Сегодня в Басманном районном суде Москвы продолжится процесс по делу предпринимателя Ильи Шермана. Его обвиняют в мошенничестве с подмосковными земельными участками. Это дело интересно тем, что, во-первых, это очередная история, когда гражданско-правовые отношении переведены в уголовную плоскость, в так называемый «спор хозяйствующих субъектов», а во-вторых — поражает упорство и изобретательность заказчиков этого дела, которые позволили им добиться экстрадиции Ильи Шермана из Италии, хотя представитель Генеральной прокуратуры итальянского города Брешиа был против. В феврале 2019 года Шерман, гражданин России и Израиля, был экстрадирован в Москву и уже полтора года мыкается по СИЗО.
«Не организовывал и не мог организовывать»
По версии следствия, эта история началась в декабре 2009 года. Четверо, плюс неустановленные лица — предприниматели, банкиры, бизнесмены, среди которых был и Илья Шерман, — решили, как говорится в обвинительном заключении, «завладеть путем обмана земельными участками, принадлежащими ФГУП «Немчиновка» в Одинцовском районе Подмосковья». Роль Шермана обвинители обозначили довольно странно: якобы он с помощью соучастников, «арестовал данное имущество, оценил его и организовал проведение торгов по его реализации посредством направления соответствующего поручения в органы Росимущества».
12 февраля 2020 года в суде были допрошены два судебных пристава — бывший начальник Одинцовского отдела судебных приставов по Московской области Андрей Терехов и судебный пристав Дмитрий Щербаков, работавший в межрайонном отделе Управления судебных приставов по Московской области. Адвокат Шермана Дмитрий Волощук рассказал «МБХ медиа»: «Приставы заявили, что Шерман не организовывал и не мог организовать исполнительное производство в отношении ФГУП «Немчиновка». Судебный арест был наложен приставами на банковские счета ФГУП «Немчиновка», следовательно, если бы на них были денежные средства в необходимом количестве, накладывать арест на иное имущество ФГУП «Немчиновка» не требовалось». То есть, получается, что Шерман просто не мог совершить те преступные действия, которые ему предъявляют.
Обвинение в отношении Ильи Шермана и других основывается на показаниях некоего бизнесмена Посошкова, который ранее заключил сделку с правосудием, был осужден на два с половиной года колонии и уже вышел на свободу. Он обвинялся в том, что с помощью мошеннической схемы завладел земельными участками и незаконно продал их на торгах, введя в заблуждение Росимущество. Посошков будет выступать на процессе по делу Шермана, как главный свидетель обвинения.
Илья Шерман вину не признает. В распоряжении «МБХ медиа» оказался его дневник о месяцах, проведенных в СИЗО и о его позиции по уголовному делу.
«Меня обвиняют в мошенничестве с приобретением земельных участков, к которым я не имел никакого отношения, — пишет Шерман. — Эти участки давно уже возвращены государству от владельца, то есть фактически ничего скрыть невозможно. Уголовное дело было возбуждено в феврале 2015 года следователем СК РФ по МО. Этому предшествовало «письмо» от жителей села Ромашково (предполагаю, что оно было поддельное), дошедшее, благодаря заинтересованному лицу (имя не разглашаю, поскольку этот человек является свидетелем по делу и пока не допрошен). Интересант обратился к Николаю Ковалеву – депутату Госдумы, председателю комитета по безопасности, бывшему главе ФСБ РФ. Последний, в свою очередь, направил в ноябре 2014 года письмо на имя Бастрыкина, где полностью сформулировал «фабулу преступления» в утвердительной форме, без проведения расследования».
Адвокат Дмитрий Волощук уточняет: «Участки были возвращены ФГУП «Немчиновка» по решению Арбитражного суда Москвы. Прокурором было выявлено ряд нарушений и недоработок по делу и предписано следователю из устранить». Таким образом, конфликт с якобы присвоением земельных участков был урегулирован в Арбитражном суде. Но из-за письма некоего «интересанта», как его называет сам Илья Шерман, уголовному делу был дан ход в начале 2015 года. В это время все участники этой истории, кроме Посошкова, находились за границей. Илья Шерман уехал с семьей в Израиль. Работал там в области банковской оценки. Не подозревал, что он, так же как и остальные фигуранты этого дела, находятся в базе Интерпола.
