Экономическая ситуация в мире меняется с невероятной скоростью — в основном из-за ограничений, связанных с коронавирусом. В России все еще сложнее, ситуацию усугубляет нефтяной кризис. Власть, конечно, предлагает меры поддержки, но пока их масштабы гораздо скромнее западных. Российские экономисты уже несколько раз обращались к чиновникам со своими предложениями и подробным планом действий, которые позволят минимизировать потери от коронакризиса.
Власти пока явно не готовы соглашаться с доводами специалистов. Но независимое мнение всегда интересно. На прошлой неделе о нынешней ситуации в России мы поговорили с Сергеем Гуриевым. А в этот обсудили перспективы безработицы, меры поддержки, нефтяной рынок, будущее малого и среднего бизнеса с экономистом, профессором высшей школы экономики и бывшим заместителем министра финансов России Олегом Вьюгиным.
— Как вы оцениваете итоги сделки ОПЕК+, чего добилась Россия, а чего Саудовская Аравия?
— Если бы ситуация осталась таковой, какой она была после 6 марта, то есть разрыв предыдущей сделки ОПЕК и достаточно агрессивные действия Саудовской Аравии по захвату европейского рынка и вытеснения России с него, это бы привело к невероятно низкому падению цен на нефть. То есть это фактически там до Урала было бы где-то, наверное, не больше чем 10 долларов за баррель, а может, и ниже. Это привело бы к тому, что очень быстро наполнились бы всевозможные емкости резервов нефти, то есть это танкеры, это специальные хранилища и компании нефтяные вынуждены бы были просто сокращать добычу, потому что просто нефть никто не берет.
Поэтому сокращение добычи требуется, именно поэтому состоялось это новое соглашение, по которому, конечно, сокращать будут производство не только Саудовская Аравия, Россия и остальные члены ОПЕК плюс примкнувшие к ним не члены ОПЕК, но и Соединенные Штаты по совершенно естественным причинам: при нынешнем уровне цен, а они выше не будут, сланцевые производители будут довольно агрессивно выходить из этого бизнеса.
На самом деле эта сделка позволила хоть как-то стабилизировать рынок, избежать обвального сокращение добычи хаотического, и, конечно, если говорить конкретно о России, то скорее всего Россия ухудшила свои позиции по сравнению с теми, что были 6 марта. То есть если бы Россия пошла на соглашения 6 марта, то сегодня следующие соглашения типа последнего все равно бы потребовалось, это однозначно. Но тогда бы стартовые позиции были лучше у России, потому что Россия сокращает от где-то 11 миллионов баррелей, а Саудовская Аравия тогда бы сокращала от 9-10 миллионов баррелей. А сейчас Саудовская Аравия сокращает от почти 12 миллионов, а Россия от своих 11. То есть в принципе Россия в этом смысле свои позиции ухудшила.
— А вот Саудовская Аравия, по сообщениям “Блумберг”, уже после заключения сделки делает довольно большие дисконты на контракты, на поставки в Азию на май, это означает, что ценовая война на рынке продолжается?
— Как бы, понимаете, каждый производитель волен решать, какую он цену будет предлагать потребителю. Единственное, чтобы сделка работала, надо чтобы производитель нефти исполнял свои обязательства по сокращению добычи, а цена — это цена рынка. То есть скорее всего вот эти скидки означают, что на самом деле Саудовская Аравия не видит довольно серьезного повышения цен, а скорее видит снижение цен. Тут надо иметь одну особенность в виду, что цены, которые мы обычно называем — это фьючерсы. То есть это цена той поставки нефти, которая будет, скажем, в июне.
Может, так и будет, но спот цены сейчас существенно ниже. И, собственно говоря, Саудовская Аравия действует, видимо, по тем уровням спот-цен, которые существуют. Потому что вот этот дисконт, который вы назвали, он к фьючерсной цене.
— Вот вся эта история вообще с разрывом первой сделки ОПЕК+, она могла повлиять на решимость российских властей тратить резервы на борьбу с экономическими последствиями пандемии, то есть буквально, если бы не сделка, как вы считаете, у нас уже раздавали бы деньги людям в масштабах, сопоставимых с западными?
