Вопрос, поставленный Венедиктовым ребром, остается главным для понимания сути происходящего: а, собственно, зачем? Уж легче понять, для чего козе баян, чем для чего АП этот цирк на колесах.
Так много слов было сказано «до», что уже просто обязан что-то сказать «после». Замечу, увиденное не превзошло ожиданий, но и не разочаровало. Где-то так мы себе все это и представляли. Это хороший признак — ситуация становится прогнозируемой, по крайней мере, на интуитивном уровне. Теперь надо подтянуть наше сознание до уровня нашего подсознания.
Восстания не вышло, но и слить протест в «шашлык-машлык» не удалось. Процесс со скрипом снова пошел и теперь будет только набирать обороты, пока его не остановит либо очередная революция, либо очередная контрреволюция, что по сути одно и то же. Только такой контрреволюции, что случилась в 2013–2014 годах, уже будет мало. Такую дыру Крымом не заткнуть, здесь Аляску подавай. А это стремно.
Но об этом уже многие сказали, поэтому я не столько о содержании, сколько о форме. И не просто о форме, а о гвардейской форме, точнее нацгвардейской. Если когда-нибудь кино о московских протестах дойдет до какого-нибудь фестиваля, приз жюри за лучшую работу художника по костюмам ему обеспечен. Если говорить исключительно об эстетике, то схожие эмоции последний раз я испытывал, когда смотрел, как Штирлиц по коридору идет на прием к Мюллеру в «Семнадцати мгновениях весны». Люди, которые заказывали дизайн экипировки Росгвардии» и ОМОНа, знали толк в извращениях.
По смешному совпадению меня пригласили комментировать московские протесты онлайн на “Би-би-си”. Подъехав к центральному офису телекомпании, я обнаружил здание заблокированным беснующейся толпой британских наци — их лидера, оказывается, посадили на полгода за день до этого. Там было тысячи две вошедших в раж громил, которые словами и жестами демонстрировали, что именно они сделают с сотрудниками телекомпании, если до них доберутся. Между сторонами стояла жиденькая цепочка лондонских «Бобби», пузатых, добродушных в затрапезной форме и желтых жилетах. Разумеется, без оружия. Нас проводили окольными путями и запустили с заднего входа, как заговорщиков. На этом фоне первая же увиденная мною на «бибисишном» широком экране картинка из Москвы шокировала.
В некотором смысле эта новая эстетика отсылает нас к стародавним временам чекистской кожанки с маузером на боку и черного воронка. Это больше, чем утилитарная необходимость, в этой стилистике отразилась новая эпоха. Я бы сказал, что в образе «полицейского киборга» нашла воплощение мечта о новом сверхчеловеке. Перед нами визуальный мем нашего времени, ее криптограмма, расшифровывать которую должны не столько политические эксперты, сколько специалисты по психоанализу. Тут очень много от Фрейда.
Старая Москва с ее бордюрами и добродушным пластиковым зоопарком ушла в прошлое. Собянинская эстетика сменила гражданское платье на военный френч. Новая Москва оформлена в стилистике Лени Рифеншталь, и эту картинку уже не удастся затереть. Отныне Москва — это шеренги киборгов, сверкающих «хиповыми наколенниками», колонны блестящих на солнце скафандров, под стеклами которых угадываются «балаклавы», хищные стаи «черных птиц», клином врезающихся в толпу и уволакивающих свою жертву, и крик: «По коленям, по коленям…» Вряд ли это тот театр, о котором мечтал Собянин.
Почему это важно? Конечно, красота спасет мир. С Достоевским не поспоришь. Но она же его и доконает. Красота — как вода из русской сказки, бывает живой и мертвой. Красота сегодняшней Москвы — мертвая.
Вглядываясь в эту новую эстетику, понимаешь, что вопрос Венедиктова имеет неожиданный и очень простой ответ. Весь этот карнавал в духе садомазо есть лишь атрибут философии насилия, возведенной в культ. Культ силы — это единственная настоящая и неподдельная религия современной России. Это божество, которому поклоняются все от мала до велика, это вера, которая соединяет верхи и низы. Те, кто заказывал и кто создавал дизайн этих «прикидов» пришельцев из «Звездных войн», гениально ухватили и передали этот дух.
Смысл этой акции устрашения и бесчисленного числа тех акций, которые за ней неизбежно последуют, в служении этому новому культу силы. Если цель поэзии — поэзия, то цель террора — террор. У него нет других «практических» целей. Это ритуал, который теперь будет повседневно исполняться новой российской религиозной сектой — «орденом силовиков». Как и всякий ритуал, он давно никак не связан с реальностью, у него нет понятного прикладного значения, у него есть только сакральное значение, и оно самодостаточно. Поэтому нет и не может здесь быть никаких «зачем» и «почему». По бронированному кочану.
Это насилие ради насилия, насилие как самоцель, насилие как заместительная терапия, вытесняющая страх из подсознания и компенсирующая его агрессией.
Это высшая и последняя стадия развития «диктатуры закона» — диктатура закона джунглей. То есть закона зоны.
Но зря они так, все-таки. Ведь, если верить Сталкеру: «Зона требует к себе уважения. Иначе она карает»…
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.