Гражданская солидарность на уровне микрорайонов, жилых комплексов и даже отдельных дворов – яркая черта продолжающихся белорусских протестов. Уже в первые и самые «горячие» ночи политического противостояния, 9-11 августа, очаги столкновений между минчанами и ОМОНом находились не только в центре столицы, но и в «спальных районах». Затем протест вошел в более мирное русло – и минские микрорайоны расцвели десятками видов активности: организуются концерты и лекции, рисуются муралы на политическую и гражданскую тематику, жители регулярно выстраиваются в «цепи солидарности» с национальной бело-красно-белой символикой. Постоянное явление – конфликты жителей с силовиками, которые пытаются снимать с домов бело-красно-белые флаги и устраивают в микрорайонах облавы.
Огромную роль в организации людей по месту жительства играют тематические телеграм-каналы. Как правило, у них всего от нескольких сотен до нескольких тысяч подписчиков. Но именно эти каналы являются коллективным координатором минчан, которые борются за перемены рядом со своими домами. Корреспондент «МБХ-медиа» Роман Попков побеседовал с администраторами Силы дворов – одного из таких каналов. По понятным причинам админы, находящиеся непосредственно в Беларуси, выступают анонимно.
— Не является ли высокий уровень самоорганизации людей по месту жительства следствием того, что режим долгое время подавлял, уничтожал любые другие формы объединения – от политических партий до политизированных субкультур? Люди нуждаются в солидарности, а единственная доступная форма солидарности, объединения – их двор и район?
Во-первых, нельзя стопроцентно утверждать, что уровень такой самоорганизации высокий. Он очень разнится в зависимости от таких факторов, как ландшафт района (наличие площадок, лавочек, мест для коллективных собраний), от изначального наличия хоть каких-то политически активных граждан во дворе, от возрастного состава жителей. Есть микрорайоны, где уже начинают объединяться в структуры самоуправления, но нам известно и о дворах, которые на прошлой неделе только провели первую встречу.
На наш взгляд, объединению по месту жительства способствовали несколько факторов. В первую очередь, люди познакомились и увидели друг друга на участках для голосования [на выборах президента], организованных по месту регистрации. Людям стало интересно, кто из их соседей поддерживает перемены. Позже Объединенный штаб [поддержавший на выборах Светлану Тихановскую] призвал людей собираться после выборов и требовать от территориальных комиссий показать правдивые результаты голосования. Ничто так не сплачивает, как совместные требования лучшего будущего. Позже различные инициативы стали призывать людей оказывать давления на своих депутатов парламента, собирать подписи для их отзыва. И снова люди были вынуждены вернуться в свои «спальники» с главных площадей, чтобы собрать подписи и параллельно познакомиться. Не все собирали подписи, но создание дворовых чатов для координации стало вирусным. Большие чаты районов были созданы, скорее всего, централизовано, потому что они все называются одинаково и имеют одинаковое лого. Но такая инициатива «сверху» породила создание мелких чатов микрорайонов, дворов и даже домов.
Параллельно с этим потерпела поражение идея массовых и бессрочных забастовок на госпредприятиях. Бастующие рискуют репрессиями и потерей рабочего места, а жители двора – только приездом милиции, никто ведь не сможет выселить тебя из собственной квартиры.
При этом именно репрессии и сплотили людей, и заставили их дробиться на мелкие закрытые чаты, в которые добавляют только по рекомендации или при личной встрече. Именно репрессии на массовых акциях и на цепочках солидарности в центре Минска вернули людей в свои дворы. Цепь солидарности возле дома делать проще, потому что ты всегда знаешь, куда сбежать, а как побочный эффект — когда таких цепей сто по городу, это изматывает силовиков.
Стоит отметить, что дворовое движение дало возможность поучаствовать в протесте тем, кто не может себе позволить другие формы: пожилым людям, мамам с детьми, людям, опасающиеся насилия на массовых шествиях. У себя во дворе люди чувствуют себя более защищенными, но при это причастными к изменениям.
— Насколько действительно изменилось белорусское общество за последние месяцы? Я сейчас говорю даже не про отношение к Лукашенко и его режиму, а про отношение людей друг к другу, про их образ жизни, привычки, повседневную поведенческую психологию.
Вряд ли можно говорить о каких-то значимых изменениях через два месяца после начала протестов, но однозначно можно отметить следующее. В людях проснулась солидарность и вера в то, что ты не останешься один, если за тобой придут силовики. Было создано множество инициатив и организаций, а также местных коллективов, которые эту веру укрепляют. К сожалению, в небольших городах, куда «не провели свет», нельзя сказать о таких массовых проявлениях солидарности, в том числе потому, что в регионах банально меньше средств у людей.