— Нет, нет, конечно. Нет конечно, сделка к этому отношения особого не имеет.
— А как вы тогда оцениваете действия наших властей в поддержке населения, малого и среднего бизнеса?
— Знаете, если крупными мазками, то надо сказать, что действия есть, то есть власти не устраняются от того, чтобы вообще не обращать на ситуацию внимания и не давать денег, не искать пути, как поддержать бизнес, все это делается. Но вопрос в другом, что делается это, на мой взгляд, достаточно сложными инструментами. Поскольку они не простые, то это и создает ситуацию, когда на самом деле эта помощь не доходит по сути. Например, помощь малому бизнесу в виде кредитов, которые банки могут предоставлять малому бизнесу для того, чтобы он сохранил занятость и заработную плату по более низкой ставке. Но это же банк предоставляет, и неизвестно, предоставит он или нет. Если мы посмотрим, как это делают в других странах, там дают бюджетный кредит. То есть выдаются средства из бюджета — это просто, это не банк, который будет считать, потому что он все равно в любом случае берет на баланс риск. И этот бюджетный кредит дается, скажем, предприятию малому с условием, что он будет поддерживать занятость, и какой-то процент оплаты труда, скажем, снизить не более чем на 20%. И если эти все условия выполняются, этот кредит не надо будет возвращать. Если не выполняются, то этот кредит надо будет возвращать, и вообще это очень нехороший как бы поступок компании, и естественно, что такие найдутся, но это все-таки будет очень малая часть.
Очень простая форма поддержки — достаточно заполнить документы, показать численность, что ты платил налоги в прошлом, и все. Это первое. Второе, в этот кризис многие страны идут на то, чтобы просто поддерживать население, не только бизнес, но и население, граждан, которые лишись работы. Как бы косвенная поддержка через поддержку бизнеса, но и прямая поддержка тоже используется. А в России эта прямая поддержка, она, в общем, минимальная, на мой взгляд,. И во многом она носит косвенный характер. Ну и третье, наверное, это то, что все-таки традиционно мы стараемся поддержать, большие ресурсом направляются на поддержку крупных компаний, но забываем о том, что на самом деле больше всего от карантина пострадала экономическая активность не крупная. Да, конечно, крупным компаниям тоже не очень легко, и надо выкручиваться, но основной удар нанесен по сектору сервиса, а это не очень большие как правило компании, культура, искусство, мелкий бизнес. Он оказался в процентном отношении в гораздо худшем положении, чем крупные компании. А как бы решения правительства, они таковы, что делается попытка распределить по доли.
То есть вот малый бизнес России не занимает очень большую долю ВВП относительно других стран, вот он такую долю помощи и получит, а остальное получит крупный бизнес. Это тоже наше традиционное мышление. Понятно, почему правительство это делает, потому что это легче иметь дело с парой сотен предприятий. Во-вторых, все-таки так в голове держит, что если мы чуть-чуть поможем крупным компаниями, то они не будут никого увольнять. А увольнения — это безработица.
— Допустим, вот у вас есть доступ к бюджетным средствам, возможностям, чтобы провести любой закон или нововведение, назовите три первоочередных меры для поддержки экономики — может быть, в конкретных суммах и отраслях.
— Это прямая помощь гражданам, которые оказались без работы или у которых существенно сократились доходы. Это можно сделать через налоговые декларации, через налоги, через информацию точнее, которую имеет налоговая служба. Приведу пример, например, второе по приоритету — это поддержка некрупных компаний. Это можно сделать, например, таким образом, если некоторая компания лишилась 50% доходов в связи с введением карантина, она об этом заявляет, декларирует, то можно ей выдать бюджетный кредит, при условии, что она сохранит 80% занятости и не будет снижать зарплату.
