in ,

Оно вылупилось, или Снова о поправках

Фото: Евгений Биятов / РИА Новости / POOL / ТАСС
Иван Давыдов

Из всех искусств для нас важнейшим давно уже является Салтыков-Щедрин, но об этом ниже. А пока поговорим давайте про нашу красавицу, про нашу новую Конституцию.

Надоело уже про Конституцию с поправками. Сам понимаю. Надоело. Невозможно уже. Все сказано, что можно сказать. Все шутки пошучены. Да и попробуй еще, пошути смешней, чем Елена Исинбаева, великая спортсменка, и, кроме того, член рабочей группы по подготовке поправок в Конституцию, которая доложила президенту РФ, что раньше Конституцию читать необходимости не было, да и времени тоже, а теперь вот сподобилась и увлеклась.

А ведь она даже и не шутила.

Все так, вернее, все так и было, пока президент не внес в Государственную думу очередную порцию поправок. Тоже ведь отсмеялись — и над необходимостью упомянуть в Основном законе и про Господа нашего (или не нашего, тут дело темное, как вода во облацех), и про Победу, и про священный союз мужчины и женщины…

Да и вообще, важно ведь, как система государственного управления поменяется, какое место под себя наш вечный президент готовит, кто кого сможет назначать и отправлять в отставку. Прочее — фоновый шум, дымовая завеса, безвредное словоблудие разнокалиберных захаров, собранных в помянутой выше рабочей группе.

Все так, повторюсь, все так. Но только вот не зря говорили умные люди, что мы — держава логоцентричная. Мы — про слова, и никакой YouTube эту истину пока отменить не может. Слова важны. Важно, в какие именно слова воплотится очередной тезис, изобретенный кремлевскими мудрецами. Важно, как слова встанут, как друг за друга уцепятся, и смогут ли, если понадобится, вцепиться в нас.

Эти — смогут.

В фильмах ужасов (замечали, кстати, что фильмы ужасов, как правило, не только страшные, но еще и смешные всегда, вопреки стараниям сценаристов и режиссеров, то есть, — все как у нас, и это лишний раз оправдывает сравнение), в такой момент начинает звучать особенно тревожная и нелепая музыка. Герои с любопытством смотрят на непонятное зеленое яйцо, яйцо пованивает немного, но в целом выглядит скорее симпатично, и вдруг — первая трещина, вторая, третья… Распадается скорлупа, лезут наружу жуткие щупальца, когти, клюв, страшные жвала. 

Ну, что-то, допустим, такое: «Умаление значения подвига народа при защите Отечества не допускается». Держать, не пущать, по газонам не ходить. Здесь все, на самом деле. И закон, и пророки, как написали бы в другой книжке, где тоже часто бога упоминали. Чудовищный — потому что омертвляющий и мертвый — чиновничий язык, не имеющий никакого отношения к живому русскому. Вернее, нет, не так. Монструозная фраза не просто демонстрирует полнейшее равнодушие тех, кто ее сочинил, к живому русскому языку. Она убивает живой русский. Не могут в одной вселенной существовать живой русский и вот это «умаление значения».

А из-под скорлупы, подмигивая и шипя, выползают уже новые карательные инициативы. Тут ведь такой простор для творчества: «Умаление значения подвига народа в составе организованной группы лиц по предварительному сговору». «Умаление значения подвига среди несовершеннолетних». «Умаление значения с отягчающими обстоятельствами». Ну, и чтобы про гуманизм не забывать, — «умаление по неосторожности».

Не шипят еще пока, говорите, не ползут? Ну, выползут, дайте срок.

И ведь это — всего одна строчка, а там много. «Российская Федерация является правопреемником Союза СССР». «Российская Федерация, объединенная тысячелетней историей, сохраняя память предков, передавших нам идеалы и веру в Бога, а также преемственность в развитии Российского государства, признает сложившееся государственное единство».

Они несколько лет уже пытались из мертвых кусков имперского величия и советского людоедства что-то такое склепать. Склепали, получилось, вылупилось, ползет. С красным флагом и верой в Бога, бережно хранимой, надо думать, где-то в недрах редакции культового (ах, как находят слова правильные для себя места!) журнала «Безбожник у станка». Пригодилась и вера, чтобы доесть надежду. 

По отдельности эти слова из мертвого языка ничего не значат. Собранные вместе и вписанные в Конституцию — весят много и значат много. Значит, будут давить живой дух, будут мешать тем, кто пытается думать, осмыслять, просто изучать историю, кто рискует рассуждать о будущем (вы, кстати, обратите внимание на то, сколько здесь слов про прошлое, и ни одного — про будущее, это тоже на самом деле не пустяки). Будут омертвлять все, что дышит.

Понимаю, что здесь прагматик усмехнется, а все равно скажу — это пострашнее, чем экономические ошибки и чем политические просчеты. 

Несколько лет уже искали они эти формулы. Или даже десятилетий, это смотря как считать. С точки зрения большой истории — пустяк, мгновение. С точки зрения одной человеческой жизни — изрядный срок. А ведь ни у кого из нас нет большой истории. Есть только короткая собственная жизнь. Теперь вот формулы найдены, и скоро начнут свою работу. Начнут ломать что-то в мозгах, начнут превращать мысль в известку. Можно друг друга утешать — мол, это все ненадолго, но никто ведь не знает, сколько кусков коротких человеческих жизней, а может, и целых жизней сожрет это самое «ненадолго».

А новости — одна другой бравурней. «Кадыров отметил важность поправок о семье и Боге». «Михалков назвал идею упоминания Бога в Конституции справедливой». Оно вылупилось и ползет, они любуются и радуются.

Да, обещано же было про Салтыкова-Щедрина. Жители Глупова, беды которых описывает «История одного города», всякого навидались, конечно, и даже бунтовать, стоя на коленях, пытались. А кончилось все вот как: «Через неделю (после чего?), — пишет летописец, — глуповцев поразило неслыханное зрелище. Север потемнел и покрылся тучами; из этих туч нечто неслось на город: не то ливень, не то смерч. Полное гнева, оно неслось, буровя землю, грохоча, гудя и стеня и по временам изрыгая из себя какие-то глухие, каркающие звуки. Хотя оно было еще не близко, но воздух в городе заколебался, колокола сами собой загудели, деревья взъерошились, животные обезумели и метались по полю, не находя дороги в город. Оно близилось, и по мере того как близилось, время останавливало бег свой. Наконец земля затряслась, солнце померкло… глуповцы пали ниц. Неисповедимый ужас выступил на всех лицах, охватил все сердца.

Оно пришло…»

Вот и мы, похоже, приходим наконец к некоторой определенности. Какие-то глухие, каркающие звуки слышны вполне отчетливо, и скоро за них проголосуют депутаты Государственной думы.

И не стоит слова недооценивать, слова тоже бывают злопамятными.

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.