И здесь начинается другая часть этой истории. Вполне беспрецедентная.
Незаконная экстрадиция
«Я проживал с 2015 года с семьей в Израиле, о возбуждении уголовного дела не знал, — пишет Илья Шерман в своем тюремном дневнике из московского СИЗО. — Никто ни разу меня не вызвал на допрос, ни повесткой, ни по телефону, который был всегда со мной и всегда работал. 28 марта 2018 года мы с семьей прилетели из Израиля на озеро Гарда. Там я был арестован полицией по запросу РФ и помещен в СИЗО города Брешиа».
«6 мая 2018 года состоялся суд, вынесший постановление о выдаче меня Российской Федерации. Однако после изучения всех материалов, присланных из РФ, в том числе доказательств обвинения, представитель генеральной прокуратуры Италии в городе Брешиа, письменно возражал против экстрадиции, ссылаясь на нелогичность обвинения, отсутствие реальных доказательств вины, а также условия содержания в СИЗО РФ, нарушающее Конвенцию о правах человека. В ноябре 2018 года Верховный Суд Италии оставил в силе решение суда города Брешиа. При этом представитель прокуратуры опять возражала – на тех же основаниях».
Из судебной практики известно, что Израиль очень редко выдает российских граждан, особенно, если их обвиняют не в насильственных преступлениях — а, как Шермана, в экономическом. А вот Италия, напротив, выдает россиян достаточно часто. Илья Шерман объясняет, с чем, по его мнению, это было связано: «Поведение итальянских властей в тот период было вполне объяснимо, учитывая, что вице-премьер, министр МВД Италии г-н Сальвини появлялся на публике в футболке с изображением Владимира Путина. В ноябре 2018 года я подал прошение о предоставлении мне международной защиты. Однако на протяжении трех интервью сотрудник МВД Италии вел себя более чем странно, и в результате 24 января 2019 года мне было отказано и в этом», — продолжает Шерман свой рассказ.
«Далее, несмотря на распоряжение прокурора, которое запрещало экстрадировать меня ранее 26 февраля 2019 года и давало возможность обжаловать решение комиссии, 8 февраля 2019 я был вывезен в РФ. При этом ни ЕСПЧ, ни суд города Брешиа не успели своевременно наложить запрет на это незаконное действие, о чем сообщили моим адвокатам. 6 июня 2019 года жалоба моих адвокатов на незаконность отказа мне в международной защите была признана судом города Брешиа обоснованной. Суд принял решение о предоставлении мне гуманитарной защиты. Однако до сих пор нет механизма исполнения этого решения, так как я нахожусь в РФ».
«Под окном бегали крысы»
8 февраля 2019 года Илью Шермана вернули в Россию. Его поместили в московского СИЗО-4, известное под названием «Медведь». Там оказываются все экстрадированные в Россию граждане, не только российские, но и иностранцы.
Большая часть дневника Ильи Шермана, который он переслал правозащитникам для публикации в прессе, содержит описание условий содержания в нескольких СИЗО, в которых ему пришлось побывать после экстрадиции в Россию. Интересная деталь: когда в суде города Брешиа рассматривался вопрос о его экстрадиции в Россию, его адвокаты объясняли итальянскому суду и прокуратуре, что экстрадировать Шермана в Россию категорически нельзя из-за бесчеловечных условий содержания. Суд города Брешиа тогда адвокатам Шермана не поверил.
«Следствие со мной практически не проводилось, уголовное дело расследовано давно, более того, один из соучастников был осужден в особом порядке, вынужденно пойдя на сделку со следствием, и уже находится на свободе, — продолжает Илья Шерман свой рассказ. — В мае 2019 года я закончил ознакомление с материалами, дело было передано прокурору и возвращено на доследование».
«В начале июня мне в очередной раз продлили меру пресечения, и 13 июня следователь ГСУ СК РФ по МО Шевченко перевел меня в ИВС г. Королев, где я находился в антисанитарных условиях пять дней, и ко мне никто не приезжал. Затем меня отвезли в СИЗО-1 г. Ногинска, где, после нескольких часов в настоящем сыром каземате без окон и дверей, меня поместили в полуподвальную одиночную грязную камеру-карантин примерно четыре квадратных метра. В этой камере стоял упирающийся в дверь унитаз, который не работал, раковина с холодной водой, жуткая грязь. Под окном бегали крысы. Не было элементарных средств гигиены. Навести порядок было абсолютно нечем».