На самом деле стоимость такой помощи, ее Сергей Алексашенко просчитал вот в таком виде, она где-то 200-300 миллиардов рублей, это очень небольшая сумма для российского бюджета на сегодняшний день. И это было бы очень сильной помощью. И третье, может быть, конечно, можно действовать и через кредиты, но в основном это должна идти речь о крупных предприятиях, потому что крупные предприятия действительно могут получать кредиты, они могу даже выпускать долг в сегодняшних условиях, и здесь можно сделать, как правительство предполагает, этот долг для них дешевле. То есть снизить процентную ставку, просубсидировать точнее процентную ставку таким образом, чтобы все-таки полегче было привлечь эти средства — это абсолютно правильное решение. Но я еще раз говорю, что мы концентрируемся на решении для крупных компаний, и достаточно сложные и плохо работающие инструменты предлагаем для небольших и средних, у которых нет доступа к долгу на сегодняшний день, и которые потерпели наибольший ущерб от введения карантина.
— Почему так происходит, почему выбирают такую модель вот как вы сказали: меньше доля ВВП, меньше поддержки? Или только безработица беспокоит, или есть еще какие-то причины?
— Этот вопрос, наверное, не мне надо адресовать, потому что обычно такие вопросы задают тем, кто принимает решения.
— Ну а как вы считаете?
— Я могу только догадываться. Но я боюсь, что есть некая инерция. Вот, когда был кризис 2008 года, там реально под этот кризис попали все, и крупные компании даже попали в большей степени. Точнее, так: они попали в равной степени, как и малые, и средние, там удар был такой равномерный. И тогда, собственно говоря, впервые в России сформировалась вот эта вот парадигма помощи крупным компаниям, ну вообще экономики. И эту парадигму практически сегодня используют. Вот последнее решение, которое, ну оно как бы не озвучено было еще формально властями, но уже утекло в средства массовой информации, вот как раз там примерно те же идеи используются: системообразующие предприятия, вы их выбрали, дальше начинаете по этим системообразующим предприятиям распределять льготные кредиты, ну и, возможно, давать какие-то льготы по налогам. А, конечно, это совершенно другой механизм должен использоваться, когда речь идет о малых и средних предприятиях, которые, как я уже сказал, они пострадали больше, чем крупные в этой ситуации.
Кстати, мы еще не говорили про аренду, потому что многие страны применяют различные меры для того, чтобы арендодатели не сумели договориться с арендаторами о снижении арендных платежей. Потому что арендодателя нельзя рассматривать как просто некого сидящего на ренте человека или, там, компании, нужно учитывать, что очень многие арендодатели закредитованы, и им снизить арендную плату серьезно достаточно сложно, потому что тогда они оказываются в сложном положении перед банками. Поэтому эту проблему тоже надо решать, и, кстати, в Америке и в развитых странах сейчас эту проблему решают тем, что предоставляют определенную поддержку для того, чтобы они достигли согласия друг с другом и финансируют часть потерь и арендодателя, и арендатора.
— Скажите, а какая доля малых и средних предприятий закроется, если карантин продлится в том виде, в котором он есть сейчас до конца мая?
— Во-первых, часть сервисов, которые представлены малыми предприятиями, мигрирует в онлайн там, где это возможно. То есть компании продолжат зарабатывать гораздо меньше, но через систему онлайн. Некоторые компании, которые не могут работать онлайн, например, как парикмахеры, они не могут онлайн подстричь человека, да, вот у них единственный выход — это искать какие-то способы фактически самозанятости, естественно, что это будет происходить, но другое дело, что их доходы серьезно упадут в этой ситуации. Одно дело, когда у тебя есть поток клиентов в салоне, другое дело, когда ты мотаешься по городу, да еще сейчас пропуска ввели, получается, что ты два раза в неделю можешь выехать к клиенту. Вот это вот люди, которые страдают, и им нужна помощь, я просто еще раз говорю, нужна вот эта финансовая помощь.
Поэтому на сегодняшний день порядка 30% вообще уйдут из бизнеса, то есть они просто его закроют, это рестораторы в том числе. Часть, где-то, наверное, 30% тоже уйдет в онлайн. Остальные могут не закрыть бизнес, но будут искать какие-то способы не то чтобы заработать, а просто сохранить основные фонды, и некоторую часть ключевого персонала, надеясь на то, что это все не слишком надолго.
