Помощник президента России Владислав Сурков выступил с манифестом «Долгое государство Путина», в котором выразил радость по поводу того, что российское общество наконец отказалось от «иллюзии выбора», и теперь нам предстоит «долгая, трудная и интересная работа» на благо «большой политической машины Путина».
Для тех, кому перспектива такой «работы» кажется не такой уж заманчивой, мы предлагаем альтернативный манифест Владимира Пастухова. Наш колумнист убежден, что Россия движется в противоположную от светлого будущего сторону и предлагает подумать, к какой политической форме нам нужно идти, и как отобрать у народа “политическую соску” суперпрезидентской республики.
Это только кажется, что выбора у нас нет.
Время реакции — время размышлений и время для выполнения домашних заданий. Отсутствие свободы политического действия не ограничивает свободу политического творчества, а даже стимулирует его. Как свидетельствует мировой опыт, политический успех, как правило, приходил в прошлом к тем, кто сумел воспользоваться «свободным» историческим временем, которое в избытке предоставляет реакция, для работы над ошибками. Когда наступит время действия, думать будет поздно — надо будет принимать решения. Хотелось бы, чтобы они были не интуитивными и ситуационными, как четверть века тому назад. Мы все на самом деле если не знаем, то догадываемся, что нас ждет, но, к счастью, еще не знаем — когда. Какое-то время подумать у нас пока есть. Поэтому, помимо обличения режима, оппозиционно настроенным интеллектуалам не помешало бы заняться и некоторыми другими, пусть не такими увлекательными, но от этого не менее важными темами. Одна из них — вопрос о политической форме «России будущего».
Чисто «партийная» дискуссия
Спор о предпочтительности для России в будущем той или иной политической формы (конституционной монархии, президентской, парламентской или парламентско-президентской республики) по своему характеру является не научным, а идеологическим, то есть носит «партийный» характер. Академической дискуссии о том, какая политическая форма «лучше», не может быть по определению. Это все равно как спорить о том, что лучше — левая рука или правая нога? Обсуждение имеет смысл и значение только в контексте конкретных политических задач, которые ставит перед собой та или иная политическая группа (партия). В этом вопросе не существует никакой «объективной истины», к которой можно было бы апеллировать. Нет никакой политической формы, которая сама по себе лучше другой, а есть лишь форма, которая может способствовать более эффективному достижению целей, стоящих перед конкретной политической группой (партией).
Вопреки широко распространенному предубеждению, вопрос о выборе политической формы вообще и для России в частности не имеет прямого отношения к вопросу о свободе и демократии. Политическая история человечества наглядно демонстрирует, что в рамках любой политической формы, будь то монархия, парламентская или президентская республика, а также любые их «политические деривативы», могут быть в полном объеме реализованы принципы конституционализма, разделения властей и правового государства. И, наоборот, любая политическая форма может деградировать и превратиться в оболочку для деспотического режима. Сама постановка вопроса о том, что демократичней, — американская президентская республика, английская конституционная монархия, немецкая федерация или швейцарская конфедерация — кажется абсурдным. В то же время сегодня только узко-профильные специалисты помнят, в какую политическую форму были облачены нацистский рейх и советская Россия, остальным достаточно знания об их политическом содержании.
Традиция против риска
Выбор политической формы в значительной степени оказывается предопределен существующей политической традицией. Политическая форма, как правило, вытекает из имеющейся политической истории. Помимо этого, на выбор политической формы влияет, конечно, так называемый «политический ландшафт» — размер страны, ее населенность, а равно состав населения, сложившаяся общественная структура и так далее. Особенности как политической традиции, так и политического ландшафта в России таковы, что до настоящего времени единственно приемлемой для нее фактической политической формой был абсолютизм, где единственным воплощением власти является фигура правителя, которая приобретает сакральное значение вне зависимости от того, как она обозначается: царь, император, генсек или президент. При этом формально Россия была несколько столетий монархией, семь десятилетий чем-то вроде парламентской республики и четверть века чем-то вроде президентской республики.
