Справедливость против милосердия. Случай Ефремова

 

 

 

 

Почему я об этом пишу? Такие темы, которые раскалывают общество, лучше обходить стороной. Так должен обходить стороной драку уличных босяков интеллигент в пенсне, если не хочет, чтобы ему намяли бока со всех сторон. По возможности, я так и стараюсь делать. Но в этот раз я испытываю острую душевную боль, как будто бы случившееся касается меня лично. Я люблю Ефремова, и я не готов зачеркнуть эту любовь после случившейся трагедии. Но я и не готов простить и принять как должное ни сам его поступок, ни весь тот сопровождавший его жуткий антураж с хамоватым нечленораздельным бахвальством на фоне раскуроченного авто. И нет, я не дружил и даже не был знаком лично с Михаилом Ефремовым, хотя и видел его мельком один раз после концерта. 

 

Случай Ефремова — это очень сложный этический и гражданский тест для русского общества. Ни одно из кажущихся очевидными решений не является безупречным. И если кто-то полагает, что торжество правосудия, где Ефремову воздастся по закону, является таким идеальным решением, демонстрирующим зрелость гражданского общества, то он, как мне кажется, сильно заблуждается. Но и те, кто готовы простить убийство за талант, — и да, это убийство, так как человек, садящийся за руль в таком состоянии, причем не однажды, не может не понимать, что он может убить другого человека, и не одного, — заблуждаются еще больше. Так случилось, что погиб один простой русский мужик, муж и отец. Но Ефремов в этом состоянии мог врезаться в автобусную остановку, где стояли бы десятки чьих-то детей. И что бы говорили тогда защитники таланта? И в то же время, тысячи мужиков садятся пьяными за руль в этой стране каждый день, и им это сходит с рук. 

 

Ефремов болен и, конечно, распущен. Но болен он сам по себе, а распущен — всеми нами и вместе с нами. Равенство перед законом в России кажется блажью. Мы привыкли к тому, что у каждого здесь свой закон. И не верьте тем, кто убеждает вас, что это касается только «новоявленных бояр», сечиных да роттенбергов. Это касается каждого, только у одного неравенство большое, а у другого — маленькое, и тот, у кого оно маленькое, как правило, стремится вовсе не к равенству, а к большему неравенству, но в свою пользу. Трагическая история, приключившаяся с Ефремовым, —  это не только его личное дело, но это и история о всех тех, кто отмазывался от штрафа за стольник, получал справку за полтинник, шел в обход одной  очереди по блату, чтобы  пристроиться в  другую очередь по еще большему блату. Это в крови народа, это часть культуры, это норма, а не исключение, и это и есть глубинная причина. 

 

Где тот смелый в России, кто может бросить в Ефремова камень, не рискуя попасть под сход горной лавины? Да, может быть, вы не ездили пьяными за рулем или, по крайней мере, Бог вас миловал и не довел дело до трагедии. Но практически каждый пытался хоть раз отмерять здесь себе что-то индивидуальной меркой, а не мерой закона. И Ефремов делал то же самое, просто за народную любовь ему больше позволялось, а вам — меньше. А кому-то позволялось и позволяется побольше, чем Ефремову. Если бы у него отобрали права в любой из предыдущих поездок пьяным, то сегодняшней трагедии бы не было.  В этом суть, а не в водке и не  в преступном разгильдяйстве, — пить или не пить есть его личное дело, — его должны судить за то, что у него  не было ни страха перед законом, ни уважения к нему. Он считал себя выше закона, но он ли один? Другое дело, что неприлично обличать со сцены пороки системы и вовсю пользоваться ими, выйдя из театра. Но и этот упрек можно адресовать значительной части нашей либеральной интеллигенции. 

 

В деле Ефремова принцип справедливости схлестнулся с принципом милосердия, коса возмездия нашла на камень прощения. Что справедливо — то не милосердно, а что милосердно — то не справедливо. По справедливости Ефремов должен ответить по закону. Не должен русский мужик погибать потому, что распущенная и избалованная «звезда» села пьяным за руль. Потому что, если «звезда» отмажется, то как тогда быть со всеми другими? Сразу вспоминается тот пафос, с которым гражданское общество обрушилось на вице-президента одной нефтяной компании, убившего двух врачей на Ленинском проспекте. Хотя он, кстати, вполне себе отмазался, даже несмотря на решение Конституционного суда по этому делу. Это если по справедливости. 

 

А по милосердию — ну, убьют еще и Ефремова, станет ли кому-то от этого легче? Он ведь не Кокорин с Мамаевым, в тюрьме в футбол долго не поиграет. Человек реально болен, причем серьезно. Про талант и все прочее я принципиально не пишу — тут уж не до талантов. С большой долей вероятности реальный срок для Ефремова обернется смертным приговором. Заслуживает ли он прощения?  Какого? Кто вправе принять решение? Бог? Он, к сожалению, не оставит нам инструкцию, даже если записать его имя всуе в Конституцию. Семья погибшего водителя, как объявили в прессе, не приняла извинений Ефремова. Имеет безусловное право. Настораживает, однако, то, что в качестве ее представителя выступает трэшовый «адвокат», а по сути — делец, сделавший карьеру на медийной раскрутке себя любимого в интерьере резонансных дел. Если это правда и все пойдет так, как я предполагаю (то есть так, как это было во всех предыдущих делах с участием этого субъекта), то в очень скором будущем общественное мнение отвернется от жертвы и переметнется на сторону обвиняемого, потому что люди не любят тех, кто горе превращает в бизнес. Это, конечно, не снимает вопроса о прощении и милосердии, а только усугубляет его. 

 

Есть ли выход? Можно ли в этой конкретной ситуации примирить справедливость и милосердие? В принципе, гибкость права позволяет это сделать. Но для этого в России должен существовать действительно независимый суд, пользующийся доверием гражданского общества, что, естественно, сегодня является большим дефицитом. Три вещи не вызывают сомнения.  Ефремов должен предстать перед судом. Он должен адекватно компенсировать семье погибшего потерю кормильца и вообще сделать все, что можно сделать за деньги. Увы, главное нельзя сделать ни за какие деньги. И, разумеется, Ефремов должен быть разлучен с автомобилем и лишен прав на тот максимальный срок, на который закон позволяет это сделать. 

Этот тест на милосердие и справедливость в ближайшие десять лет нам придется проходить много раз. Однозначного ответа на вопрос о том, что делать в этом конкретном случае и должен ли Ефремов сесть в тюрьму, у меня нет и быть не может. Закон позволяет вынести ему условную меру наказания. Эта мера может быть разумной и адекватной, если суд придет к выводу о том, что его раскаяние является искренним и деятельным, а не продиктованным страхом или простым желанием избежать наказания.  Здесь все имеет значение: и его нынешнее поведение, то, что он делает и что говорит сейчас; и позиция семьи погибшего; и позиция общества. Лично я, понимая все те чувства, которые испытывает семья Захарова, не считаю, что пребывание Ефремова в тюрьме добавит толику справедливости в нашу оголтелую жизнь. Но я не судья и, к счастью, эта трагедия меня не коснулась.