— А если, вы говорите, 30% может полностью уйти — это если до конца мая карантин продолжится, а если до конца лета — может ли увеличиться цифра?
— Если все будет продолжаться, как сейчас, и дополнительной помощи не будет, то я думаю, что 80% малого бизнеса просто уйдет, люди будут вынуждены уйти. Они станут самозанятыми по сути и будут пытаться заработать деньги любым способом. Скажем, недавно я столкнулся с такой ситуацией, что есть такая у нас сфера культуры, то есть это театры, музеи и так далее, которые закрыты, и вот последний раз мне онлайн-доставку продовольствия привозил актер. Очень симпатичный молодой человек, очень вежливый, то есть она на редкость вежливая, я в первый раз столкнулся, когда так тебя вежливо обслуживают в этой сфере. То есть люди будут искать выход.
— Скажите, а какая доля, точнее, есть ли сферы, которые могут исчезнуть полностью? То есть какие товары, услуги могут полностью исчезнуть с рынка в условиях карантина?
— Вы знаете, в рыночной экономике полностью не одна сфера деятельности не исчезнет, разве что если карантин будет просто сверхжесткий по примеру Китая, когда просто нельзя будет выходить из дома вообще. Тогда действительно останется только онлайн доставка необходимых продуктов и лекарств. Но у нас карантин не такой, и я так понимаю, что на более жесткий карантин власти не пойдут скорее всего, поэтому практически ни одна сфера деятельности не исчезнет, а просто эти услуги будут оказываться в гораздо меньшем размере и вне сферы ведения властей, то есть самозанятые. Потому что даже репетиторы, они продолжают оказывать услуги, правда, количество заказов на репетиторов для школьников сократилось практически на 80%, но люди продолжают хоть чуть-чуть, но работать.
Любой вид активности нужен людям, и вообще прекратить этот вид активности можно только единственным способом — это запереть всех дома и не разрешать выходить из квартиры, как это было в Ухане. Тогда да, тогда исчезнет этот вид деятельности вообще. Если же выходить можно хоть даже два раза в неделю, то какая-то активность будет, но она, конечно, будет в разы меньше.
— А по вашим личным оценкам сколько предприятий уже закрыты или подали на банкротство, а сколько человек уже потеряли работу, можно ли как-то оценить сейчас?
— Нет статистики, ну на банкротство, вообще говоря, есть мораторий, то есть сейчас нет необходимости подавать на банкротство, потому что просто даже это рассматриваться не будет, потому что, чтобы рассматривать банкротство, нужно в соответствии задействовать суд, потом управляющего и так далее, это все не работает, суды сейчас закрыты. То есть просто банкротства формального происходить не будет в этот промежуток времени до осени. А банкротство реальное ну, наверное, конечно, есть, безусловно, но оно как бы не превращается в формальный процесс. Оценить, сколько компаний будут де-факто банкротами довольно сложно, я не берусь это сделать, но будут такие компании.
— А процент безработных на сегодняшний день можно оценить?
— На сегодняшний день безработица выросла, но не очень сильно, потому что пока в апреле только 16% компаний заявили о том, что они будут сокращать персонал, то есть пока небольшой процент, но это только начало апреля по сути. Значит, можно предположить, что если все тенденции продолжатся дальше, то эта доля предприятий будет расти от 16 до 20, до 30 реально, ну вот 30 мне кажется это где-то вот такая цифра, которая наиболее ожидаема. Соответственно, это будет означать рост безработицы. Но вопрос в регистрации.
Дело в том, что в России, чтоб зарегистрироваться, ну зарегистрироваться официально как безработный и получать пособия, нужно совершить некие действия, которые, как я понял, во-первых, не так просты, ну вот правда, сегодня я прочитал, как один человек это делал, он все-таки добился своей регистрации, но он потратил достаточно много времени. Во-вторых, не все это делают, потому что они находят какой-то способ самозанятости в новых условиях. Поэтому официальная статистика будет показывать рост безработицы, но он не будет отражать ее реально, реально она будет выше.
