Уехать в Сирию и не умереть. Авторская рассылка «МБХ медиа»

Привет, это Катя Нерозникова, и я расскажу вам о том, как несколько тысяч россиянок пропали, но этого никто не заметил.

В октябре 2015 года несколько управляемых крылатых ракет взлетели с военного корабля в Каспийском море. Это был первый массированный военный удар со стороны России по территориям, которые занял в Сирии ИГИЛ (террористическая организация, в России запрещена). По иронии судьбы, дагестанский берег Каспия был родным для многих, кто в этот момент находился на землях халифата.

Северный Кавказ был стабильным поставщиком человеческого ресурса для сирийской войны. Мужчины уезжали туда, чтобы сражаться за халифат. Вслед за мужчинами уезжали женщины – их жены, матери и даже бабушки. Кто-то просто слепо шел за мужем, кто-то хотел убедить единственного сына или внука вернуться домой. Но выходов из ИГИЛ было три – в могилу, в тюрьму или в лагерь. В самом крупном из лагерей (в прессе их называют “лагерями беженцев”, то ли от стыда, то ли по незнанию) – Аль-Холь – сейчас находится более 10 тысяч выходцев из стран СНГ с детьми, многие из них – россияне.

Война в Сирии официально закончена, в Дамаск даже начали летать небольшие российские делегации. Ни одна из этих делегаций не доехала и никогда не доедет до лагерей, в которые попали те самые жены, матери и бабушки бойцов за халифат. Эти женщины со своими детьми и внуками больше двух лет живут в брезентовых палатках на пустыре. Зимой их заметает снегом, летом засыпает песком. Они болеют и умирают от дизентерии и воспаления легких. Их ежедневно обворовывают курды, которые охраняют лагеря. Они не попали в тюрьму, но оказались в другом плену – неофициальном.

Несколько тысяч российских гражданок оказались просто не нужны своей стране. Они не погибли, но их вычеркнули из списков россиян, за спасение которых Россия с радостью начинала войну в любой точке мира. Войну в Сирии мы закончили, а те, кто на ней не погиб, умрут как-нибудь сами.

Матери этих женщин не теряют надежды – они ходят по всем возможным инстанциям, собирают документы, просят вернуть дочерей. Путь их посадят в тюрьму, но это хотя бы наша тюрьма, туда можно позвонить, отправить посылку и даже выйти из нее. В Ираке и Сирии участие в незаконном вооруженном формировании наказывается пожизненным заключением или смертной казнью, к ответственности привлекают детей с девяти (!) лет. В России за это дадут восемь лет, и эти восемь лет кажутся неплохой перспективой по сравнению со смертью в изоляции в тюрьме Багдада или гибелью от пищевого отравления в лагере Аль-Холь.

Несколько дней назад я разговаривала с мужчиной из дагестанского Хасавюрта. Его жена уехала в Сирию в 2015 году, забрав с собой четырех детей. Она умерла во время взятия Богуза в 2017, дети сами похоронили маму – закопали в поле. Недавно детей привезли в Россию. Дочери ходят в частную школу, младший сын пока что не ходит никуда. Старшего сына вернуть не удалось – ему уже 15, его посадили в сирийскую тюрьму. Папа надеется, что и старшего сына вытащат – потому что он еще ребенок и не виноват в том, что его мама так далеко зашла в поисках правильной жизни по шариату. Я не смогла сказать папе, что он вряд ли когда-то еще увидит сына – потому что Россия больше не забирает на родину взрослых людей, а 15 лет – это, по сирийским законам, очень взрослый юноша.

Сколько еще таких мальчиков и их матерей пропали в сирийских и иракских тюрьмах – не знает никто. Сколько их прямо сейчас погибают в лагерях беженцев, тоже никому неизвестно.

Я разговаривала с матерями и бабушками этих женщин, и все спрашивают одно – куда нам еще идти? Они обошли всех, кого могли. Им отвечают, что ситуация в этой далекой стране очень сложная, но спасение наших граждан – это приоритет. На этом все и заканчивается. Единственное, что сделали в отношении этих женщин пока официальные органы российской власти – это внесли всех, кого смогли, в список террористов-физлиц Росфинмониторинга.

А ведь это не просто имена, это живые люди, их тысячи и они хотят – и имеют полное право – вернуться домой. Они записывают видеообращения, просят президента, уполномоченного по правам человека, просят МИД, но отвечают им только их матери.

Самое ужасное в этой ситуации то, что мы, кажется, не можем сделать вообще ничего. Мы не можем даже отправить этим женщинам деньги на медикаменты и продукты – потому что нас осудят за финансирование терроризма, как 67-летнюю Веру Андрееву из Ростовской области, которая получила восемь лет тюрьмы за помощь родным внукам.

Мне бы хотелось закончить этот текст чем-то обнадеживающим, но не получится, потому что все, кажется, и правда очень плохо. Но нельзя вычеркивать человека из списка граждан просто потому, что его действия нам не нравятся, нельзя лишать людей права на защиту. Я очень надеюсь, что Россия сможет выполнить свое обязательство перед теми, кто имеет паспорт этой страны, и вернет их домой.

Это текст авторской рассылки «МБХ медиа». Каждую субботу сотрудник редакции пишет вам письмо, в котором рассказывает о том, что его взволновало, удивило, расстроило, обрадовало или показалось важным. Подписаться на нее вы можете по ссылке.