«Солдаты курят Мальборо, офицеры стали богатейшими людьми»: дочь советского офицера о последних днях существования ГДР
Германия празднует тридцатилетие со дня...
Десятилетиями ГДР была для советских людей «легальным Западом», поставщиком разнообразных товаров приемлемого качества. Гэдээровские одежду, косметику, посуду доставали «по блату», бились за них в очередях. Но сейчас безвозвратно ушедшая ГДР для некоторых россиян – символ утерянного геополитического величия.
Сорок лет Германия просуществовала разделенной на два государства с разными социально-экономическими и политическими системами. И тридцать последних лет она вновь живет как единая страна. Да, оговоримся: официально ГДР была присоединена к ФРГ в октябре 1990 года, спустя 11 месяцев после падения Стены. Но именно в ноябрьскую ночь 1989-го, когда толпа сносила шлагбаумы на берлинских КПП, начался процесс создания нового единого германского государства.
Сорок лет и тридцать лет – временные отрезки не равные, но все же сопоставимые друг с другом. Холодная война длилась целую эпоху. И уже целую эпоху Европа прожила без Холодной войны. Пока не началось что-то похожее на «вторую серию». Только новые «берлинские стены» теперь стоят вдали от Германии.
В эти знаменательные дни много будут говорить и писать о том, как это было тридцать лет назад.
Германия празднует тридцатилетие со дня...
Падение железного занавеса началось даже не с ГДР, а с Венгрии, первой освободившейся в 1989 году от тоталитарного режима. Венгры первыми открыли границы с Западом, с Австрией. И тысячи восточных немцев устремились на своих «Трабантах» длинным коридором, через границы Чехословакии, Венгрии и Австрии в благословенную ФРГ. Восточно-германский режим, пытаясь остановить поток беженцев, закрыл границы с соцстранами.
А потом начались еженедельные, неутихающие демонстрации в Лейпциге, втором по величине городе ГДР. И режим понял, что возникла новая проблема: многие немцы хотят не уехать, а добиться перемен дома. Вскоре протесты перекинулись на Восточный Берлин.
ГДР 7 октября 1989 года дотянула до своего 40-летия. На фоне массового исхода жителей на Запад и нарастающих протестов помпезное празднование выглядело нелепо. Восточно-германская армия печатала шаг на параде, грохотали танки, престарелый Эрих Хонеккер махал солдатам немощной рукой. Но стоявший рядом на трибуне Михаил Горбачев откровенно скучал и поглядывал на часы. Он понимал, что ГДР обречена.
А вскоре тяжело больного и абсолютно неадекватного Хонеккера снимут с постов главы партии и государства. Новая, «реформаторская» команда будет спешно пытаться спасти ситуацию в республике. Но было слишком поздно. 9 ноября 1989 года на пресс-конференции партократ Гюнтер Шабовски, плохо подготовившийся, запутавшийся в непрочитанных документах, по ошибке объявит о том, что проход через границу на Запад открывается немедленно. Стена пала той же ночью под напором толп с Запада и Востока. Но было ясно, что и без ошибки Шабовски «Антифашистский защитный вал» не продержался бы до конца осени.
Позднее, уже в объединенной Германии, в восточных немецких землях появится феномен остальгии — ностальгии по временам ГДР, по ее своеобразной культуре и образу жизни. Сейчас остальгия стала ходовым туристическим товаром в Берлине, Лейпциге, Дрездене. Символика ГДР, ее армии, ее спортивных клубов, бетонные кусочки Берлинской стены, предметы восточногерманского быта – все это активно продается и покупается. Сорокалетняя история германского раскола стала местом развлечений.
Но остальгия, странная тоска по ГДР, появилась и в России. И тут все куда серьезнее. Блоги «патриотов-государственников» пестрят постами о «красной Пруссии», о «непобедимой Народной национальной армии ГДР», бок о бок с которой советские войска непременно дошли бы до Ла-Манша.
«В ГДР сохранялся подлинный германский дух, не то что в американизированной ФРГ» — такая немыслимая в советские времена оценка встречается в современной России довольно часто. В СССР Восточную Германию все же считали «республикой антифашистов», а не бастионом истинного германизма. Но многие россияне научились создавать в своих черепных коробках альтернативное прошлое.
