«Десятки стран-членов ОЗХО осудили отравление Алексея Навального». Или так: «Менее трети стран-членов ОЗХО приняли совместное заявление в связи с так называемым отравлением российского блогера». Версия заголовка зависит от направления издания, которое делится с читателями новостью, да это и не важно — то и другое правда. 56 стран из 193, входящих в Организацию по запрещению химического оружия, призывают Россию к быстрому и открытому расследованию обстоятельств отравления оппозиционера.
Стоит сконцентрироваться на глаголе — не «осуждают», это важно. То есть, отравление, конечно, осуждают, а Россию призывают. Дают очередной пас. Опомнитесь, поиграйте с нами в обычную дипломатическую игру. Пустите экспертов, ошарашьте хваленым гостеприимством, — ну что вы, забыли, как это делается, нам ли вас учить. Покажите готовность к сотрудничеству. Соблюдайте формальности. Хоть намекните, что не съезжаете пока в пещеру из человеческого общежития. А там…
Но в ответ — тоже заявление, от российской делегации. Чеканный слог — как будто вырезали текст из газеты «Правда» семидесятых. Или тридцатых. «Считаем разнузданную кампанию по поводу так называемого отравления российского блогера и предпринимаемые в этой связи Германией и ее евроатлантическими союзниками шаги на площадке ОЗХО как желание использовать эту международную организацию для оказания политического и санкционного давления на РФ».
Предложение провести все-таки уже наконец расследование — разнузданная кампания. Вмешательство в сугубо внутренние дела. Не вам судить, кого, чем и зачем мы травим. Мы у себя дома.
Новость словно бы из перевернутого мира: Россия выдвигает против Германии обвинения в связи с отравлением Навального. И, тем не менее, это, наверное, все звучит вполне ожидаемо. Мы уже пообвыклись жить в перевернутом мире. А теперь скажу вещь, возможно, неожиданную: вообще-то, покушение даже на такого заметного оппозиционного политика, как Навальный, — частность. Но набор реакций российских официальных лиц на это частное событие позволяет с максимальной наглядностью понять, какая именно линия выстраивания отношений с «так называемыми западными партнерами» выбрана государством. Это и раньше не было, конечно, особой тайной, но тут как будто нерв задели: то ли так уж сильно расстроены начальники наши, что ни убить не получилось, ни спрятать концы, то ли — просто устали кривляться. Выражений не выбирают, в речи не стесняются, на явные подачи с той стороны реагируют как на акт военной агрессии.
Призывают они, видите ли. Русофобы чертовы. Расследование им подавай.
Так какие же решено с ними выстраивать отношение? А никакие. Не нужны нам никакие отношения. Курс на изоляцию становится вполне оформленной стратегией, и если у каких-нибудь оптимистов по неведомым науке причинам оставались на этот счет иллюзии, с иллюзиями пора расстаться.
Но ведь за этим — не просто выбор способов взаимодействия с Западом. «Отношения с Западом» — не какая-то отдельная субстанция, которая существует сама по себе, вне связи с происходящим внутри страны. Курс на изоляцию — это курс на деградацию собственной жизни во всех сферах. Мир давно уже прозрачен — пусть вас не обманывают пандемийные кордоны, это все временные трудности, — и без взаимодействия, без постоянного обмена опытом ничто в нем не может развиваться — ни наука, ни культура, ни экономика, ни государственное управление.
А для того, чтобы мы помнили, как оно бывает без взаимодействия — есть Северная Корея. Которой ядерного оружия, даже без средств доставки, хватает, конечно, чтобы блюсти свой людоедский суверенитет, но едва ли кто-то, кроме, может быть, пребывающих в сладком маразме авторов газеты «Завтра», Северной Корее завидует. Да и то — завидовать-то они, конечно, завидуют, но из московского ада в пхеньянский рай не особенно рвутся переместиться.
В словосочетании «путинская политическая система» слово «система» — не случайное вовсе. Это система, все тут взаимосвязано, все части друг от друга зависят. Курс на изоляцию позволяет отсутствие перемен объявить благом. Несменяемость власти — чуть ли не даром божьим. И тут тоже все ключевые решения уже приняты. Даже не тогда, когда коверкали Конституцию, а когда перестали пускать на выборы самого мелкого уровня реальных оппозиционеров. В этом смысле московские выборы 2019 года и полицейская оккупация столицы важнее, чем всероссийская присяга при пне в 2020-м. Идеология осажденной крепости оправдывает охоту на внутреннего врага, а постоянный поиск внутренних врагов наполняет смыслом стратегию изоляции. А чтобы никто не сомневался в реальности сделанного выбора, множатся новые законопроекты, которые, став законами, окончательно превратят выборы в нелепую формальность, исключив саму возможность политической конкуренции.
И все это вместе оправдывает выстроенную здесь махину, неуклюжую, неповоротливую и неизобретательную во всем, что не касается вопросов, связанных с хищением бюджетных средств, зато с удовольствием пережевывающую любых критиков и давящую любой протест. Одинаково претендующую и на прошлое, и на настоящее. Одинаково готовую карать за неправильные мысли о прошлом и неправильные действия в настоящем.
Помнится, они все образ будущего искали. Даже деньги на это какие-то выделялись. Образ не нашли, деньги… Ну что деньги? Деньги, надо думать освоили. А тут ведь и не надо ничего искать. Идеальный образ будущего для этого всего — серый забетонированный плац.
Правда, кое-что смущает. Читаешь новости из Беларуси, смотришь тамошние милицейские протоколы, попавшие в сеть — «в незаконных акциях не участвовал, но мысленно поддерживал участников»… И поневоле думаешь, что с образом будущего кое-какие варианты все-таки имеются. Даже и нашим великим кормчим есть, куда стремиться.
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.