in

Дети ГУЛАГа: зачем школьники идут в классы ФСИН

Иллюстрация: Никита Захаров / МБХ медиа

В профильных классах дети могут изучать углубленно не только физику и математику, но и пенитенциарную психологию, и историю исправительных колоний. Критики называют классы ФСИН «школой вертухаев», но для жителей небольших поселков в Мордовии и некоторых других регионах России это гарантированный социальный лифт. Да и сами школьники не видят в тюремной карьере ничего страшного, а некоторые стремятся туда. Журналистка «МБХ Медиа» проверила, учат ли российских школьников пытать заключенных.

 

Данила Седов учится в 11 классе мордовской Явасской средней общеобразовательной школы. Его мама была психологом в колонии, а папа работает в спецназе УФСИН; в тех же структурах служили и дедушки. Сам Данила — кадет в профильном классе УФСИН, перешел туда два года назад. Когда я пишу Даниле сообщение в «Вконтакте», он просит меня показать опубликованные статьи и пресс-карту: «В интернете много мошенников и экстремистов».

С пятого класса Данила учился в профильном классе МЧС — первом таком образовании в школе. Это было необычно для Яваса, в котором традиционно все кадеты УФСИНовские: классы такого профиля существуют в школе еще с нулевых, и сам Данила был уверен, что будет поступать именно туда. Поэтому когда предложили перевестись в класс этого профиля, говорит Данила, сомнений не было — для него и его одноклассников это более выгодная специализация:

«У нас в поселках организации УФСИН действуют в большом масштабе, таких учреждений больше, чем служб МЧС. На территории находится и управление, и очень много колоний», — рассказывает он.

К классу, где учится Данила, приставлен куратор из ФСИН, некоторые уроки проводят сотрудники системы, а еще есть силовая подготовка — строевая, военная, борьба. Перед учениками открыты все пути: после учебы в этом классе можно получить направление ФСИН, отучиться по нему в одном из ведомственных вузов и вернуться на работу в колонию в Явасе.

Явас — поселок в Мордовии, там живет около восьми тысяч человек. В тридцатые он был одним из центров ГУЛАГа и с распадом СССР сохранил свое значение для пенитенциарной системы РФ: сейчас в нем находятся три колонии — ФКУ ИК-2, ФКУ ИК-11 и ФКУ КП-8. Большая часть населения занята на работе именно в этих учреждениях.

Поэтому, когда я спрашиваю Данилу о том, что рассказывают им на уроках об опыте работы в ФСИН, он смеется: «Мы живем в таких поселках, что у нас всех родители работают в этих организациях. Нам не надо ничего рассказывать, мы и так практически все знаем — по опыту работы родителей».

Иллюстрация: Никита Захаров / МБХ медиа
«Лучшие из лучших»

«Силовые» классы в российских регионах не редкость, «ФСИНовские» — тоже. В СМИ информация о них появилась с тех пор, как в 2010 году в 39 Ангарской школе открылся набор в профильный класс ГУФСИН. Оксана Прокопенко, заместитель директора по профильному обучению школы № 39 в Ангарске, рассказала мне, что сейчас в школе действуют три «силовых» профиля: это пограничники, МЧС и ГУФСИН. А началось все в 2004 году, когда городские школы должны были учредить профильные классы.

 

«Каждая школа решила подумать, а чем, собственно говоря, они смогут привлечь? — рассказывает Прокопенко. — Дело в том, что профильное образование тогда начиналось с 10 класса. Так появились физико-математические классы, гуманитарные и так далее. А в нашей школе много родителей из пожарных частей. Ну мы подумали и решили, ну их, физико-математические, давайте сделаем пожарные. Это была инициатива родителей, поддержанная директором школы».

Так в школе № 39 появились первые классы МЧС. А потом, видя успешные результаты, в 2010 году к школе обратились представители Главного Управления ФСИН Иркутской области с предложением открыть их профиль. «Цель предложения была: подготовка кадров со школьной скамьи. То есть нужны были люди мотивированные, психологически готовые, имеющие представление о будущей структуре и о профессии», — говорит Оксана Прокопенко. Результаты снова впечатлили силовые ведомства, и к 2016 году привлекли в школу еще и пограничников.

Оксана считает профиль ГУФСИН очень успешным. По ее словам, многие выпускники либо работают в учреждениях системы исполнения наказаний, либо обучаются в ведомственных вузах. Среди них и сын Прокопенко — он был в первом наборе класса ГУФСИН, закончил Воронежский институт ФСИН и теперь работает тюремным инженером. Только в этом году попробовать свои силы в силовой карьере планируют тринадцать выпускников: «Намерения — Вологодский институт ФСИН, Кузбасский институт ФСИН и академия в Рязани», — рассказывает Прокопенко.