— А если в цифрах, вот я на прошлой неделе разговаривал с Сергеем Гуриевым, он сказал, что вполне вероятно, что уровень безработицы в стране может достичь 10-13%, вы согласны с таким вот прогнозом?
— Вот официально мы таких цифр не увидим. Официально мы можем увидеть, я думаю, 7-8 где-то летом, неофициально 10, если вот, опять же, нам не повезет и всему миру не повезет, потому что вирус ведет себя так, завтра будет вести себя по-другому, так бывает. Может, мы как-то с ним научимся сосуществовать мирно.
— Скажите, а при нынешних мерах поддержки сколько времени понадобится на восстановление количества субъектов малых и средних предприятий и их оборотов после окончания карантина?
— Я думаю, что все-таки Россия — это специфическая страна в смысле отношения к людям и людей к людям. Будет примерно такой сценарий: самозанятые, малые предприятия, ИП, они появились из ниоткуда, то есть это не то, что государство приняло решение создать Ростех или там создать корпорацию Веб.ру. Они сами по себе появились. Вот сейчас, когда трудное время, карантин и резкий спад спроса, они как появились, так в никуда и уйдут, ниоткуда пришли в никуда и ушли. Потом, когда вдруг окажется, что так вроде все в порядке, вирус побежден, они будут опять появляться. Это большие издержки для людей, но не очень большие издержки для экономики, хотя они есть, потому что любое восстановление бизнеса стоит денег. Но, тем не менее, это тоже сценарий. И мне так кажется, сценарий, которому по сути власти-то и пытаются следовать.
— Вот еще Мишустин на прошлой неделе поддержал идею о заморозке цен на лекарства, продукты питания и другие товары первой необходимости, и как вам эта идея? Разве она не может привести к дефициту?
— А он уже, по-моему, передумал, насколько я знаю. Конечно, это прямой путь в дефицит. Если еще к сегодняшней ситуации добавить дефицит, то уже даже нужно иметь огромное воображение, чем еще навредить. Я не хочу сказать, что карантин — это попытка навредить, это просто вынужденная мера. Мы понимаем, что если этого не делать, то здравоохранение взорвется. По всей стране это будет, люди будут умирать, потому что не получают медицинской помощи. Но вред-то есть от карантина, безусловно.
— Откуда возникла такая идея, как думаете, почему показалось людям, там, кажется, глава фракции “Единая Россия” это предложил, почему людям показалось, что это адекватная мера?
— Я не сказал бы, что это людям показалось, что это адекватная мера. А то, что в Думе происходит, ну знаете, это же политика, не знаю мотивации. Вообще, в принципе председатель Думы, главный спикер Володин, человек вообще совсем не глупый и хорошо понимающий экономику. Другое дело, что он находится в политике, и в чем там была мотивация такого выступления, я просто не знаю.
— Вот еще накануне Кудрин в интервью РБК предложил рассмотреть возможность привлечь средства вкладов физических лиц в банках на 30 триллионов рублей через займы государством. Насколько это эффективная мера, и не могут ли подобные заявления спровоцировать панику?
— Что он имел в виду, надо понимать хорошо. Я полагаю, что он имел в виду, что у граждан есть деньги на депозитах, надо выпустить ценные бумаги, которые были бы интересны гражданам, чтоб они взяли деньги с депозита и купили эти ценные бумаги. Тогда деньги пошли бы в бюджет, естественно, они остались бы все равно в системе денежного обращения, то есть все равно бы они попали на счета банков, но уже как текущие счета уже после финансирования бюджета. Но на самом деле идея практически нереализуемая, во-первых, эти бумаги должны быть привлекательными, а я не очень понимаю сейчас, какими они должны быть, чтоб они были привлекательными.
ёНаверное, нужно поставить очень приличную ставку. Существует же сейчас рынок ценных бумаг суверенных ОФЗ, которые Минфин недавно пытался даже разместить и немного разместил, порядка 20 или 30 миллиардов рублей, и если мы начнем выпускать какие-то ценные бумаги, которые конкурируют с этими бумагами, то мы убьем этот рынок. Поэтому мне кажется, что более простой путь — это выпускать обычный долг, который сейчас работает хорошо, повысить ставки со стороны Минфина, чтоб попытаться привлечь больше денег.
