Новость о том, что некие сиятельные мажоры в Думе предложили лишить судей Конституционного суда права публично выражать свое мнение по вопросам, входящим в компетенцию суда, вызвала нездоровое оживление на унылом и скучном рынке юридических новостей. На самом деле, в этой новости нет ничего существенного, что как-то принципиально меняло бы общую картину убогой действительности российского правосудия, и ажиотаж вокруг нее носит чисто конъюнктурный характер. Скорее, обсуждать надо не само предложение, а скрытые мотивы, в том числе — фрейдистские, которые побудили Администрацию президента активировать эту сумасбродную идею именно сейчас.
В том виде, в котором это донесено пока до широкой публики, предложение имеет две составляющие. Во-первых, это запрет на публикацию особого мнения судьи как специфического и должным образом оформленного юридического акта, который составляется членом коллегии судей, рассматривающей конкретное дело, если он не согласен с вынесенным решением в целом или в какой-то части, или даже просто в мотивировке. Во-вторых, это пока не очень явный запрет на высказывание любого частного мнения действующими и бывшими судьями Конституционного суда в публичном пространстве за пределами зала судебного заседания.
Что касается собственно особого мнения, то об его отсутствии в публичном пространстве можно было бы сожалеть, если бы там присутствовало и все остальное — демократия, правосудие, гласность и так далее. Но так как ничего этого в России давно нет, то отсутствие на прилавке в свободном доступе особого мнения судей Конституционного суда массовый политический потребитель вряд ли заметит. В большей степени могло бы пострадать юридическое сословие, лишенное доступа к важному источнику права, способному углубить доктринальное толкование отдельных норм права. Но пока доктринальным, как и всяким другим, толкованием в России занимается оперуполномоченный, потребность в таком источнике права является сугубо теоретической.
В части общего запрета на высказывание своего мнения в публичном пространстве, если до этого дойдет дело, эту инициативу можно рассматривать как акт личной мести и персональный законопроект имени судьи Конституционного суда в отставке Тамары Морщаковой, чья публичная позиция попортила много крови сторонникам конституционных контрреформ в последние годы. В такой мстительной реакции АП нет ничего ни нового, ни удивительного, для нее это своего рода клише, окрашенное в юридические полутона. Тем более, что чем ниже падает авторитет Конституционного суда, темы выше поднимается авторитет Тамары Морщаковой в юридическом и не только сообществе, и на это тоже надо как-то реагировать. Морщакова — это российская Рут Гинзбург, а учитывая острый дефицит юридической совести в России — даже больше, чем она. Чтобы ее нейтрализовать, не жалко и целого закона.
Но я бы не стал преувеличивать мстительные и вообще субъективные мотивы, не отрицая их присутствие на исполнительском уровне. Как это ни парадоксально, бессмысленная сама по себе, если рассматривать ее как изолированный акт, инициатива в целом достаточно хорошо вписывается в общую объективную логику действий Кремля в последние годы. И тут уже речь идет не столько о мести какому-нибудь конкретному действующему или бездействующему судье, сколько о мести Конституционному суду в целом как институту со стороны Системы — мести за многие годы ожиданий и страха, что этот институт, наконец, воспользуется своими особыми полномочиями и особым статусом, предоставленными ему изначально Конституцией. Именно поэтому я не разделяю точку зрения, что за последними поправками маячит фигура председателя КС РФ Валерия Зорькина.
Конституционный суд задумывался как первый среди равных, как суд судов и судей, как институциональный гарант конституционного порядка, даже более важный в чем-то, чем сам Гарант. Кстати, Валерий Зорькин сыграл важнейшую роль в том, что система была сконструирована именно таким образом. В течение как минимум последних пятнадцати лет он, как мог, старался защитить этот особый статус КС среди других судов, идя на бесчисленные политические и юридические компромиссы с Системой, и, в конце концов, потерял ту тонкую грань, которая отделяет, выражаясь по-ленински, «компромисс и компромисс» — то есть компромисс, который спасает, от компромисса, который уничтожает.
Острие поправки направлено не против конкретных судей и даже не против их особого мнения, которое уже давно никого не волнует, в том числе и Администрацию президента. Действительная цель поправок — лишить судей Конституционного суда не мнения, а самомнения. АП хочет сделать их такими же, как все остальные, уравнять их персональный статус и, что еще важнее, статус всего Конституционного суда с другими судебными инстанциями. В новой России нет места избранным, даже если эти избранные демонстрируют сверхлояльность Системе. Сам факт избранности представляет потенциальную угрозу. Зрелый авторитаризм стремится ко всеобщей универсализации, в том числе и в судебной системе. Все должны быть причесаны под одну гребенку. С этой целью и была произведена очередная рационализация статуса конституционных судей — в некотором смысле слова КаСтрация: чтоб не плодили несбыточных надежд…
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.