Сила коллективного действия порождает в людях веру в то, что они перестали быть единственными в этой стране, «кто думает не так, как все». Уменьшились страхи увольнения, отчисления из университета за политическую активность, которые сопровождали жителей Беларуси последние 20 лет. Сейчас воскресные марши используются еще и как сеансы коллективной терапии, потому что власть по-прежнему здесь. По будням все читают новости о новых репрессиях, и важно показать друг другу снова и снова, что мы тоже еще здесь.
Некоторые люди отмечают большую дружелюбность друг к другу в целом, стало больше улыбок – но наверняка это зависит от [текущих] новостей.
Хочется верить, что белорусы также поверили в то, что власть над их жизнью все же в их руках, и люди не захотят ее так просто отдавать кому бы то ни было.
Что касается образа жизни – теперь люди отдыхают и общаются у себя на районе, а не едут в центр, они перестали видеть свои кварталы как грязные унылые «спальники», они поняли, что это их дом, который они хотят сделать уютнее.
— Название некоторых районов Минска гремит на всю Беларусь. Новая Боровая, Серебрянка, Каменная горка, ЖК Каскад – постоянно на лентах новостей. Микрорайон Уручье имеет не только мрачную известность как место базирования спецназа МВД, но и славу одного из протестных районов. Есть ли какие-то различия между разными микрорайонами Минска? Можно ли сказать, что одни из них действительно более протестные, а в других протестная активность ниже, или вовсе отсутствует? Если это так, то чем это может быть обусловлено? Существуют ли вообще «контрреволюционные» районы, где доминируют силы, враждебные протесту?
Наверняка все зависит опять же от ландшафта района и возрастного и социального состава жителей. Новая Боровая и Каскад – районы новые, с молодыми обеспеченными жителями, у которых скорее всего много ресурсов, компетенций и связей с другими людьми, с теми же музыкантами. Также эти кварталы имеют площадки, удобную инфраструктуру, освещение, которые располагают к отдыху и общению. Оттуда мы слышим новости о классных праздниках и массивных символических акциях (муралы, огромные флаги и так далее). Серебрянка – район старый и рабочий. Именно там милиция столкнулась и продолжает сталкиваться с более жестким отпором. Там тоже есть цепочки солидарности, но люди приветствуют и более радикальные действия, такие как перекрытие дорог. Наверняка есть дворы, где живут одни бабушки и там вообще нет активности. Вероятно, у многих людей нет доступа к личным контактам крутых музыкантов, они обходятся местными талантами. Именно поэтому мы запустили инициативу по общедоступному списку людей, готовых приезжать во дворы с музыкой и лекциями. Так мы хотим уравнять людей в возможностях и доступе к просвещению и приятному досугу.
— Расскажите о конкретных формах самоорганизации на местах. Есть ли возможность превращения низовых активностей именно в органы реального самоуправления, а не координации по отдельным вопросам? Тем более, в условиях противодействия со стороны государства и отсутствия доступа к финансам.
Формы самоорганизации варьируются от организации совместных праздников, сбора подписей «за» или «против» чего-либо, планирования локальных протестов (цепочки, шествия по кварталам, совместные выходы на воскресные марши), символических действий вроде граффити, муралов, раскрашивания лавочек в приятные глазу цвета, до формирования рабочих групп по работе с местным депутатом, объединения в комитеты территориального самоуправления. Также люди активно «атакуют» местные структуры жилищно-коммунального хозяйства, требуя от них выполнения обязанностей по благоустройству двора. Да, доступа к финансам у людей нет, разве что какие-то локальные солидарные кассы, собирающиеся через донаты, однако и больших трат на всю эту активность у людей нет.
— Как создавать районные и дворовые чаты? Как людям искать единомышленников?
Можно поискать чат района, квартала или улицы по названию в Телеграме. Если такой чат есть, присоединяйтесь к нему, пробуйте создать чат улицы или нескольких дворов, так как в общих чатах района обычно много флуда и мало дела. Сначала сделайте свой чат открытым, расскажите о нем соседям, расклейте объявления со ссылкой по подъездам. Как только в чате появится больше людей, предлагайте собрание. По мере того, как собрания станут более массовыми, вы сможете обсудить вопрос ограничения чата только жителями конкретной территории. Если чата нет, то нужно будет вести довольно усиленную работу по пиару своего чата, с мотивацией людей туда присоединяться. Не факт, что это может сработать в «мирное» время. Ранее в дворовых чатах в Минске состояли считанные единицы, которым «больше всех надо». Теперь чаты стали способом найти единомышленников и чувствовать свою причастность к переменам.
