Гонка за фейками. Как не попасть под статью за фейковые новости

В эпоху пандемии коронавируса правительство активно начало применять Закон о фейковых новостях, который вступил в силу чуть больше года назад. Первые административные штрафы уже пришли некоторым россиянам. 1 апреля Владимир Путин подписал закон, который позволяет привлечь нарушителей и к уголовной ответственности. Старший юрист центра защиты прав СМИ Светлана Кузеванова рассказала для подкаста «Взаперти», как нужно писать, чтобы не попасть под статью, и будут ли суды по таким делам проходить честно.

— Светлана, скажите, какие именно высказывания в СМИ и социальных сетях могут попасть под закон про фейки?

— Будьте осторожны по поводу оценки масштабов коронавируса и мер, принимаемых для борьбы с ним. История с фейками безумна: любые вещи, которые не соответствуют тому, что нам официально говорят власти, потенциально могут быть расценены как фейк. Фейки — это сообщения о какой-то недостоверной информации под видом достоверной, это должны быть утверждения. Формально под это не попадают мнения, оценки о том, что люди не носят маски, потому что это нельзя определить как достоверное или недостоверное утверждение. 

Сейчас практика показывает, что и к административной, и к уголовной ответственности, которую недавно ввели за фейки, привлекают за любое высказанное мнение относительно того, что вы думаете, что вирус будет развиваться таким-то путем, потому что власть не принимает достаточных мер для безопасности врачей.

Любые ваши предположения о том, что что-то происходит не так, и это не соответствует официальной позиции властей, могут быть расценены как фейк. 

— Есть ли у вас дела, которые вы ведете?

— Сейчас непосредственно мы ведем одно дело. Журналист сообщил о том, что область, где он живет, находится на третьем месте по числу заболевших, а на самом деле это не так. Мы считаем, что это не фейк. Мало просто сообщить недостоверную информацию. Нужно, чтобы она еще создала определенную угрозу: или причинение вреда людям, или прекращение работы каких-то объектов. Мы считаем, что эта информация таких последствий не влечет. Но пока полиция с нами не соглашается. Она его уже вызвали под протокол. 

Мы консультируем огромнейший массив людей. Привлекают пользователей и из соцсетей, даже тех, кто писал что-то в мессенджерах — в WhatsApp, Viber. Возникает вопрос, каким образом эта информация становится доступной для полиции. Либо кто-то ее сливает полицейским, либо они имеют другие возможности ее отслеживать.

— Может, они пишут это в общие группы?

— Иногда да — это бывает и страница ВК, но бывает и небольшая группа жителей какого-то округа в WhatsApp. Мы обеспокоены, что сейчас любая позиция, не соответствующая официальной, потенциально для наших властей — фейк. Они реально устроили гонку, кто больше фейков насобирает. 

Основная часть нашей работы с фейками сейчас заключается в том, что мы вычитываем много текстов перед публикацией. Материалы часто основаны на анонимных источниках. Что-то вроде «врач из больницы сказал, что на самом деле так вот и так» или «поговорили с медперсоналом, они рассказали о проблемах, начиная от нехватки средств обработки, масок и перчаток, что они их на батарее сушат, и заканчивая историями про то, что в больнице была вспышка, но все подзамяли и об этом не стали рассказывать официально». Получается, пока власти не подтвердили эту информацию, любое распространение этих данных со ссылкой на анонимный источник, даже если как журналист вы считаете это проверенной информацией, — это серьезный риск. 

Была бы там одна административная ответственность, еще ничего. Но есть и уголовная, это страшновато. Плюс блокировки. Самая простая рекомендация, которую мы даем, — пытаться выдавать эту информацию не как достоверную. Это звучит жутко абсурдно, я знаю. Но если мы не выдаем информацию под видом достоверной, мы как бы юридически устраняем один из признаков фейка.

— А как это сделать? Писать, «существует мнение, что…»?

