in

Утопим весело умы. Лев Рубинштейн о коронавирусе и «Лебедином озере»

Фото: Emilio Morenatti / AP

В наши дни по вполне понятным причинам кто только не вспоминает о необычайно важной и славной страничке в истории нашей отечественной культуры. Страничка эта называется «Болдинская осень».

Лев Рубинштейн

Я в эти дни постоянно вижу перед собой призрак обобщенной школьной учительницы с указкой в руке, говорящей со специальной, профессионально обусловленной задушевной интонацией:

«Представьте себе, ребята: холера, карантин, невеста в Москве…» 

И ребята, конечно же, легко представляют себе и холеру, и карантин. Не говоря уже о невесте в Москве.

Кто только не вспоминает теперь о старинной европейской чуме, вдохновившей Пушкина в дни пленившего его холерного карантина, в дни его принудительной «самоизоляции» на одну из его Маленьких трагедий.

Кто только не цитирует, взбадривая друг друга и самих себя перед лицом чего-то непонятного, странного, в полном соответствии с умственно-эмоциональными нравами постмодернистской эпохи опасного и веселого одновременно: 

Зажжем огни, нальем бокалы,
Утопим весело умы
И, заварив пиры да балы,
Восславим царствие Чумы.

 

Вот и мы — тоже.  Зажжем, нальем, утопим, восславим…

Вот и нам все время хочется быть легкомысленными, нам хочется шутить и веселиться. Нам хочется, тесно прижавшись друг к другу, под ненадежным дырявым навесом спрятаться от проливного информационного ливня.

Из бурных и мутных информационных потоков вылавливаются время от времени костлявые, малопригодные для употребления рыбешки, вызывающие лишь короткие, эфемерные ни к чему не пригодные и ни к чему не обязывающие ассоциации. 

Так, например, когда мой взгляд, — не помню, да и не важно в каком контексте, — прихотливо упал на словосочетание «зять Мишустина», мне не пришло в голову ничего кроме того, что это, в общем-то, типичное название для какого-нибудь дореволюционного русского водевиля. 

Нас особенно развлекают, нас отвлекают от сомнений и тягостных раздумий и даже по-своему утешают разные дикие новости с отчетливыми признаками черного юмора.

Вот я читаю вдруг такое:

«Молодая москвичка умерла в одном из баров в центре Москвы, во время конкурса по поеданию пирожных. В соревновании участвовали несколько человек, москвичка была близка к победе, но подавилась, начала задыхаться и упала».

Тут, видимо, надо бы сказать «Вечная память безвинной жертве». Ну, говорю, мне не жалко.

Ну, а на фоне массовой корона-истерии наших дней не может оставить нас вполне равнодушными горестная весть о том, что «семь человек в Иране умерли от употребления метилового спирта для защиты от коронавируса».

Впрочем, такое свойство нашего выборочного внимания проявляет себя не только в условиях информационного душа Шарко. 

Я вспоминаю одно лето самого начала двухтысячных. 

Это лето запомнилось мне не только беспримерной жарой, но и отчетливым информационным дефицитом — не то что сейчас.

Ну, просто ничего почему-то не происходило в то лето. Как-то совсем. И лишь к концу августа где-то все-таки что-то взорвалось. Но это лишь в конце. А до этого – ну, ничего.

А газетам о чем-то же надо писать!

И вот все буквально газеты и еженедельные журналы на этом унылом безрыбье набросились на несчастную Воронежскую область, где, — если опять же верить газетам — в это безновостное лето имело место массовое отравление грибами. 

Вот об этом все и писали. И о том писали, что городские больницы переполнены отравленными. И о том, что число умерших от отравления превысило… ну, что-то, в общем, оно превысило. О том, что были специально мобилизованы войска местного гарнизона, которые охраняли входы и выходы в лес и из леса и никого туда не впускали.

Из разнообразных макабрических сюжетов выделялся один, героем которого стал некий местный житель, по профессии врач. То обстоятельство, что был он именно врачом, а не, скажем, заведующим химчисткой или водителем автобуса, указывалось не просто так, ради репортерской «человечинки», не просто ради «оживляжа». Это обстоятельство во всей этой истории играло вполне сущностную роль.

В общем, этот самый врач, несмотря ни на что, был настолько одержим непреодолимой страстью к грибам, что сумел в обход строгих кордонов проникнуть в лесную чащу, набрать полную корзину грибов и какими-то партизанскими тропами благополучно вернуться домой.

Дома он, конечно же, нажарил этих грибов с картошечкой, поел их с отменным аппетитом и той же ночью по скорой попал в реанимацию.

Попал он туда, судя по всему, вовремя. Потому что после всяких энергичных промываний и прочих очистительных процедур, он не только остался жив, но  довольно скоро и на собственных ногах вернулся домой. 

А дальше, пожалуй, самое интересное. 

Этот недоотравленный медицинский работник, придя домой, вошел в кухню, открыл холодильник и обнаружил в нем остатки позавчерашнего не вполне удавшегося пиршества.

Что было дальше, уже понятно? Все правильно — он вынул эти грибочки из холодильника, разогрел их с маслицем на сковородке и не без удовольствия, последнего, увы, удовольствия в своей жизни, съел их.

Жил он один, близких родственников не имел, поэтому соседям и коллегам пришлось собирать деньги на похороны.

Да, не только в условиях бурных информационных потоков мы бессознательно ищем и иногда находим различные утешительные свидетельства того, что мы с вами еще не самые отпетые идиоты на белом свете. 

Но именно в таких условиях наш жадный интерес к этой стороне дела как-то особенно интенсивен.

А тут еще и сны. А слухи? А праздные размышления?

Или, допустим, какие-то странные, совершенно не объяснимые, ни к каким текущим, грозным или забавным, событиям не имеющие отношения, но при этом непреодолимые потребности иногда овладевают человеком в такие дни.

Ну, например.

Почему-то именно в один из совсем недавних дней мне приспичило узнать, как по-китайски пишется «Лебединое озеро». Вот просто совсем не понятно, почему вдруг.

Оказалось — если верить гугл-переводчику — пишется оно так:

И что мне, спрашивается, с этим знанием делать?

Почему именно по-китайски, объяснить еще, может быть, кое-как удастся. Ну, как же — все же родина коронавируса, загадочной напасти, если еще не объединившей вполне, то безусловно способствующей братскому объединению всего человечества вокруг совместной борьбы против указанной напасти. 

А вот при чем тут «Лебединое озеро»?

Неразрешимая, казалось бы, загадка. Казалось бы, неразрешимая…

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.