В феврале Европейский суд по правам человека, пользуясь 39 правилом своего регламента, потребовал от российских властей срочно освободить Алексея Навального. Москва фактически ответила отказом. Но не всегда Россия игнорировала решения ЕСПЧ.
В 2003 году по тому же 39 правилу Европейский суд предписал в срочном порядке вернуть из Туркмении в Россию бизнесмена Мурада Гарабаева. Перед этим он был экстрадирован в Ашхабад по подозрению в выводе 40 млн долларов из Центрального Банка Туркменистана. Тогда Россия потребовала у Туркменистана вернуть Гарабаева — и его вернули!
Адвокатом, написавшим тогда жалобу в ЕСПЧ, была Анна Ставицкая — теперь соведущая подкаста «Право слово». Обозреватель «МБХ медиа» Зоя Светова в подкасте «Право слово» восстановила события тех лет вместе с Анной Ставицкой и Мурадом Гарабаевым. Публикуем сокращенную запись этого разговора.
Арест
Зоя Светова: Мурад, расскажите, с чего начались ваши злоключения 27 сентября 2002 года, когда вы, вполне добропорядочный, законопослушный человек, были задержаны в Москве?
Мурад Гарабаев: В начале сентября мне стали поступать звонки от моих родственников. Они мне стали говорить о том, что их постоянно вызывают на какие-то допросы. Я пытался у них уточнить, с чем это связано, но они ничего внятного мне ответить не могли.
Анна Ставицкая: От родственников из Туркменистана, да?
М.Г.: Из Туркменистана, да. Они говорили, что [силовики] меня ищут, хотят связаться. Я им сказал, что если у них есть ко мне вопросы, то я готов встретиться. Я сейчас нахожусь в Москве, ради бога, пусть приезжают, будем общаться, встречаться. Правда, мне не очень вообще понятно, например, о чем мне с кем-либо разговаривать? Их постоянно дергали, чуть ли не каждый день. В итоге, через какое-то время, я родственников попросил передать свой мобильный телефон в Москве, передать адрес.
Через некоторое время мне раздался звонок. Представились, по-моему, сотрудниками силовых структур российских, пригласили меня для дачи показаний. Я к ним явился, мы посидели, пообщались. Там было несколько человек, в том числе, если я не ошибаюсь, один или два — представители туркменских силовых служб. Мы пообщались, они сказали: «Вот у тебя был такой сотрудник — Арслан Какаев. Вы с ним общались? Ты его знаешь?» Я говорю: «Ну, знаю. Я пока работал, мы дружили, общались». Они мне объяснили, что из Туркмении украли деньги. Причем у меня был вопрос: «А как украли? Их в чемоданах украли или как?». Мне никто толком ничего не объяснил. Они у меня взяли показания, и я ушел домой восвояси.
Где-то через неделю или даже раньше, мне позвонили и сказали: «Вы можете прийти? Еще раз пообщаемся». Ну, я собрался, вышел из дома, из квартиры, и меня в подъезде встретили сотрудники при оружии, надели наручники. Я задаю вопрос: «А в связи с чем?». Они мне, на секунду буквально, ткнули постановлением за подписью, мне кажется, заместителя генерального прокурора либо генерального прокурора, о том, что принято решение меня арестовать и экстрадировать. Я говорю: «Давайте я тогда найду адвоката, пообщаемся. Вот пусть он даст оценку всем вашим действиям. Я ничего противозаконного не совершал, и почему меня вдруг пытаются арестовать и куда-то отправить, мне непонятно». Они даже ничего слушать не стали, просто меня скрутили и увезли, в приемник. По-моему, в Марьино это было.
На следующий день меня вызвали из этой камеры, отвезли в ИВС в Марьино, еще через какое-то время отвезли в ИВС на Петровке, ну и потом уже в пересылочную тюрьму, откуда уже дальше отправили в Туркменистан. При этом, я постоянно говорил о том, что я гражданин России, как вы можете меня куда-то отправлять? Давайте будем разбираться здесь, если какие-то есть вопросы, здесь тоже есть суд, и я готов участвовать в судебных заседаниях.
З.С.: У вас было на тот момент два гражданства, туркменское и российское?
М.Г.: Да, гражданство России я приобрел в 2000 или в 2001 году.