С учетом этого обстоятельства выбор политической формы для «России будущего» зависит не от взглядов той или иной партии на демократию, — эти взгляды, как было отмечено выше, могут быть реализованы в рамках любой политической формы, при наличии соответствующей политической воли, — а от отношения этой партии к сложившейся политической традиции. Если партия хочет сохранить в той или иной форме сложившийся исторический тренд и удерживаться в рамках имеющейся политической традиции, ей будет более импонировать президентская республика, где более четко выражена персонализация власти. Если политическая партия хочет резко переломить ход истории и поменять политическую традицию, то ей будет импонировать парламентская республика, где персонификация власти выражена менее рельефно.
Естественно, что партия, которая идет против существующей политической традиции, сталкивается с более серьезным вызовом, чем партия, которая собирается следовать в русле сложившейся политической традиции, в том числе и потому, что она вынуждена бороться с очень древними и устойчивыми политическими стереотипами, главным из которых является представление о том, что без «царя» Россия развалится на части. Этот страх, который подсознательно живет в каждой русской душе, является мощнейшим фактором, предопределяющим интуитивный выбор большинства в пользу президентской республики. Отказ от традиции — это всегда дополнительный риск. Само собой разумеется, что такой риск должен быть оправданным, то есть должен быть существенный мотив (прибавленная политическая стоимость), ради которого политическая партия должна предлагать обществу изменить привычную парадигму русской истории.
Нация стоит мессы
Конечной причиной провала всех предыдущих либеральных и демократических проектов в России можно считать отсутствие в ней необходимого для достижения успеха субъекта политического действия — то есть нации. Становление русской нации длится вот уже более трехсот лет, но процесс этот еще весьма далек от своего завершения. Россия разлеглась всем своим массивным телом вдоль исторической оси координат так, что голова ее уже уткнулась в постмодерн, а ноги до сих пор болтаются где-то в архаике, далеко за чертой европейского Нового времени.
Русские до сих пор в значительной степени остаются по определению, данному еще Ключевским, «политической народностью», то есть этнической и религиозной общностью, развившейся до уровня создания собственного государства. Но они так и не стали нацией в точном смысле этого слова, то есть общностью, хотя и произрастающей из единого этнического и религиозного корня, но являющейся в настоящий момент целым, в первую очередь, благодаря тому, что все ее члены реально осознают себя гражданами собственного национального государства (точнее — государства-нации), разделяющими его базовые конституционные принципы и ценности, то есть все они связаны между собою еще и особым политическим образом, именуемым гражданственностью.
Без доминирующего в общественном сознании консенсуса в отношении минимального набора базовых принципов и ценностей, привычно именуемых конституционными, нации не существует, сколько бы раз это слово ни было бы прописано на бумаге, в том числе — конституционной.
До сих пор самой масштабной попыткой сформировать русскую нацию из политической народности, как это парадоксально ни звучит, был «советский проект». Он провалился, так как базировался на ложной идеологии, отрицавшей конституционализм и гражданственность, и был внутренне противоречив. Окончательное формирование русской нации и создание на ее основе эффективно функционирующего гражданского общества и современного политического государства является важнейшей исторической задачей русского народа, на решение которой будут нацелены усилия нескольких ближайших поколений.
Таким образом, политическая группа (партия), которая стремится оставаться в историческом тренде и которая признает историческую значимость завершения формирования русской нации, должна поддерживать все те перемены, которые могут содействовать решению этой задачи и одновременно должна отказываться от поступков, которые могут создавать дополнительные препятствия в ее решении. Под этим углом зрения поддержание традиционных, укорененных в глубинах массового сознания иллюзий и стереотипов, сохранение древней политической парадигмы, в основании которой лежит привычка к сакрализации личной власти верховного правителя, является фактором, тормозящим «нациогенез» и препятствующим появлению новых поведенческих политических стереотипов, основанных на коллективном действии.