— У вас в телеграм-канале упоминаются проекты, связанные с выпуском бумажных газет и листовок. Какая необходимость в 2020 году в бумажных СМИ, в бумажных листовках?
Дело в том, что основная протестная активность и новости о политике в Беларуси сейчас появляются в Телеграме. Многие были уверены, что Телеграм есть у всех, и те, кто хочет, уже присоединился к движению. Но это не так, многие люди не пользуются этим мессенджером, в регионах вообще сидят в Вайбере и во ВКонтакте. Поэтому бумажные новости и призывы выполняют функцию информирования тех, «кто в танке». Опять же, интернет-коммуникация исключает пожилых людей и людей, не пользующихся интернетом или смартфоном. Люди в деревнях получают только государственную прессу, поэтому была целая кампания по развозу независимой прессы по регионам, чтобы сельчане увидели, что происходит в стране на самом деле. В последнее время во многих кварталах появились местные газетки: новости страны и района за неделю, объявления, призывы присоединяться к общему делу. Такой локальный патриотизм – очень классная тенденция.
— Как в Минске обстоят дела с видеослежкой? У нас в Москве мэр Собянин установил цифровой концлагерь: тотальное видеонаблюдение, повсеместное внедрение системы распознавания лиц – в том числе и на всех камерах при входе в подъезды. Какова ситуация у вас? Расскажите про существующий в Минске проект нанесения видеокамер на карту.
В Минске видеокамер тоже достаточно много. В 2014 году все публичные места, кафе, магазины были принудительно оборудованы камерами, которые подключили к общей системе, куда имеет онлайн-доступ МВД. Это оправдывалось безопасностью туристов, приехавших в Минск на Чемпионат мира по хоккею. С тех пор камер стало больше, а также была внедрена технология распознавания лиц в основных местах скопления людей. Проект Карта камер запустили анархисты в 2013 году, но он более пяти лет был не очень активным, а сейчас в него вдохнули новую жизнь обычные люди с районов.
— Насколько сильное давление оказывает режим на структуры низовой самоорганизации? Есть ли попытки внедрять провокаторов, брать под контроль чаты?
В последнее время участились задержания и обыски у администраторов чатов и каналов в Телеграме. Это все дезорганизует общение и координацию, люди доверяют только тем, кого видят лично на собраниях. Внедрить провокатора в чат легко, но обычно админы и боты чистят таких людей. Провокатор может прийти и на собрание, но если он не живет во дворе, его достаточно быстро вычислят. Скорее, удобнее внедрять агентов, которые будут вести себя тихо и просто сливать информацию. Государство также подключает своих сторонников – так называемых «ябатек», которым дается зеленый свет на уничтожение дворового имущества и даже физические атаки на сторонников перемен. Людям разбивают окна, царапают машины, «ябатьки» нападают на детей. Однако пока это не позволило массово остановить активность во дворах.
— А насколько массовыми являются группы сторонников Лукашенко? Были ли у них попытки самоорганизоваться по районному принципу?
Вероятно, противников перемен хватает, но Лукашенко никогда не воспитывал свой электорат, так как ему не нужно было бравировать поддержкой. Поэтому там больше людей которые будут просто ругаться на кухнях, из окна, в транспорте, но не пойдут лично срывать собрание двора. Разумеется, никакой четкой организации у этих людей нет, их пытаются формировать и организовывать сверху, но даже приехавшие НОДовцы и гастролеры из других городов пока не могут набрать полноценную массовку, чтобы формировать какие-то бригады. В принципе, у Лукашенко достаточно силовиков, чтобы бороться с дворовыми активистами.
— Имеется ли дворовая и районная активность в других городах Беларуси?
Да, чаты создавались вирусно повсеместно, но в регионах есть проблемы с тем, что мало кто пользуется Телеграмом – основная активность в Вайбере. Также в городах живет меньше людей – соответственно, меньше сторонников перемен и тех, кто не боится показывать свою позицию. В регионах многие работают на госпредприятиях, возможно, боятся потерять работу – ведь найти новую будет сложнее, чем в Минске. Также людям трудно оставаться анонимными – милиции проще вычислить кого-то в малом городе, где все друг друга знают. Если в Минске активно несколько сотен дворов, то подавить это достаточно сложно, а в другом городе будет десять или меньше дворовых чатов, поэтому можно просто напугать парочку из них и надеяться, что остальные просто свернут активность.
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.