В Москве на акциях 23 и 31 января, а также 2 февраля были задержаны тысячи человек. При этом поведение силовиков отличалось особой жестокостью — как во время задержаний, так и в автозаках, в отделах полиции и спецприемниках. В связи с этим правозащитный фонд «Общественный вердикт» обратился в Следственный комитет с заявлениями о возбуждении дел в отношении силовиков — как о превышении должностных полномочий, так и по статье о нарушении санитарно-эпидемиологических правил. О судьбе таких обращений в СК и о протестах в целом «МБХ медиа» поговорило с директором фонда Натальей Таубиной.
— Расскажите подробнее, что за обращение вы направили в СК и какие у вас аргументы?
— События последних двух недель показали, что сотрудники правоохранительных органов не только применяют незаконное насилие, задерживая людей на акциях мирного протеста, но и продолжают нарушать их права после задержаний, в том числе не соблюдая никакие санитарные нормы. Сложилась ситуация, когда, с одной стороны, нам говорят не выходить на улицу, потому что в стране пандемия коронавируса и введены ограничительные меры, а собрания граждан могут вызвать всплеск заболеваемости. Но с другой стороны, сами же власти запихивают людей в автозаки так, что там невозможно не то что сидеть, а даже стоять не впритык. О соблюдении социальной дистанции говорить не приходится. А то, что происходит в спецприемниках — это вообще мрак.
Видя все это, мы не могли остаться безучастными. Поэтому вчера мы подали сообщение о преступлении в Следственный комитет. Мы подкрепили его конкретными фактами, ссылками на видео и фотографиями, которые со всей очевидностью демонстрируют, что сами правоохранительные органы не обеспечивают введенные в стране меры санитарно-эпидемиологического характера. А поскольку человек, которого задержали, оказывается во власти государства, именно государство обязано все это обеспечивать или, в противном случае, нести за это ответственность. Вместо этого государство возбуждает дела по 236-й статье [«Нарушение санитарно-эпидемиологических правил»] против самих граждан.
— Давайте представим, что в России вдруг появился независимый Следственный комитет. Как вы считаете, кто конкретно должен быть привлечен к уголовной ответственности по вашему заявлению — те люди, которые задерживали протестующих и сажали в автозаки, или, может быть, те, кто отдавал им приказы?
— Наш уголовный кодекс устроен таким образом, что подозреваемыми и обвиняемыми должны быть конкретные люди. И вот если мы представим, что наше заявление попадет к честному и независимому следователю, он должен будет провести проверку и установить этих людей. Тех, кто ловил протестующих, кто заталкивал их, кто отдавал приказы. Разумеется, ответственность должны нести не только рядовые сотрудники, возившие людей часами и державшие их на морозе, но и их руководители.
— Кадры из иммиграционной тюрьмы в Сахарово, в которую сейчас помещают протестующих, потрясли многих. Некоторые назвали это место «российским Окрестино» — так называется центр изоляции правонарушителей в Белоруссии, считающийся местом пыток и издевательств над мирными активистами, выступающими против президента Лукашенко. Окрестино те, кто успел побывать там, сравнивали с Освенцимом. Мы сейчас на том же пути, как вы считаете?
— Центр в Сахарово сам по себе не новый. Если говорить об условиях содержания там иностранных граждан, то они катастрофически ужасные, начиная от питания и заканчивая всем остальным. Причем иностранцев там держат не по семь или 15 суток, а гораздо дольше — месяцами.
«Русское Окрестино»: что происходит в Сахарово, где содержат арестованных на протестных акциях
«Тут была очередь из более чем шести...
Однако за эти две недели мы столкнулись с беспрецедентным количеством задержанных, чего в России никогда не было, и таким же беспрецедентным количеством вынесенных постановлений судов об административных арестах. Это значит, что людей нужно сажать. А ввиду массовости задержаний сажать их некуда. И поэтому мы получили мрачную и абсолютно жуткую картину из Сахарово. По-хорошему этот центр должен был отказаться принимать задержанных, потому что как минимум в нем нет мест для их размещения.
— Январские акции в Москве сравнимы с периодом «болотных» протестов по уровню жестокости полиции?