«Еда была ужасного качества, есть это было просто небезопасно для моего организма. В этой камере я провел пять дней. Ситуацию помогло изменить лишь вмешательство моих адвокатов, обратившихся в ОНК, которая прислала своих представителей. Только приезд комиссии заставил администрацию перевести меня в менее унизительные условия. Но и там были долгие перебои с водой, отсутствие вентиляции, грязное, отвратительное питание (например, мясо в Ногинске не дают в принципе, тогда как в Московском СИЗО – каждый день). Меня содержали в камере 18,8 кв. метров, где одновременно проживало 10 человек. Прогулки 1 час, положенные по закону, проходили в помещениях примерно 10 кв. метров, расположенных на крыше, где можно было сделать три-четыре шага от стены к стене. Здание тюрьмы старое, более 200 лет, без признаков ремонта».
«Следователь объяснил перевод меня в эту тюрьму тем, что ему удобнее меня знакомить с материалами дела в Ногинске. Адвокатам же сказал, что готов меня вернуть в Москву, если я быстро подпишу ознакомление с делом. Я читал дело два месяца, каждый день ко мне из Одинцово (почти четыре часа в одну сторону) приезжал сотрудник следствия для ознакомления меня с делом. Затраты на проезд, разумеется, оплачивались из бюджета. При этом от кабинета следователя в Москве до СИЗО-4, где я находился раньше, 20 минут пешком. Я ознакомился с 49 томами дела очень подробно».
«В материалах были изъяты и расшиты материалы из госорганов, явно противоречащие версии следствия. Изъяты важнейшие бумаги, указывающие на мою невовлеченность в приписываемые мне деяния. Следствие намеренно, несмотря на прямые ответы госорганов (Росрегистрация, Росреестр, Роскадастр), изымало папки, где находятся первичные, основные, главные или основополагающие документы, опровергающие все без исключения постулаты обвинения».
«После моего ознакомления с материалами уголовного дела в августе 2019 года дело было передано в прокуратуру. Но несмотря на жалобы адвокатов, прокуратура Московской области утвердила обвинение и отправила дело в Одинцовский суд Московской области».
«Как будто бы ты попал в плен к фашистам»
«26 сентября, после передачи дела в Одинцовский городской суд, распоряжением судьи меня перевели в изолятор временного содержания города Одинцово. Я рассчитывал наконец-то попасть в человеческие условия. Но грязь, смрад и антисанитария ИВС УВД г. Одинцово просто поразили. Меня содержали в грязном, прокуренном помещении, категорически отказывали (как и всем) в выдаче постельного белья, предложив лишь грязный матрас. Там нет прогулок и нет возможности принять душ. Очень старые, грязные, свалявшиеся матрасы, такие же подушки и одеяла, без постельного белья, которое там не выдают в принципе. Каждые несколько дней там меняется заключённый в грязной одежде, с неизвестно какими болезнями. Никого в ИВС не проверяют на наличие болезни. То есть это нахождение в угрожающей антисанитарии, без возможности помыться горячей водой, без вентиляции. Все прокурено, нет стола для приема пищи (это возможно только на кровати). Отдельно стоит сказать о туалете – это высокий подиум с низким бордюром, возвышающийся надо всей камерой. Более унизительных условий сложно себе представить – это настоящее надругательство над человеческим достоинством. Но все заключенные вынуждены это терпеть».
«27 сентября 2019 года Одинцовский суд продлил мне арест на шесть месяцев и направил дело в Басманный Суд города Москвы. После решения суда меня отправили в СИЗО г. Можайска, где я в течение 14 дней опять находился на карантине в холодном, не отапливаемом помещении, без матрасов и постельного белья. В помещении было очень холодно, спать приходилось в верхней одежде. Матрас и постельное белье мне выдали лишь после моих резких заявлений, что я напишу жалобу прокурору и в ОНК. На прогулки в Можайском СИЗО-10 не выводят в принципе, обязательный раз в неделю душ также отказываются предоставлять. Питание отвратительное. На вопросы о нарушении закона персонал с улыбкой подтверждает: «Да, ну и что?». Никакого уважения к закону у персонала нет. Единственное положительное событие произошло после моей беседы с руководителем, который единственный, пожалуй, задумывается о правах заключенных. Это произошло после многочисленных жалоб».