По словам Оксаны Прокопенко, «силовые» классы в школе — элитные, и по собственному желанию из них не уходят, учеников только могут перевести за неуспеваемость: «Дети в форме в нашей школе считаются элитой. Потому что в эти классы вне зависимости от направленности мы набираем на конкурсной основе. Мы отбираем туда лучших из лучших».

Пенитенциарная психология, олимпиады по ОБЖ и экскурсии в колонии

Ирина Шеметова учится в 11 классе, в 39 школе Ангарска. По профилю ГУФСИН Ира пошла раньше — с 7 класса. Мне она рассказала, что сама тогда хотела в МЧС, но набор был сюда, учебу и работу в системе исполнения наказаний рекламировали очень хорошо.

«Для меня тогда разница в этих профилях (МЧС и ГУФСИН. — “МБХ медиа”) была небольшая, шла просто для “понтов”, отношение было несерьезное. С возрастом это, конечно, ушло, — говорит Ира. — Когда классы презентовали, рассказывали про плюсы работы в этой сфере, про привилегии после поступления, про дополнительные кружки, которые просто по жизни бы нам пригодились. Меня это очень сильно заинтересовало. К тому же, тогда я действительно думала связать свою будущую профессию с военной сферой».

В отличие от Данилы, у Иры никто из родственников не связан с «силовиками». Но родители ее при поступлении поддерживали, даже до последнего пытались уговорить пойти дальше в ведомственный вуз ФСИН: «У людей при погонах хорошие зарплаты, они рано выходят на пенсию, и при поступлении вопросы с жильем и одеждой решать не нужно. Плюс такая работа в военной сфере считается престижной. Они ориентировались на это», — объясняет Ира.

Сейчас Ира не собирается идти в «силовые» структуры — говорит, здоровье оказалось не подходящее, а так бы пошла по линии ФСИН дальше. Но когда училась, из всех «силовых» профилей ФСИН Ира считала для себя самым подходящим: «Я хотела работать психологом, а в этом ведомстве условия для них очень хорошие — работа не только с персоналом, но и специфическим контингентом».

Иллюстрация: Никита Захаров / МБХ медиа

Обучение в классе ГУФСИН действительно могло бы быть полезным для будущего психолога: один из факультативных предметов, которые изучают курсанты этого профиля — это пенитенциарная психология. Ведут ее сотрудники ФСИН. Еще в предметы по выбору — на которые, по словам Оксаны Прокопенко, ученики ходят почти всем классом — входит право, увеличены часы по ОБЖ. Среди выпускников много победителей олимпиад по ОБЖ, дающих льготы при поступлении в вузы. Кроме дополнительных предметов, учащиеся класса ГУФСИН проходят военное дело и строевую подготовку — эти занятия проводит полковник ФСИН в отставке, — а еще в школу часто приглашают сотрудников ГУФСИН, читающих лекции по введению в профессию. Они же проводят детям экскурсии в СИЗО и колонии.

«В СИЗО нам показывали, какую процедуру проходит обвиняемый, где его проверяют, кто с ним работает во время пребывания. Показывали исторический музей: пыточные камеры, в каких условиях содержались заключенные раньше, ну и в целом немного говорили о истории ФСИН, — рассказывает Ира об одной из экскурсий, которые проводятся у класса раз в год. — В колонии нас встречали сотрудники, мы смотрели сами кабинеты, где они работают, казармы, где живут. Обычно к людям мы заходили прямо во время работы, могли посмотреть, как все это происходит. Нам показывали оружие, объясняли, что зачем. Рассказывали в основном каждый о своей профессии, не более». Заключенных при школьниках не допрашивали, не наказывали и не пытали. 

Некоторые уроки с сотрудниками ФСИН даже проводились, по словам девушки, в самих колониях. С контингентом школьников, правда, на таких экскурсиях все-таки не знакомят — считают, что для них это лишнее, говорит Ира. Но добавляет, что ей лично и ее одноклассникам это было бы очень интересно.

 

Боевой дух, премии и льготы

По сравнению с Явасом Ангарск в Иркутской области — большой город, в нем живет больше двухсот тысяч человек. Сейчас, по словам Оксаны Прокопенко, вокруг Ангарска расположено шесть колоний. Начальники нескольких из них входят в попечительский совет профильных классов ГУФСИН в 39 школе. Особенно плотно преподаватели сотрудничают с ИК-2 и следственным изолятором № 6 — они официальные партнеры профиля и спонсоры: например, помогают школе с ремонтом и даже выплачивают некоторым ученикам премии от начальника ГУФСИН по Иркутской области. Раньше премия была пять тысяч рублей в год, сейчас — полторы. Ира Шеметова ее получала дважды.

