Тема американских выборов выглядит исчерпанной — Трамп пролетел, но обещал вернуться… Он, конечно, еще может бесконечно долго бомбить инстанции экзотическими исками (на сколько хватит денег), но пятничный отказ Верховного суда рассматривать иск Техаса о пересмотре результатов голосования в четырех «спорных» штатах ставит на судебных перспективах Трампа крест. Эта битва им проиграна, но кем выиграна война?
Мои друзья журналисты жалуются, что аналитика про «их выбор» читателем в России не востребована. А зря. То, что происходит сегодня в Америке, касается каждого в России. Возможно даже, что жизнь русского человека больше сейчас зависит от происходящего в Америке, чем от происходящего в Кремле. Во-первых, потому, что происходящее в Кремле во многом само зависит от происходящего в Америке. А во-вторых, — и это даже важнее, — в Кремле на самом деле давно уже ничего не происходит, а вот в Америке как раз происходит.
Там сейчас совершается колоссальный исторический разворот, смысл которого пока мало кому понятен, но который почти несомненно окажет влияние на судьбы всего человечества. Где-где, а в России это должны понимать, Россия и сама когда-то была такая, лет сто тому назад, став в начале XX века инициатором самого крутого «левого поворота» в история человечества. Теперь настал черед Америки хорошенько потрясти мир. Пора засылать туда какого-нибудь русского Джона Рида. Там есть на что посмотреть.
Это равнение на Америку не имеет отношения к подрывной деятельности «вашингтонского обкома», «пятой колонны» или армии «иноагентов». Америка влияет на Россию самим фактом своего существования и занимаемым ею местом в системе мировых экономических и политических отношений. Ко второй декаде XXI века Америка окончательно утвердилась в качестве единоличного главного центра мировой капиталистической системы, периферийной частью которой Россия снова стала после краха семидесятилетнего коммунистического эксперимента. Как и любая другая периферия, Россия серьезнейшим образом зависит от того, что происходит в эпицентре, даже если про себя думает иначе. Так что никакой «китайской стеной Караганова» от Америки отгородиться не удастся.
Именно поэтому итоги президентских выборов в США должны оцениваться не под анекдотичным ракурсом противостояния «фашиста Трампа» и «коммуниста Байдена», а в максимально широком контексте, то есть с учетом общих тенденций экономического, социального и политического развития как в самой Америке, так и во всем мире. И в этом контексте победа Байдена является лишь частным моментом общего глобального «полевения», возможно даже более масштабным, чем то, которое мировая капиталистическая система уже один раз пережила в XX веке.
Америка в кризисе. Уже само по себе избрание Трампа президентом является достаточным и самым наглядным индикатором этого кризиса. Но он значительно более глубокий, чем это кажется на первый взгляд. Дело не в «обиженных черных» и не в «рассерженных белых», а в тектоническом сдвиге в самих основах сложившегося уклада жизни, которые, как это ни противно, лучше всего описываются не в либертарианской, а в марксистской терминологии. Дело не в отдельных персоналиях, а в тех обстоятельствах, которые делают их политически востребованными. Увы, но ничего нового ни в истории человечества, ни в истории капитализма на самом деле не происходит — очередной тектонический разлом между производительными силами и производственными отношениями, который надо латать, меняя правила игры.
Капиталистическая система слишком долго оставалась неизменной, и поэтому без существенной коррекции уже не способна адекватно отвечать на новые вызовы. Современный капитализм накопил много диспропорций, которые, в свою очередь, порождают многочисленные противоречия, требующие для своего разрешения все более глубокого проникновения государства с его «публичным интересом» в экономические и социальные отношения, то есть реализации «левой» по своей сути повестки. Именно предчувствие глобального «левого поворота» подпитывает сегодня политическую нестабильность как в США, так и во всем мире.