З.С.: Аня, вот осень 2002 года, ты, Анна Ставицкая, уже достаточно известный адвокат, работаешь в Центре Содействия Международной Защите, занимаешься жалобами российских граждан в Страсбург. Ты помнишь, как к тебе попало дело Мурада Гарабаева?
А.С.: Ну насколько я помню, меня посоветовал друг Мурада Гарабаева и его жены, который на тот момент работал в ОКБ ООН, и он меня по каким-то своим делам знал. И вот он меня посоветовал, и жена Мурада Айя обратилась ко мне с вопросом — сначала о помощи разыскать Мурада, а потом и вести это дело об экстрадиции. Не могу сказать, что я на тот момент была специалистом в экстрадиции. Это как раз было мое первое экстрадиционное дело, потом я стала специалистом по экстрадиции, потому что у меня было довольно много таких дел, и я начала разбираться в этой истории.
На тот момент у меня не было никаких оснований считать, что Мурада могут экстрадировать в Туркменистан, потому что, с точки зрения нашего законодательства, было все очевидно: он был гражданином Российской Федерации, и по закону, по Конституции, по Уголовно-процессуальному кодексу и в соответствии с международными конвенциями, которые подписала Российская Федерация, Мурад не должен был быть экстрадирован.
З.С.: Когда к тебе обратилась жена Мурада, ты видела Мурада в пересыльной тюрьме, до его высылки в Туркмению?
А.С.: Да, конечно, мы там с ним встречались, и я как раз ему об этом всем рассказывала. Я ровно это ему и разъясняла, что, Мурад, это ужасно, что тебя обвиняют в совершении какого-то немыслимого преступления на территории Туркменистана, но нет, тебя экстрадировать не могут, ни при каких обстоятельствах.
Экстрадиция
З.С.: Мурад, вот вы сидите в пересыльной тюрьме, условно говоря, от вас недавно ушла Анна Ставицкая, она вас успокоила, и вдруг, вас из камеры вызывают и говорят: «Мурад, с вещами…» — и вы понимаете, что вас сейчас повезут в Туркменистан. Помните, как это было?
М.Г.: Честно говоря, я сначала сомневался, не подставной ли адвокат. Вы же понимаете, я изолирован и не понимаю, действительно ли супруга нашла (адвоката). Несколько контрольных вопросов мне позволили понять, что все хорошо. После этого меня уже перевезли в пересыльную тюрьму на Красной Пресне, там тоже просидел порядка 2-х недель. А через какое-то время, наверное, две недели, в камеру постучались и говорят: «С вещами на выход». Я говорю: «Куда?» — «Домой». Я понимаю, что меня уже все, отправляют, и с вероятностью 99% это дорога в одну сторону. Я там в панике начинаю биться.
Ребята, которые со мной находились в камере, они не верили, что так быстро [меня отправят]. Там люди годами сидят, в пересыльной тюрьме, и они мне все говорили: «Да ты не переживай, ты здесь долго будешь сидеть». Они, честно говоря, были в шоке и дали мне телефон позвонить супруге и адвокату. Выпросил я у них этот телефон, позвонил Анне, сказал ей: «Меня увозят». У меня глаза были на мокром месте. Ну и супруге позвонил. Они, конечно, были удивлены — как, куда. Но в итоге меня спустили в камеру на первом этаже, и на следующий день увезли в аэропорт. И там провели через погранпост, причем предъявляли на погранпосту якобы визу — по цвету я понял, что это виза — хотя я не прилетал по визе, я прилетал по паспорту, у меня не было визы российской. Ее видимо подделали. Общий фон людей, которые сопровождали, свидетельствовал о том, что полузаконным методом вывозят. Я там на погранпосту вцепился в эту стойку и говорю: «Я гражданин России, вы меня не можете выдать», — но это никто не слушал, выволокли и увезли.
З.С.: И вы прилетели в Ашхабад?
М.Г.: Да.
З.С.: И потом вас отвезли в тюрьму. Это была тюрьма ФСБ или обычная уголовная тюрьма?
М.Г.: Ну, это комитет национальной безопасности, аналог местной ФСБ, как СИЗО ФСБ. Там посадили в камеру на 3 койки. Это комната с решетками, в которой нет ни рукомойников, ничего. Вот там я и пребывал на протяжении 4 месяцев.