— Росгвардия и ОМОН необоснованно и чрезмерно, говоря очень мягко, применяли силу и раньше. Поэтому я, конечно, не берусь говорить, что это что-то совсем новое в деятельности наших правоохранительных органов. По моим наблюдениям, все зависит от того, какой приказ спускается сверху для конкретной акции. На Болотной, потом в 2019 году, а затем и в январе и феврале 2021 года, очевидно, отдавался приказ на жесткие задержания. Руководствуясь этим приказом, силовики действовали соответствующим образом. Мы видели, как людей с поднятыми руками брали в «котел» и начинали избивать дубинками с запредельной жестокостью. И добро на эту жестокость [от руководства] получено.
— Насколько я знаю, в настоящее время вы подали уже три заявления в Следственный комитет с просьбой завести дело на правоохранителей. Одно из-за нарушений санитарных норм, два других — из-за избиений людей на акциях 23 и 31 января (по ст. 286 УК РФ). Не бессмысленно ли писать такие заявления? Наверняка вы писали их и раньше.
— Действительно, мы с 2012 года пытаемся добиться возбуждения уголовных дел против сотрудников правоохранительных органов. И до сих пор безуспешно. Но это не означает, что надо перестать добиваться! Мне кажется, что давление не должно ослабевать. Даже если это не приведет к возбуждению дел, это будет в архиве действий правоохранительной системы в XXI веке и это наверняка пригодится для привлечения ответственности виновных лиц в будущем. Общество с них эту ответственность не снимает, она никуда не исчезает.
— Какие ответы вы получали раньше из СК?
— По их регламенту, получив сообщение о преступлении, они должны начать доследственную проверку, по результатам которой либо возбудить дело, либо вынести постановление об отказе. О результатах они обязаны сообщить заявителю максимум через 30 дней. Но довольно часто, когда следователи не хотят воспринимать эти сообщения как сообщения о преступлении, они их обозначают как «обращения граждан». Поэтому никакой проверки не проводится. А вместо предметного ответа приходит отписка.
— И что они обычно пишут?
— Что-то в духе «спасибо за ваше обращение, ваши данные не подтверждаются». Форма ответа в данном случае свободная, достаточно и несколько слов написать. И самое печальное, что такие отписки нельзя даже толком обжаловать. Мы, конечно, пытаемся это делать. Но все же…
Вот ведь что еще важно. Например, в наших обращениях по январским и февральским акциям мы сообщали в СК о преступлениях в отношении неопределенного круга лиц, без конкретных потерпевших. Но в 2012 и 2019 мы обращались за заявлениями, в которых у нас были реальные потерпевшие, по «болотному» делу — Турана Варжабетьян, по «московскому» — Максим Гришенков. По Варжабетьян уже есть решение ЕСПЧ о присуждении ей компенсации. Но дело СК возбуждать отказался.
— Очевидно, что такая жестокость со стороны правоохранительной системы продиктована желанием власти радикально подавить протест и снизить активность общества. То есть это такое запугивание. У власти получается, люди испугались?
— Здесь сложно что-то утверждать. Для полноты понимания должно пройти время. Но, как мне кажется, 2 февраля показало, что пока системе не удается запугать людей, напротив, ее жестокость вызывает ответную реакцию.
К нам сейчас поступают обращения от десятков людей, которые были задержаны на минувших акциях, или от их родственников (поскольку не у всех есть связь в автозаках). Из них мы видим, что люди очень возмущены поведением силовиков, и они готовы защищать свои права, обжаловать судебные решения.
Для меня это положительный знак — наше общество все еще воспринимает свое достоинство как некую ценность и не готово с ним расставаться. А из достоинства уже вытекают и все остальные свободы.
— Что неравнодушные люди могут сделать сейчас, чтобы помочь тем, кто получил сутки и сидит в изоляторах?
— Прежде всего, важно, чтобы эта тема не затихала в информационном пространстве. Чтобы освещалось все то, что творится в отделах полиции, в изоляторах, как работает судебная система, вынося эти безобразные решения.
Наталья Таубина: «Иностранный агент — своего рода знак качества»
16 февраля Фонду «Общественный вердикт», организации, которая...
Вместе с тем такие организации, как наш «Общественный вердикт», ОВД-Инфо, «Апология протеста», «Правозащита Открытки», которые практически в режиме нон-стоп оказывают юридическую помощь задержанным, важно поддерживать пожертвованиями.
И в-третьих, есть чаты в Telegram, в которых люди самоорганизуются для доставки передачек в отделы полиции и спецприемники для задержанных. Им тоже по возможности нужно помогать.
Ну и главное — оставаться активными.