Замечали ли вы когда—нибудь, насколько сотрудники вокзалов и метро, некоторые работники паспортных столов, налоговых инспекций, в общем, мелкие чиновники и служащие похожи на вертухаев? Особенно женщины — на вертухаек?
Думаю, меня хорошо поймут бывшие сидельцы или их родственники, которые ездили на свидание к своим близким на зону, или те, кто бывал в СИЗО, колониях и прочих местах «не столь отдаленных».
Мы видели настоящих вертухаев, тех, кто сторожит осужденных на вышках, кто ходит с собаками по периметру зоны, и ненавидит тех, кого приходится содержать — причем не добровольно, а за зарплату.
Когда я говорю «вертухай», «вертухайка», я имею в виду особый, часто встречающийся тип людей, как правило, закомплексованных, как правило, несчастных, обделенных любовью, которые ненавидят и отыгрываются за свою неудавшуюся жизнь на тех, кто находится у них в подчинении или от них зависит.
Недавно я спешила на электричку, опаздывала на встречу и решила, что билет куплю на вокзале в кассе «на выход». То есть на самом деле мне совсем не нужно покупать билет.
У меня, как у каждого московского пенсионера, бесплатный проезд по железной дороге.
Да, мы, пенсионеры, можем ездить бесплатно, и у нас есть «карточка москвича», по которой в метро мы проходим, прикладывая ее к валидатору. А вот на вокзале мы должны отстоять очередь в кассе и получить в придачу к своей «карточке москвича» этот самый бесплатный билет на проезд. И в этом, как выяснилось, кроется большая «засада» .
Когда я приехала на Казанский вокзал, оказалось, что в этой самой «кассе на выход» — перерыв. То есть перерыв в этой кассе аж два раза в день — с 13 до 14 часов и с 15 до 16 часов. И если кассир ушел на перерыв, то его заменить некем. А вас из вокзала без этого билета на выход никто не выпустит.
Если вам не повезло, как не повезло мне, то вы должны ждать целый час, пока кассир вернется с обеда.
Что по моему скоромному мнению, является безобразием и нарушением всех возможных законов.
Обо всем этом я и пыталась сказать сотрудникам Казанского вокзала. Они смотрели на меня как на сумасшедшую и делали вид, что глухонемые. Рядом с закрытой кассой «на выход» стоял автомат, в который я попробовала вставить «карточку москвича», чтобы получить билет на проход, но на экране появилась надпись, что моя карта заполнена и билет на выход мне получить невозможно.
Тщетно пытаясь получить свою «карту москвича» назад, я представляла, что автомат сожрал мою карточку и мне придется ходить по собесам, пока не выдадут новую.
В отчаянии я обратилась к симпатичного вида охраннику, который элегантно достал из билетного автомата мою карточку и посоветовал обратиться к контролерам вокзала, чтобы они позвали дежурного кассира.
Я спустилась вниз к турникетам, но никто никого звать не собирался. Я просила, умоляла, требовала.
Единственными сотрудником вокзала, кто сжалился надо мной, оказалась среднего возраста темноволосая женщина, видимо, она живо представила, что в скором времени сама уйдет на пенсию и столкнется с похожей ситуацией.
Мы спустились с ней вниз и минут на пятнадцать она исчезла в кассах.
Я продолжала требовать жалобную книгу или начальника вокзала, чтобы он разобрался с ситуацией, но это было абсолютно бесполезно: человек пять контролеров довольно презрительно смотрели на меня и молча хлопали глазами, якобы наблюдая, как через турникеты проходят редкие пассажиры.
И вот появилась моя черноволосая благодетельница в сопровождении небольшого рода молодой женщины в форменной одежде с биркой на груди: «старший кассир такая—то».
Она посмотрела на меня презрительно-брезгливо и спросила: «А чего вы хотите? Вы же без билета проехали в поезде. Теперь ждите, пока наш кассир пообедает…»
Я робко спросила: «Ждать целый час? Но ведь у меня бесплатный проезд. И почему я должна ждать?» Потом набрала воздуха и буквально щипая себя, чтобы не заорать на весь вокзал, попробовала нежно попросить: «Позовите пожалуйста другого кассира! И почему у нее два обеда в день?»
«Она работает 13 часов в день, у нее очень напряженная работа», — пояснила мне старший кассир, и в ее глазах я заметила тот самый вертухайский огонек.
«Я ведь не успела купить билет, потому что спешила на встречу, и я не могу ждать час. Я ведь не могу выбраться из вашего вокзала, помогите мне. Я готова купить билет, но автомат выдает какие—то странные знаки», — умоляла я вертухайку.
Она все так же с презрением смотрела на меня и явно наслаждалась своей властью. Я была в ее власти, я не могла выйти с вокзала.
Тогда моя благодетельница — контролер с черными длинными волосами, затянутыми в тугой хвост, сказала: «Пойдемте наверх и я помогу вам купить билет».
Мы поднялись наверх, касса «на выход» все также была закрыта, кассир обедала.
Я купила билет за 360 рублей — 200 рублей штрафа и 160 рублей — цена билета Кратово—Москва.
Старший кассир—вертухайка теперь смотрела на меня с наслаждением — ведь она заставила меня потратить аж 360 рублей! Я в ее понимании была классовым врагом, которому государство подарило бесплатный проезд, а я нарушила правила получения этой подачки, я проехала «зайцем» и должна быть наказана.
В ее голове не укладывалось, что все это формальность, и я имела право ехать бесплатно. Наказывая меня и запрещая мне выйти из вокзала, она выполняла свой долг, служила государству.
Я же была благодарна темноволосой женщине, которая единственная на всем Казанском вокзале проявила ко мне сочувствие, помогла решить абсолютно простую ситуацию. И тем самым подтвердила известную поговорку: «Мир не без добрых людей».
Но спасибо его величеству случаю, он заставил меня задуматься о двух важных вещах.
Во—первых, мэр Сергей Семенович Собянин!
Прошу вас, обратите внимание на совершенно идиотскую ситуацию: вы подарили москвичам—пенсионерам бесплатный проезд (а сделано это было год назад аккурат перед мэрскими выборами).
Это хорошо. Но ваш подарок оказался с червоточиной. Мы, пенсионеры, должны за этим бесплатным билетом стоять в очередях, хотя вполне могли бы проходить через турникеты с помощью «карточки москвича», как делаем это в метро и автобусе.
Достаточно только изменить настройки в турникетах.
И второе, еще более важное: люди в России делятся очень четко на Вертухаев и на Добрых людей.
Добрых людей, которые умеют ставить себя на место человека, страдающего от той или иной мелкой или крупной несправедливости или нерешенной проблемы, должно быть больше, чем Вертухаев, которые считают всех нас потенциальными заключенными, с которыми можно обращаться, как с отработанным материалом.
И я очень надеюсь, что «добрых людей» будет больше.