Мнение автора может не совпадать с самомнением персонажей статьи.
Разгоревшаяся в России дискуссия о здоровых и нездоровых компромиссах, «героях» и «коллаборационистах» по своему политическому смыслу является кампанией «чистки рядов» внутри и так узкого слоя «прогрессивной общественности».
Не стоит, однако, преувеличивать уникальность российской оппозиции в ее стремлении найти как можно больше врагов вместо того, чтобы обзавестись как можно большим числом друзей. История знает не менее «крутых» либералов и демократов в одном флаконе с аналогичной логикой и риторикой — это маккартизм. В основании его идеологии лежали такие же простые и понятные догмы: согласие в любых взглядах с врагом равно враг, любое сотрудничество с врагом равно враг, любая похвала от врага равно враг и так далее.
Маккартизм в России принято считать государственной репрессивной политикой против коммунистов в американской элите. Это в существенной мере неверно — маккартизм был инициирован не государством, а группой людей во главе с достаточно молодым сенатором от штата Висконсин Джозефом Маккарти.
Эта группа в теории занималась изобличением агентов СССР и мирового коммунизма в госаппарате. На практике же, начав с чистки госдепартамента по составленным ими самими спискам врагов, они очень быстро перешли к «уничтожению» всех, кто им не нравился, везде, где им нравилось: коммунистов, социалистов, людей, когда-либо работавших с СССР (включая участие в открытии школ английского в 1934 году в Советском Союзе, запрещенных годом позднее), людей, упомянутых в книгах социалистов.
Постепенно отказ от демонизации СССР и социализма в целом стал приравниваться к сотрудничеству с социализмом. Быстрому распространению маккартизма способствовала невозможность бороться с ним: любой, публично не согласившийся со сторонниками Маккарти, сразу сам становился агентом мирового коммунизма (раз мешает с ним бороться), а, значит, и мнение его не имело никакого значения.
Основания для маккартизма безусловно присутствовали в Америке начала 50-х годов: идеологическая война с СССР набирала обороты, СССР пытался (как и предыдущие 30 лет) вербовать как сторонников, так и агентов влияния, а симпатии к различным проявлениям социализма (профсоюзы и минимальные зарплаты, безусловно, были такими для Маккарти) испытывала существенная часть общества. Стратегия борьбы с врагами была простой: лишать права голоса, публичного доверия, а то и права въезда в США всех, кто вызывает подозрение.
Врагов по маккартизму надо устранять, высылать, выгонять из круга общения — они не имеют права на сосуществование. Маккартизм принимает как аксиому, что с врагом нельзя общаться, потому что враг хитер и одним касанием оборачивает людей в своих агентов. Коснулся — и тебя вычеркивают. Несогласные опасны самим фактом присутствия в рядах граждан США. Но еще опаснее не до конца согласные — полноправные капиталисты, которые где-то в чем-то готовы согласиться с врагом и нести его идеи. Они — потенциальная пятая колонна и коллаборационисты.
Бессмысленно вдаваться в детали и пытаться осмыслить масштаб маккартистской кампании — достаточно будет сказать, что одним из самых быстрорастущих бизнесов того времени были частные агентства, проверяющие действующих и потенциальных сотрудников частных и государственных компаний на их идеологическую устойчивость и отсутствие симпатий к коммунизму. Возможно, самой известной жертвой кампании стал Чарли Чаплин, которому был запрещен въезд в США (он находился в непродолжительной командировке за границей, когда узнал об этом), но помимо него пострадали от маккартизма Альберт Эйнштейн, Роберт Оппенгеймер, Ирвин Шоу, Томас Манн и еще сотни людей.
Конец маккартизма оказался внезапным и по-своему романтичным. Как у всего движения за «чистку» был один «вдохновитель», так и у уничтожения движения был один «автор» — известный телеведущий Эдвард Марроу. Две его речи переломили ход всей кампании и уничтожили казавшееся непоколебимым движение. Они содержали достаточно простые посылы: что несогласие не может быть приравнено к предательству (dissent vs disloyalty); что заставлять других бояться выразить несогласие — всего лишь признак боязни перед их мнением; что нельзя требовать от врагов придерживаться принципов демократии и свободы мнения, не соблюдая их самому. Если вы уверены, что ваша идеология правильная, то почему вы боитесь открыто общаться с теми, чья идеология вас не устраивает? Почему вы считаете, что в открытом противостоянии именно ваши противники убедят окружающих в своей правоте?
Конечно, падение маккартизма — не только результат нескольких речей Марроу, но их существенная роль в смене общественного мнения не вызывает сомнения. И этот ответ телеведущего представляется далеко небезынтересным в контексте сегодняшней российской политической повестки. Удивительно то количество времени, сил и внимания, которое уделяет российская оппозиция борьбе с неправильными союзниками, с так называемыми «приличными людьми», что сотрудничают с властью; с «нерукопожатными людьми», которые противостоят власти; с «бывшими соратниками», которые используют неправильные методы борьбы; с союзниками, которые недостаточно активно ложатся грудью на амбразуру, а то и вовсе решают не бороться с властью публично.
Представляется странным, что большинство лидеров российской оппозиции разной «степени несистемности» видят в качестве главных врагов не людей прямо противоположных взглядов, а людей, чье мнение, поведение и моральный выбор просто не совпадает полностью с мнением этих лидеров. Но компромисс с врагом — путь к поражению, только если ты заведомо считаешь себя хуже врага. Надо становиться лучше и сильнее, а не чистить ряды, пока в них не останутся только согласные.
Первая ранняя попытка объединить усилия оппозиции (Координационный совет оппозиции) была провалом не только потому, что ничего не добилась, но прежде всего потому, что, показав неспособность лидеров различных движений взаимодействовать, привела не к выработке общих позиций в дальнейшем, а только к более жесткому размежеванию на фракции, где принадлежность к одной делает тебя врагом для всех других. Приверженцев компромиссов и «коллаборационистов» сторонятся и пытаются публично казнить не потому, что они «запачкали руки сотрудничеством с властями» (в стране с долговечным и всепроникающим режимом нет никого, кто хотя бы раз не шел на такой компромисс), — их бьют потому, что разномнение приведет к потере беспрекословного контроля лидеров над своими политическими сектами.
В «системной» России запрещено говорить о Путине плохо, в «несистемной» — хорошо. И пока уверенность в собственных убеждениях не заменит убеждения в необходимости партийной дисциплины, ожидать смены «системной» России на «несистемную» не приходится. Есть во всем этом что-то неуловимо далекое маккартистское и одновременно близкое… — ленинское.
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.