Ставка на президентскую республику является более безопасной и легче реализуемой. Это равносильно движению в сторону наименьшего сопротивления, так как данная позиция с пониманием будет встречена массой. Но надо отдавать себе отчет в том, что не всякий короткий путь быстрее приводит к успеху. Выбор в пользу президентской республики будет усложнять и удлинять процесс формирования русской нации. И наоборот, ставка на парламентскую республику, рискованная и непредсказуемая, хотя и открывает ящик Пандоры реальных или надуманных страхов и предубеждений, но одновременно может помочь вывести процесс «нациогенеза» из исторического тупика и простимулировать создание реального гражданского общества и политического (конституционного) государства. Иными словами, президентская республика является политическим ингибитором масштабных перемен (угнетает их), а парламентская республика является политическим катализатором (разгоняет и ускоряет перемены).
Спасти единую Россию
Предложение преобразовать Россию в парламентскую республику, в первую очередь, сталкивается с препятствием чисто субъективного, психологического характера: люди не десятилетиями, а целыми столетиями привыкли полагаться на сверхцентрализованную власть, сосредоточенную в руках правителя, наделяемого сверхъестественными, почти сакральными качествами («есть Путин — есть Россия» и так далее). Большая часть населения попросту не представляет, что может существовать альтернатива «персоналистской» модели управления страной, по крайней мере, такой как Россия.
Это все равно как отнять соску у ребенка: как это ни обставляй, все равно это болезненный поначалу процесс. Президентская республика — это как раз и есть та привычная «политическая соска», которую вдруг предлагают выплюнуть, объясняя обществу, что оно уже давно повзрослело и ходить с соской совсем не обязательно и даже неприлично. Дело осложняется еще и тем, что всегда рядом найдется «добрый дядя», который скажет, что ничего страшного не случится, если пососать еще чуть-чуть.
Но, в отличие от ребенка, народ трудно заставить бросить то, к чему он привык столетиями, не создав мотивацию и не развеяв навязчивые страхи общества. Предложение парламентской республики как новой политической формы для российского государства является неприемлемым шагом, если одновременно не предлагается конкретная модель этой республики и не объясняется, как и почему эта конкретная модель будет работать, и как она выполнит два главных политических условия: не приведет к распаду России (пассивное условие) и будет способствовать формированию русской нации как нового субъекта исторического действия, то есть формированию гражданского общества и современного политического государства (активное условие).
Конституционный инжиниринг
Момент истины, в некотором смысле слова, — это момент перехода от абстрактных сентенций к конкретике. Когда речь заходит о политическом будущем России, этот переход дается тяжело, особенно для называющей себя либеральной оппозиции. Россия должна (не должна) быть страной «европейского выбора». — Почему? — Потому что так правильно. — Россия должна быть президентской (парламентской) республикой. — Почему? Потому что иначе быть не может.
Серьезная политическая дискуссия начнется только тогда, когда на все эти «почему» будут даны четкие и развернутые ответы, и когда на сомневающихся перестанут вешать политические ярлыки.
Это значит, что в решении вопроса о предпочтительной для России политической форме ключевую роль сыграет не «ценностный подход» (спор о том, что такое хорошо и что такое плохо), а качественный «конституционный инжиниринг». Просто сказать, что парламентская республика — это предпочтительная форма по сравнению с президентской республикой, — значит не сказать ровным счетом ничего, потому что необходимо объяснить, почему она предпочтительна, как она будет справляться с вызовами и рисками, в том числе с риском дезинтеграции государства. Нужна та самая конкретика в вопросе о механизме реализации власти, отсутствие которой погубило ныне действующую Конституцию.
Задача состоит в том, чтобы предложить и сделать в рамках самой широкой общественной дискуссии понятной и доступной продуманную до деталей конкретную модель парламентской республики с точно прописанным механизмом сдержек и противовесов как на федеральном, так и на региональном уровне, который обеспечивает баланс центробежных и центростремительных сил и при этом способствует формированию русской нации, которая сможет, наконец, завершить многовековой переход от угасающей империи к эффективному современному национальному государству.
И, если вдуматься и оценить масштабность и сложность задачи, то выяснится, что у оппозиции, ратующей за либеральные и демократические перемены в России, не так уж много времени — реакция может совершенно неожиданно закончиться раньше, чем оппозиция успеет предложить русской истории что-то действительно новое и дельное. И тогда эта история снова пойдет по кругу.
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.