З.С.: Вы помните, что они от вас хотели и какими методами требовали? Я так поняла, что требовали признательных показаний, да?
М.Г. Да, требовали признаться. Постоянные были избиения. Хотя что рассказывать? Все, что я узнавал об этом деле, исходило из их уст — точно так же это потом происходило и в России. То есть все, что я узнал о деле, было написано самими следователями и прокурорами.
З.С.: Я тогда работала журналистом в «Новых Известиях», и мы дружили уже с Анной, ну, были знакомы. Она мне рассказала об этом деле, и я написала статью. И эту статью очень долго не хотели публиковать. И статья вышла тогда, когда вас уже экстрадировали. Потом один из коллег мне объяснил, что редакции якобы заплатили деньги, чтобы статья вышла уже позже. То есть, из этого, я поняла, что в вашей экстрадиции были очень заинтересованы туркменские спецслужбы. А зачем им так было нужно, чтобы вы оказались в Туркменистане, и чтобы вы именно там давали показания по этому делу?
М.Г.: Учитывая, что они потом заявляли, что деньги выведены из страны, им нужно было хоть кого-то привезти извне, чтобы был хоть один человек, которого можно показать президенту. И первый, кто попался под руку, это оказался почему-то я. Хоть кого-то на этом этапе посадить, чтобы не возникло вопросов от руководителя страны, а чем вы там занимаетесь вообще? Все, кто был в группе, которая расследовала это преступление, сейчас сидят в тюрьме. У любого министра дорога одна: посидеть в министерском кресле и сесть в тюрьму, вот и все.
З.С.: То есть, те люди, которые вас пытали, били, требовали от вас признаться в том, что вы не совершили — все эти люди теперь сами оказались практически на вашем месте, в этой же самой тюрьме.
М.Г.: Более того, вот когда я находился там, мне стали приносить повестки в российский суд. «Распишись, что ты получил». Я говорю: «Я не буду подписывать». — «Почему?» — «Потому что я не могу явиться, а вы, получается, отчитываетесь, что я получил. И в итоге я не являюсь в суд. Я не буду подписывать, вывозите, я пойду в суд». В итоге я подписываю: «Я нахожусь под стражей в Туркменистане, явиться не могу». После этого я получил очередную порцию тумаков и «ты пожалеешь об этом поступке». И с такими словами вернули в камеру.
З.С: А это были повестки в суд для рассмотрения дела о выведении денег из туркменского Центрального банка?
М.Г.: Нет. На тот момент я этого не знал. Это потом я уже понял, что повестки в суд были на предмет лишения меня гражданства, потому что я якобы его приобрел незаконно. Это отдельная история, которую адвокат Анна Ставицкая с нами прошла. В Туркменистане на скорую руку состряпали заседание гражданского суда задним числом о том, что мы с супругой по обоюдному согласию развелись. Откровенная подделка документов.
З.С.: Фальсификация для того, чтобы вас лишить российского гражданства.
А.С.: Да. Чтобы получить российское гражданство, нужно было, чтобы кто-либо из родственников был гражданином России, а у Мурада родственником таким была жена. И вот было сделано все для того, чтобы как будто бы на момент получения российского гражданства у Мурада не было оснований для получения этого гражданства. Как будто на момент получения этого гражданства они были разведены с женой и, соответственно, у него оснований для получения российского гражданства не было.
З.С.: Ну это было все сделано для того, чтобы его невозможно было экстрадировать обратно в Россию.
А.С.: Это было сделано не для этого. Это было сделано для того, чтобы наши российские власти потом сказали, что они не нарушили никакой закон, а экстрадировали совершенно законно не гражданина Российской Федерации.
Европейский суд
З.С.: Известно, что людей в Туркмении в то время так сильно пытали, что некоторые просто умирали в тюрьме. И что, Ань, ты делаешь? Как ты можешь спасти своего подзащитного?
А.С.: На следующий день я приехала в этот изолятор и узнала, что действительно Мурада увезли в Туркмению. У меня даже не было решения, на основании которого его экстрадировали. В любом случае, это постановление можно обжаловать, а затем, когда Московский городской суд либо подтвердит, либо отменит это постановление — решение можно обжаловать в Верховный суд. То есть невозможно так взять и человека после принятия решения об экстрадиции сразу же увести.