«Какой же это “левый поворот”?» — спросит читатель, который с наступления нового века наблюдал, как «правая волна» накрывает планету от Москвы до Вашингтона и от Лондона до Дели. Но как о приближении цунами обычно сигнализирует мощный отлив, так грядущему «левому повороту» предшествует девятибалльный «правый шторм». Интересно, что Россия, сто лет назад первой толкнувшая капиталистическую систему резко влево, в начале следующего века первой же попыталась затормозить это движение, резко толкнув мир вправо. Мюнхенская речь Путина, ставшая парафразом Фултонской речи Черчилля, оказалась импульсом, который подстегнул впоследствии и трампизм, и брекзит, и многое другое, что сегодня ассоциируется с правой волной.
Движуха, начатая Путиным, оказалась чем-то большим, чем чисто русская история, и уж точно не тем, чем она казалась поначалу. Это был лишь пролог отчаянной попытки повернуть движение мировой истории вспять и предотвратить неизбежный крен влево. Просто в силу определенных обстоятельств Россия оказалась хоть и главным, но отнюдь не единственным интересантом в этом деле, и первой бросилась на амбразуру — впрочем, как справедливо заметил еще Чаадаев, в этом, по-видимому, состоит ее основное историческое предназначение. Но те, кто пришли после нее, были сильнее ее. Эстафетную палочку подхватили сначала в Европе, а потом и в Америке, где гонка вышла на финишную прямую. Но вот до финиша остались считанные недели, и в следующем забеге на старт выйдет уже совсем другая команда. Она побежит по часовой стрелке истории, а не против нее. И это то главное, что нам надо знать о Байдене.
К личности Байдена и его политическим взглядам все это не имеет ровно никакого отношения. Он — зеркальное отражение Трампа в обратной проекции. Но если Трамп был чужой среди своих, то Байдену предстоит стать своим среди чужих. Трамп был правым популистом, спекулировавшим на конъюнктурной левой повестке. Байден является консерватором, который собирается реализовать левую повестку правыми методами. Трамп был первым левым среди правых, Байден, похоже, станет последним правым среди левых. Трамп принадлежал старой эпохе, но пытался бежать впереди паровоза. Байден принадлежит к еще более древней эпохе, которая предшествовала Трампу, и ему предстоит почти наверняка лечь под паровоз. Из этой ситуации теоретически есть два выхода: либо паровоз переедет Байдена, либо Байден затормозит паровоз. От того, чем закончится это столкновение, во многом зависит, по какой траектории мировая история свернет на левую полосу движения — подрежет или плавно перестроится.
Победа Байдена напоминает ввод миротворческих сил в зону вооруженного конфликта. Это попытка решить вчерашние проблемы позавчерашним умом. Трамп позиционировал себя как контрреволюционер, но на практике лишь разгонял левую революцию. Байден избран вроде бы от революционной партии, но будет всеми силами пытаться «тормознуть» революцию, вводя в активную зону вскипающего реактора новой гражданской войны графитовые институциональные стержни. Но опускать стержни можно по-разному. Их можно обрушить в активную зону и спалить там — тогда Америку ждет политический Чернобыль, ядовитое облако от которого накроет весь мир, включая Россию, для которой глобальный кризис, скорее всего, станет триггером распада. А можно опускать их медленно, давая возможность левой энергии выходить наружу по безопасным каналам. Это не сорвет мировую историю с резьбы, а лишь направит ее по другому руслу.
Америка отчаянно пытается поставить левую революцию на паузу. История любит шутки с переодеванием. Байдену предстоит побыть немного в роли американского Горбачева, которому надо совершить перестройку в стране, где на поверхности все шик-блеск, а изнутри все прогнило. Только Горбачев двигался слева направо, а Байдену надо двигаться справа налево. Если он начнет глубокие реформы и сможет оседлать левую волну, сделав революцию управляемой, то станет одним из величайших президентов в истории США. Если он постарается встать поперек революции или, напротив, просто будет унесен ее потоком как щепка, то нынешний позор Трампа через четыре года будет казаться триумфом. Тогда в 2024 году мир будет наблюдать не один, а целых два тяжелых политических транзита с плохо предсказуемыми последствиями.