«Из Можайска в Москву меня этапировали 12 декабря 2019 в «Столыпине», жестокое отношение в котором неоднократно уже описано. Меня конвоировали вместе с осужденными заключенными, при том, что я не осужден и в насильственных действиях не обвиняюсь. Жестокость методов конвоя ФСИН меня поразила: в цепочке, скованные стальным канатом и наручниками. С вещами по шпалам – от машины к вагону и обратно. Никому, как бы ни было тяжело, поблажек не дают, даже женщинам. Необъяснимая жестокость, как будто бы ты попал в плен к фашистам. И непонятно, зачем сотрудники ФСИН сначала в СИЗО, а потом в вагоне бесконечно перерывают твои вещи, все вынимая по несколько раз».
«В отличие от Москвы, в СИЗО области перенаселенность, персонал открыто смеется, когда им говоришь о соблюдении закона, месяцами могут не выводить на прогулки и в душ (Можайск). Примечательно, что и комиссия по правам человека, и ОНК Московской области совершенно не обращают никакого внимания ни на перенаселенность камер, ни на отсутствие прогулок, ни на отсутствие гигиенических процедур. Такие вещи, как стирка и смена постельного белья, в Можайске, например, отсутствуют».
«Питание в СИЗО УФСИН по Московской области резко отличается в худшую сторону по сравнению с учреждениями УФСИН по Москве, несмотря на установленное законом финансирование из Федерального бюджета, то есть, априори, одинаковые средства, выделяемые на питание заключенных».
«В отличие от Москвы, совершенно невозможно приобретать и читать книги, так как в Московской области категорически отказывают в возможности передать или получить даже учебную литературу».
«Виновным себя не признаю»
«Мое дело практически не слушается в суде. За все это время состоялось только одно предварительное и три основных заседания. Заслушано пять свидетелей из почти ста со стороны обвинения и защиты. Последнее заседание было 11 марта 2020 года, а до этого 12 февраля 2020 года. Такими темпами судебное разбирательство будет идти много лет. Обвинение не просто сомнительно, а основано фактически на показаниях одного свидетеля, заключившего в 2016 году сделку со следствием. Вменяемое преступление завершено в 2011 году по версии следствия, т.е. я не совершал иных преступлений, не судим, имею семью в Москве и жилплощадь, ребенка 14 лет на иждивении, уже третий год практически нахожусь в тюрьме и, по сути, отбываю наказание. Причем слишком суровое, если сравнить со сроком, который фактически получил соучастник (получив 2,5 лет лишения свободы, отбыл 1,5 года, освобожден по УДО)».
«Я считаю, что отбыв уже столько времени в тюрьме, мне нет смысла ни скрываться от суда, ни совершать иные преступления, которых я и не совершал. Я борюсь за оправдательный приговор, понимая всю безнадежность этой борьбы. Тем не менее, виновным себя не признаю».
На что надеется Илья Шерман и зачем он посылает этот свой тюремный дневник правозащитникам и журналистам? Посылает из тюрьмы, как будто бы бросает бутылку с письмом в море?
«Я хочу привлечь внимание к вопиющим нарушениям прав человека в моем судебно-следственном деле. Более полугода я находился в подмосковных СИЗО и ИВС, чудовищные условия которых считаю недопустимыми. Мой судебный процесс может затянуться надолго. Я добиваюсь изменения мне меры пресечения хотя бы на домашний арест».
«Цель моего обращения – не вызвать к себе жалость, а доказать абсурдность моего содержания в тюрьме».
«Я хочу привлечь внимание общественности к содержанию заключенных в подмосковных СИЗО и ИВС, через которые я прошел. Они недопустимы! Я прошу надзирающие инстанции и гражданское общество сделать хоть что-нибудь, чтобы эту ситуацию исправить».
«Я прошу помочь мне доказать суду невозможность и ненужность побега в случае, если меня переведут из тюрьмы под домашний арест. Я не заинтересован в том, чтобы скрыться. Я заинтересован в том, чтобы участвовать в судебном разбирательстве, где я буду доказывать свою полную невиновность».
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.