Были совершены две незаконные вещи: во-первых, экстрадировали гражданина Российской Федерации, а второе — ему не дали возможность обжаловать вынесенное решение. Я впоследствии узнала, что решение было вынесено генеральным прокурором. Я его решение обжаловала в Московский городской суд, и судья [Юрий] Пасюнин мне мою жалобу вернул с таким замечанием: раз человека уже экстрадировали, то он не может присутствовать в судебном заседании, а значит вопрос о законности его экстрадиции мы рассматривать не можем.
З.С.: Ничего себе!
А.С.: Я обжаловала это в Верховном суде, и в этот же момент мы с Каринной Москаленко, не побоюсь этого слова, первые в России направили в ЕСПЧ запрос в порядке 39-го правила регламента Европейского суда. В последнее время это 39-е правило на слуху, потому что его применили по делу Навального. А вообще это право применяется только в экстренных случаях: когда жизни человека угрожает опасность в смысле медицины, и тогда, когда жизни человека угрожает опасность в случае его экстрадиции в страну, где нарушаются права человека и совершаются пытки. А Туркмения на тот момент такой страной и считалась. Было огромное количество различных международных докладов, что в Туркмении применяются к задержанным пытки.
Мы подали такое ходатайство в Европейский суд и практически сразу же — но я об этом не знала — Европейский суд принял решение об экстренном вмешательстве в ситуацию. Мне вдруг стали звонить из Московского городского суда и просто умолять, чтобы я пришла в суд для рассмотрения моей жалобы на незаконность экстрадиции. Я говорю: «Так вы же мне ее вернули обратно». — «Нет, мы уже подумали и решили, что будем ее рассматривать».
А в тот день, когда они собирались ее рассматривать, я уже была вызвана на допрос в Следственный Комитет с другим своим подзащитным. Так мне позвонили из аппарата заместителя Московского городского суда [Евгении] Колышницыной. Она меня к себе вызвала и прям вот очень попросила, чтобы я все-таки сразу после допроса метнулась в Мосгорсуд для рассмотрения вопроса о законности экстрадиции Гарабаева. Я пришла, судья Пасюнин уже нашел основания для рассмотрения моей жалобы и более того, ее удовлетворил. Признал постановление генерального прокурора об экстрадиции Мурада в Туркменистан незаконным.
З.С.: Правильно ли я поняла, что решение Европейского суда по 39 правилу о том, что Гарабаева незаконно отправили в Туркменистан и его нужно немедленно вернуть оттуда, дошло до Мосгорсуда?
А.С.: Ну это не до Мосгорсуда. Это решение дошло до аппарата уполномоченного по правам человека в Европейском суде. На тот момент это был [Павел] Лаптев. И несмотря на то, что он со стороны государства, он понимал, что такое Европейский суд, что решения нужно выполнять, и он сделал все, чтобы эта история разрешилась в лучшую сторону. То есть, видимо, он каким-то образом связался с Мосгорсудом, им там вставил… Ну, я так предполагаю, потому что для меня совершенно непонятно, почему они все так забегали. Кстати, судья Пасюнин потом еще со мной разговаривал в кулуарах, как-то так мне намекнул, что не просто так Европейский суд принял такое решение.
З.С.: То есть? Что он имел в виду?
А.С.: Что он имел в виду — это знает только сам судья Пасюнин, но мы, наверное, все поняли, что он имеет в виду. Я ему разъяснила, что такое Европейский суд, что такое подозрение в принципе невозможно и беспочвенно, что он вмешался только потому, что увидел нарушение Конвенции и вообще всех мыслимых и немыслимых законов и что судья Пасюнин, который является профессионалом высокого уровня, точно так же, как и Европейский суд, видит, что здесь был нарушен закон. Ну, он со мной согласился и, собственно говоря, мы с ним даже в коридорах здороваемся. После этого было приняло решение о том, что экстрадиция незаконна, но Мурад-то оставался в Туркмении.
З.С.: А как его вернули?