«Учитывается не только учеба, но и участие в конкурсах и соревнованиях, в общественной деятельности и так далее. Лидеры класса объявляются по итогам четверти на всеобщем построении. Вручаются грамоты и медальки, ну, на что денег хватит», — объясняет Оксана Прокопенко. А раз в год лидеров награждают в самом ГУФСИН: школьный куратор подает ходатайство, и в присутствии высоких чинов детям вручают денежные премии и благодарности.

«В этом году пошли даже дальше. Была большая концертная программа, в течение которой лучших сотрудников наградили медалями. Наших ребят тоже вызвали на сцену и в присутствии, вы представляете, такого большого количества народа, отметили, сказав, кто они, за что их награждают, — рассказывает Оксана Прокопенко. — Это очень значимо для ребят. Понимаете, это настолько их мотивирует, их самооценку и боевой дух поднимает, что они стремятся туда, для них это важно. И вот даже не размер премии важен, а то, как она вручается, как их чествуют».

В Явасе таких премий нет. По словам младшего сержанта Данилы Седова, кадетам на протяжении обучения присваивают звания, которые сохраняются, если выпускник идет дальше по линии ФСИН в ведомственные вузы, но на этом привилегии заканчиваются. Ученики кадетского класса УФСИН в Явасе уделяют много времени именно силовой подготовке — ее ведет куратор класса, сотрудник спецназа ФСИН. Вместе с ним ребята много ездят на соревнования по строевой подготовке.

Данила гордится своим участием в этих соревнованиях, а еще гордится отцом — не только спецназовцем ФСИН, но и участником военных действий в Чечне в 2000-х. У папы Данилы краповый берет, его школьник называет великой войсковой доблестью. 

Ира говорит, что не может назвать себя патриотом и что военная сфера — на самом деле не ее. «Все идут по этой системе не столько от большого желания, сколько от привилегий, льгот различных. В военную сферу наше государство вкладывает большие деньги», — считает Ира.

«Школа вертухаев», извращенные факты и излишне бунтующие

Несмотря на расцвет «силовых» классов в школах — например, в этом году наряду с МЧС и «пограничниками» открылось несколько  Росгвардейских, давно существуют и классы МВД, — не все рады тому, что детей учат на будущих сотрудников колоний. Это было особенно видно в этом году, когда стало известно об открытии класса ГУФСИН в Красноярске. О наборе в класс вышел ряд публикаций в СМИ, многие отнеслись к инициативе критически — например, называли профиль «школой вертухаев».

 

Когда я позвонила директору школы № 72 Красноярска, Елене Донцовой, она отказалась разговаривать и давать контакты учителей, сославшись на необходимость писать официальный запрос учредителям школы. На мою попытку объяснить, что я пишу материал о таких классах по всей стране, Донцова удивилась, что такие классы существуют еще где-то — кажется, ее задело, что писали только про ее школу. Профиль ГУФСИН директор назвала правовым, подчеркнув, что учебным центром службы школа пользуется преимущественно для базы материалов, а заканчивая разговор, добавила, объясняя еще раз свой отказ: «Когда разговариваешь с организациями, бывают извращенные факты, а мне это не очень приятно. И так очень много грязи было вылито на пустом месте со стороны СМИ. У меня дети прекрасно учатся и рады, что в этом классе».

Негативные ассоциации ФСИН вызывает не только у СМИ, но и у многих родителей, и даже учеников. Когда я спрашиваю Иру, а читала ли она новости и слышала ли о пытках и убийствах в колониях, она говорит, что верит, такое бывает, но добавляет: «Все равно считаю, что это происходит не на постоянной основе. Возможно, только по отношению к излишне бунтующим и нарушающим правила».

Про пытки, убийства и насилие на зонах девушка спрашивала на уроках, но ответы сотрудников ее успокоили. «Рассказывали про бунты, про потасовки заключенных с летальным исходом, про побеги, про передачу наркотиков, про самоубийц. Про пытки не говорили ничего. Наоборот, что есть заключенные, особенно те, у кого большой срок, которые после освобождения опять совершают какое-нибудь преступление, чтоб опять вернуться — как бы комично это ни звучало. Не думаю, что если бы там все так плохо было, люди возвращались», — говорит Ира. Сейчас у нее претензий к ФСИН нет, она считает, что со службой исполнения наказаний все в порядке.

Оксана Прокопенко, у которой самой сын пошел в профиль ГУФСИН, рассказывает мне, что негатива от родителей за девять лет существования классов было много: говорили, что это работа за проволокой, грубо называли «вертухаями». Приходилось, по словам Прокопенко, проводить объяснительные работы вместе с сотрудниками ФСИН, показывать обучающие ролики и проводить специальные собрания.

