиологической ситуации, находит время, чтобы рассказать про «людей», которые просят президента не затягивать с голосованием. Видимо, это уместно. 

Ну, а что такого? Главный же явно этого хочет. Это его шоу.

Все его подчиненные отлично понимают, что происходит со страной. Некоторые даже отваживаются честно об этом сказать — как министр Джамалудин Гаджиибрагимов. Но еще лучше они понимают, что главного злить нельзя, и что главный каприз главного должен быть в любом случае исполнен. Это вопрос чиновного выживания.

И, конечно, нашим здоровьем ради такого можно рискнуть. Его хорошее настроение — во всех смыслах дороже.