«Мы предали ГДР» — этот плач уже несколько лет не утихает в «национал-патриотических» медиа. Люди действительно не понимают разницы между кучкой аппаратчиков и страной, большая часть жителей которой в 1989 году готова была буквально лезть на Стену. «Горби, спаси нас» — кричали берлинцы президенту СССР в 1989 году, во время его визита в республику. Подлинным предательством восточных немцев была бы попытка Москвы и дальше удерживать местную партийную геронтократию у власти.
Журналист Павел Пряников и поэт Всеволод Емелин по просьбе «МБХ медиа» делятся с читателями своими воспоминаниями о восточно-германском влиянии на советскую жизнь и пытаются ответить на вопрос: откуда в России взялась тоска по ГДР?
Чем для советского человека была ГДР? Выделялась ли как-то ГДР на фоне остальной Восточной Европы?
ГДР была образцовым государством для советских людей — как и в целом всегда немцы. ГДР привлекала сочетанием порядка и благосостояния. Через социалистическую Германию прошли миллионы наших сограждан – через службу в группе советских войск там. Потому информация о жизни в этой стране доходила исправно. У меня самого двоюродный брат служил в ГДР, и от него я знал о чистоте и порядке в этой стране, о свободной продаже нескольких сортов жвачек, пластинок западных рок-групп, джинсов, нескольких сортов отличного пива и так далее. Как ребенку и подростку мне запомнились немецкие сказки по нашему ТВ (в передаче «В гостях у сказки»). Хорошо помню и сейчас их сказку «Карлик Нос», она казалась мне настоящим мистическим «ужастиком». Это был редкий случай свободного ознакомления советских детей с замогильной готикой. Производило сильное впечатление.
Было ощущение, что ГДР самый главный наш союзник. Главной «фишкой» ГДР в сознании были ее спецслужбы и армия. Началось с устойчивого мифа, что в 1968 году волнения в Чехословакии подавляли немцы. Что от одного вида немцев на чешских дорогах люди прятались куда только можно. У меня отец был в командировке в ЧССР в 1970-е, и он тоже мне рассказывал об этом. Считалось, что ГДР скрепляет восточноевропейский блок – немцев боятся неверные чехословаки, поляки, и это наш главный ударный кулак в Европе.
Восточная Европа в целом являлась для нас доказательством того, что социализм может восторжествовать не только в достаточно специфических странах типа нас или Китая, но и в Европе. Причем большинство было уверенно, что социализм там гораздо более эффективен, чем в СССР. Польский трикотаж, венгерские и болгарские овощные консервы, чехословацкое стекло, мебель и мотоциклы «Ява», сервизы «Мадонна» из ГДР, их мужская косметика, крем для бритья «Флорена». Да и, работая геодезистом, могу засвидетельствовать, что приборы народного предприятия «Карл Цейс-Иена», были гораздо удобнее нашей оптики. Все это вселяло некоторый оптимизм и веру в светлое социалистическое будущее. Ну вот у нас не получается, но кто-то может же!
ГДР, конечно, выделялась на общем восточно-европейском фоне. Все остальные страны были так или иначе «зашкварены» и доверия не вызывали. Чехословакию и Венгрию спасали танками. Польша вообще всегда была бельмом на глазу мировой системы социализма. Румыния имела дипломатические отношения с Израилем, вечно воздерживалась в ООН, да и вообще разве можно всерьез принимать Румынию? Оставалась братская Болгария, но там кроме вина и курортов ничего нет. На этом фоне ГДР возвышалась нерушимым утесом. Интересно, что все знали о восстаниях в Венгрии и Чехословакии, но никто, кроме специалистов, не знал о восстаниях в ГДР.
Безусловно, был какой-то особый стиль ГДР. Прежде всего считалось, что это дисциплина, добросовестность и трудолюбие. В отличие от диссиденствующих, богемных поляков, и остальных союзников, которые чем южнее, тем безалабернее. Якобы чистосердечная вера в идеалы. В СССР в них никто не верил, но верили, что верят в ГДР. Что свидетельствует, видимо, об эффективности работы Штази.