«Каждый выполняет блок своей работы. Вот например, фельдшер на скорой помощи, какую грязь ему приходится вывозить? А наблюдать за браком общества и изолировать его от порядочного общества — миссия благородная, — считает заместитель директора. — Полиция ловит преступников, эта структура их содержит и охраняет нас и наш покой от того, чтобы они не ходили и не причиняли нам вреда».

Правда, судя по всему, недовольные профилем ГУФСИН в Ангарске все-таки остались — со следующего года его переименуют в класс Минюста, при этом сотрудничать будут продолжать с ГУФСИН: «Звучит как-то попривлекательнее, и все-таки это такая социально-гуманитарная направленность. Я думаю, родители получше к этому отнесутся, скажем так», — признает Прокопенко.

«ФСИН заинтересована в нормальных сотрудниках»

Игорь Ходырев, главный редактор газеты «Омутнинские вести+» и бывший сотрудник ФСИН, ушел на пенсию несколько лет назад, но говорит, что подобные кадетские классы были еще во время его службы. К профилям ФСИН он относится положительно.

Сам Ходырев живет в Омутнинске, городе в Кировской области с населением в 22 тысячи человек и четырьмя зонами разных режимов вокруг. По его словам, в таких поселениях негативных ассоциаций с ФСИН нет, и если бы в его городе открылся такой кадетский класс, туда бы выстроилась очередь из желающих.

«Я думаю, что стратегически ФСИН заинтересован в нормальных сотрудниках. Все эти скандалы последних лет по пыткам и всему такому, они ведь тоже по большому счету ФСИН не нужны и делаются не от большого ума. Приходится брать на службу дурачков, потому что нормальные люди не идут. И поэтому у ФСИН, видимо, появилась такая стратегия, чтобы рекламировать и зазывать на службу более-менее нормальных людей», — говорит Ходырев.

Иллюстрация: Никита Захаров / МБХ медиа
«Устраивать такие классы — преступление»

Другого мнения придерживается Ольга Романова, исполнительный директор движения «Русь сидящая». В разговоре со мной она признает, что для многих поселков учреждения ФСИН — градообразующие, и для многих институты ФСИН — это мощный социальный лифт. 

«У нас работают в “Руси Сидящей” несколько адвокатов, которые закончили институт ФСИН. Это неплохое юридическое образование, во многом поступление туда стимулируется разными льготами. Конечно, в этом не было бы ничего плохого, если бы у ФСИН были нормальные традиции. Но там остались традиции ГУЛАГовские», — уверена Романова.

Романова говорит, что на детей такие классы имеют плохое влияние: «Я считаю, что это преступление — устраивать такие классы. Это насилие над детской психикой».

Дети изменят ФСИН изнутри

В этом году состоялся набор в еще один класс ФСИН — в 8 класс школы № 41 в Уфе. В этот класс пошла дочь Альфии Гиматдиновой: сначала она хотела пойти в МЧС, но набор был в ФСИН и девочка решила пойти туда, потому что хотела именно в «силовой» класс. Альфия говорит, что ни она сама, ни ее родственники к структурам ФСИН или каким-то другим силовым не имеют отношения, а на вопрос, хочет ли ее дочь дальше работать «силовиком», отвечает утвердительно:

«Это мы страдаем, — смеется Альфия. — Я вообще из другой категории людей. Но если она действительно этого желает, если она видит себя в этом, то я ее только поддержать могу».

Альфия признает, что ее пугают истории о пытках и насилии в ФСИН, но даже если дочь пойдет туда, она не расстроится и будет продолжать ее поддерживать. Гиматдинова считает, что такие классы могут быть одним из способов изменить отношение не только к ФСИН, но и саму систему изнутри:

«Нужно же как-то находить какие-то способы, чтобы показать: не только насилие используется, но и что-то другое, с другим подходом. Может быть, именно поколение наших детей покажет, что ФСИН — это не только негатив. Может, есть какие-то положительные моменты и они смогут что-то свое внести в это направление».

Что дальше?

И Данила, и Ира — после выпуска не собираются идти в службу исполнения наказаний. Правда, по разным причинам. Данила говорит, что хочет пойти в какие-то другие силовые структуры, потому что в ФСИН уже отработали старшие родственники. Он хочет стать военным инженером. А Ира собирается выиграть олимпиаду по ОБЖ и за счет нее поступить в московский РУДН, на переводчика. В России, правда, она в дальнейшем жить не хочет — многое тут кадета не устраивает.

«На здравоохранение, науку, образование и все остальные, более важные в наше время вещи выделяется слишком мало средств. На народ всем плевать, государство с большой натяжкой можно назвать демократическим, — говорит Ира. — Меня не устраивают многие вещи в нашем государстве, хотелось бы для себя и своей будущей семьи лучшей жизни. Но к системе ФСИН это не относится, тут все хорошо».

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.