— Да, именно. Мы пишем предположениями, слухами, «якобы это так, но власти это не подтверждают». Если бы раньше мы дали эту информацию, доверяя своему источнику, то сейчас, даже если мы 100% уверены в информации, мы просто играем с формулировками на случай войны. Если будет претензия по этому тексту, то юрист сможет отбить редакцию из лап правоохранительных органов. Иначе никак. 

Ссылаться прямо лучше на официальные источники или на публичные данные. Мы регулярно помогаем изданию 7х7 в Коми, где была вспышка коронавируса. Когда уволили местного министра здравоохранения, отовсюду посыпалась информация про коронавирус, которую не просто никто не подтверждал, а как только журналисты куда-то звонили, то бросали трубки. Даже не пытались сказать, что они пока не комментируют информацию! А это нужно выпускать. Мы прямо танцы с бубном над текстом устраивали, чтобы он вышел без вреда для редакции.

— То есть журналисты вынуждены писать ту информацию, которую они узнали, а потом говорить «но на самом власти говорят, что это не так»? 

— Или так, или писать о том, что власти не дали комментарий. Чаще необходимость в публикации сильно опережает готовность властей прокомментировать ситуацию. Им нужно время посмотреть на ваш запрос, подумать, как ответить, согласовать со всеми позицию. В итоге журналистские тексты выходят без комментария. Мы рекомендуем дожидаться комментария хоть в каком-то виде. Это хоть чуть-чуть защищает текст, показывая, что есть другая позиция. Для юристов все эти тексты — гадание на кофейной гуще, привлекут, не привлекут. 

— Получается такие дела отстаивать?

— А их еще толком и нет. Закон о фейках прошлогодний, но по коронавирусу все пошло только сейчас. С пользователями интернета в некоторых случаях уже дошло до штрафа. 

Полиция сама не штрафует, она составляет протокол и отправляет его в административный суд, который принимает решение. У человека есть возможность защищаться, приводить объяснения и доказательства. Но эти дела еще не успели дойти до судов. Есть несколько дел, где суды присудили штрафы, но в большинстве случаев сейчас это только протоколы. Уголовные дела еще не дошли до судов, они на стадии расследования. Уголовная ответственность была введена только с 1 апреля, еще никто ничего не успел сделать. 

У нас нет ожиданий, что эти дела закончатся адекватно. Мы понимаем, что есть определенное политическое решение, что должно быть с такой информацией. Все наши чиновники и видные деятели говорят, что она должна жестко пресекаться, важно не допускать ее распространения, чтобы не было паники. Невербально это все считывается, думаю, судьями в том числе. Судебный процесс редко бывает — не хочется говорить «справедливым» — скорее идеальным с точки зрения рассмотрения дела. 

— Если ко мне впредь будет подходить кто-то из администрации Морозовской больницы, где я сейчас нахожусь, и требовать не записывать врачей, как я это делаю сейчас? Что мне им ответить, на что ссылаться?

— Нужно попросить администрацию обосновать свое требование. На каких основаниях они вам это запрещают? Вы можете ответить, что ни в одном законодательном акте РФ нет запрета или ограничения на ведение записи, ни как к гражданину, ни как к журналисту. 

Вам, как журналисту, закон о СМИ разрешает проводить запись. Хорошо было бы, если бы в законе четко говорилось, где можно вести запись, где нельзя. Такого закона нет, поэтому мы отталкиваемся от противного — если нет прямого запрета, то вы производите эту запись законно. Мы говорим об открытой записи, конечно. В 49 статье закона о СМИ сказано, что при ведении записи вы должны предупреждать человека об этом. 

Для скрытой записи есть свои правила о том, как ее можно распространять. Сама скрытая запись не запрещена. Если на записи человек не идентифицируется, вы не можете этой записью нарушить его права. Нарушения закона здесь нет. Если вы записали за соседним столиком политиков, которые говорят о распиливании бюджета, и думаете о ее публикации, то тут вступает в силу статья 50 Закона о СМИ. Если есть общественный интерес о разглашении такой информации, и вы предпринимаете меры по сокрытию идентификации этих лиц, то это допустимо. И если вы не нарушаете ничьих конституционных прав.