— Как, по-вашему, может выглядеть самый благоприятный и самый неблагоприятный сценарий выхода России из коронакризиса?
— Здесь уже оттоптались очень многие прогнозеры, аналитики и так далее. Понятно, что самый благоприятный это такой V-crisis, то есть как буква латинская V. То есть главные ведущие в экономике страны, Китай, Евросоюз, Соединенные Штаты, Индия, они рано или поздно, кто-то уже, кто-то еще пока нет, выйдут на плато, то есть когда они увидят, что меры принятые привели к тому, что количество новых заражений резко сокращается и, соответственно, это будет означать, что если еще немножко потерпеть, то начнет падать вообще количество зараженных за счет того, что люди выздоравливают, а новых заражений совсем немного, и тогда они начнут немножечко снимать ограничения.
По расчетам, по траекториям, которые есть, я имею в виду траектории заболевших, получается, что это плато должно быть в конце апреля и в мае, в России позже, потому что в России позже началось, это значит, где-то там во второй половине мая, в июне-июле потихонечку будут сниматься ограничения, экономическая активность будет расти, это и есть хороший сценарий. Вирус не уйдет, все равно нужно будет предохранять себя от него, нужно будет носить маски, нужно будет аккуратно чихать, протирать руки и так далее, но экономическая активность будет возвращаться. Вот это первый хороший сценарий. То есть это произойдет до вакцины. Вакцина, безусловно, появится в конце этого года. Это самый лучший сценарий.
Самый плохой сценарий — сценарий, при котором ограничения не будут сниматься из-за активности вируса, будет продолжаться процесс заражений. Это приведет к небывалому провалу в глобальной экономике. Сценарий менее вероятен, потому что есть примеры, что вроде бы вот Китай сумел стабилизировать количество заболевших. И вроде бы траектории, которые сейчас в Италии, где совсем было такое тяжелое развитие пандемии, тоже демонстрируют, что, наконец, когда они стали использовать меры карантина, началось сокращение заболевших. То есть некие есть примеры, еще можно назвать Тайвань, Южную Корею, которые показывают, что в принципе бороться можно, но жесткими мерами, но потом, как Китай, можно эти пытаться меры немножко снимать.
После нашего интервью с Вьюгиным 15 апреля Владимир Путин анонсировал дополнительные меры поддержки малого и среднего бизнеса. Мы еще раз связались с Олегом Вячеславовичем, чтобы узнать его мнение о новых планах властей.
— Путин анонсировал выплаты в 12 тысяч на каждого сотрудника малых и средних предприятий и гарантии внешэкономбанка для беспроцентных кредитов на выплату зарплат, как вы оцениваете эти меры?
— Оценить надо положительно, это то, о чем говорили многие экономисты. Единственное, выплаты очень скромные и, к сожалению, все запаздывает, то, что было анонсировано, будет только в мае. Весь апрель малый бизнес проходит без какой-либо серьезной поддержки государства. Предыдущий пакет, который предполагал, что можно получать кредиты в банках по ставке 4% для выплат заработной платы, практически не сработал. Банки предоставляли такие кредиты не с очень большим желанием. Мало кто сумел им воспользоваться.
— Вы упомянули, что эти деньги будут выдаваться в середине мая. Почему для получения выплаты нужно на 1 апреля сохранить 90 процентов штата, при этом деньги на эти выплаты собираются выдавать только в середине мая?
— Так устроено логическое мышление властей. Зачем даются эти деньги? Чтобы компании сохранили занятость, ну по максимуму, никто не говорит, что 100%, и выплачивали зарплату. С 1 апреля были объявлены так называемые каникулы или нерабочие дни и с этого момента компании должны были принимать решения — увольнять или не увольнять, платить или не платить. Теперь по логике властей тот кто выполнял рекомендации президента и правительства, те и получат компенсацию.