Вообще именно детство моего поколения испытало особенное воздействие ГДР. Единственный язык соцстраны, который учили в школе, был немецкий. Каждый мальчик мечтал о ГДРовской железной дороге. Там создали целый Голливуд для детей и подростков с истернами по мотивам книг Карла Мая, которыми, поговаривают, зачитывался маленький Адик Шикльгрубер. Для взрослых был балет «Фридрихштад Палас» Из-за него многие мужчины не напивались до двух часов на Новый год. Когда еще увидишь на советском ТВ практически голых девушек если не в этом балете? И спорт. Маленькая страна настойчиво занимала на всех Олимпиадах третье место после СССР и США. На фоне медленно и скучно обуржуазивающихся Венгрии и Чехословакии, можно смело говорить про стиль ГДР.
Как было воспринято падение стены? Не было ли страха: Германия объединяется, грядет Четвертый рейх?
Падение стены было воспринято как однозначное крушение социализма. Самые верные и эффективные наши союзники уходят от нас – значит, скоро падет и СССР. Да, был страх перед объединенной Германией. Но недолго – не больше года. Германии удалось быстро и эффективно переломить этот страх массированной гуманитарной помощью советским людям, в первую очередь едой. Заодно шла информация чуть ли не каждый день, что вот-вот немцы в благодарность за отдачу им ГДР дадут нам миллиарды марок помощи и инвестиций, Германия скоро прольет на нас денежный дождь.
Советские граждане встречали эти события в 1989 году с энтузиазмом. Тогда было время надежд. И падение Стены казалось еще одним шагом к тому, что скоро мы заживем как ФРГ и Америка. Страха не было.
«Остальгия» — термин, касающийся жителей Восточной Германии, ностальгирующих по временам до 1989 года. Но непостижимым образом вселенская тоска по ГДР проросла и у нас. Легенды о неимоверной мощи армии ГДР и о ее прославленных спецслужбах – это уже почти часть российского патриотизма. Что это за явление в российском контексте, откуда оно? Можно ли это считать проявлением тайной германофилии?
Да, это проявление нашей германофилии, которой уже пятьсот лет. Надежда на то, что в Россию придет немец и все тут исправит. Но вперемешку со страхом, усиленным Второй мировой войной: «Немца не стоит злить, да и самому надо быть с ним начеку». Обожание немца вперемешку со страхом. Это нас роднит с Восточной Европой. Такой же страх распространен и у них. Тоже показательный пример нашей общности с Восточной Европой в социо-культурном аспекте.
Еще в школе нас учили, что в ГДР самая мощная, после СССР, экономика. Мой отец, человек умный и по-советски вполне образованный, говорил, что в случае войны с НАТО, всерьез мы можем рассчитывать только на ГДР с их грозной армией и преданностью идеям социализма. Потом это же я слышал от военрука в школе и от офицеров на военной кафедре института. Поколение моих родителей подростками застало войну. Понимание, что немцы — люди серьезные, навсегда вошло в их плоть и кровь. Я наивным дитем спрашивал отца: «Но они же фашисты, как же, так?» На что он мне на голубом глазу отвечал: «А они всех недовольных свободно в ФРГ выпустили. Остались только идейно стойкие». Полное вранье, но отец и многие другие в это свято верил.
Что касается германофилии… Ну ведь с петровских времен вся наша бюрократия, армия, образование — прогерманские. Недовольные, наоборот всегда были либо фрако-, либо англоманы. А госсистема генетически германофильская. Иногда виляла, но потом либо товарищ Сталин, либо нынешний наш германист ее на правильный путь возвращали. «Наш главный враг-англосакс Западную Германию развратил и превратил в свое подобие. А в ГДР им этого СССР не позволил». Те же офицеры-геополитики с военных кафедр институтов середины семидесятых, которые рассказывали нам о несокрушимой мощи народной армии ГДР, Бундесвер в грош не ставили. Танки «Леопард» у них, типа, неплохие, но сам западный немец не тот пошел.
Причем ведь действительно неукротимая Пруссия в ГДР осталась. А на западе кто? Вестфалия? Пфальц? Смешно!