А.С. Из этих 40 млн долларов часть была переведена в латвийские банки, а часть в российские банки. Из-за этого появилось основание для возбуждения уголовного дела на территории Российской Федерации, и под это дело Мурада запросили из Туркмении. А параллельно, как Мурад уже обмолвился, было инсценировано дело о лишении Мурада российского гражданства, что, якобы, он его получил незаконно. Благодаря вмешательству Европейского суда, мы добились справедливости. Было установлено, что он не разводился и получил гражданство законно, и решение было вынесено в нашу пользу.
З.С.: Насколько у нас удивительный закон! Что называется, «закон что дышло». Наши правоохранительные органы, наши суды никак не хотят согласиться с тем, что должны поступать по закону, то есть по решению Европейского суда. Они по нему поступают по сути, но придумывают совершенно другие основания. Вот что бесит.
А.С.: Самое интересное, когда Мурада привезли в Россию, он не вышел на свободу и не пошел к себе домой. Они придумали просто супер-ход: его заочно арестовали в Басманном суде города Москвы. А заочно можно арестовывать только в том случае, если человек скрылся от следствия, от суда. Так вот, они принесли бумагу, о том, что Мурад скрылся от следствия и суда.
Я пришла в этот Басманный суд и говорю: «Граждане, дорогие судьи, как же это у вас он так скрылся, если вы сами его экстрадировали в Туркмению совершенно незаконно?» Представила все документы, решение Московского городского суда. Судья смотрела на меня, кивала, но при этом вынесла решение о заочном заключении Гарабаева под стражу на том основании, что он скрылся от следствия и суда, местонахождение его неизвестно. Впоследствии Европейский суд признал это нарушением статьи 5 Конвенции.
Возвращение в Россию
З.С: Мурад, что вы помните об этом дне, 1 февраля 2003 года, когда вас вернули в Москву?
М.Г.: На самом деле, там немного была предыстория. На тот момент они меня якобы уже ознакомили с уголовным делом — предоставляли мне документы на туркменском языке. По национальности я туркмен, но туркменским языком на тот момент в совершенстве не владел. Ну, на бытовом уровне сходить хлеба купить — да, но вот так, чтобы ознакамливаться с терминами в уголовном деле… Я попросил переводчика. На что мне сказали: «А ты кто? Совсем не туркмен, что ли?».
Мне никого не предоставили, тыкали мне платежками какими-то, по которым якобы был вывод денег. Все шло к тому, что будет расследование, судебное следствие. Но надо понимать, что судебное следствие в Туркменистане не ведется на протяжении какого-то длительного времени. Зачастую ты приезжаешь в суд, судья открыл папку, закрыл папку, стукнул молотком — 15 лет или 10 лет, и дальше уже по этапу. Ну и в очередной день мне говорят: «С вещами на выход». Я говорю: «Куда?». Мне говорят: «Тебя переводят в тюрьму МВД». Если в тюрьме КНБ еще как-то они пытаются держать какую-то марку свою, то тюрьма МВД — это все, это ужас полный. Но я понимал, что и там я ненадолго.
Меня вывезли в тюрьму МВД, я прихожу вот в этот приемник с вещами и захожу в комнату. В комнате никого нет, я стою один, никто на меня не обращает внимания. Потом стало происходить какое-то движение, все повскакивали: «Генерал идет!» Открывается дверь, заходит, в тот момент, по-моему, это был Рушайло в своей большой шляпе. Потом генерал какой-то местный, ну, видимо, министр МВД, еще несколько людей, ну и еще какие-то заключенные заходят, такое движение бурное происходит. Между собой Рушайло с генералом общаются и начинают кричать: «Гарабаев». Ну я говорю: «Я». А они мне: «Ты что ли? А что ты тут стоишь?». После этого меня посадили в машину и повезли в аэропорт. Мы пока ехали, я говорю: «А куда вы меня везете?» — «В Россию везем, ты там в терроризме обвинен». Ну и в итоге, привезли меня в аэропорт, посадили в самолет, и уже конвой российский меня привозил обратно. Я вышел из самолета, меня встретили, посадили в автозак и отвезли уже в «Лефортово».
З.С.: А вы поняли, что вас экстрадируют обратно? Что вообще вы думали в этот момент?
М.Г.: Вы знаете, вот эта фраза, что меня везут за терроризм, меня не сильно порадовала, потому что в те времена бурная война с террором шла. Но я говорю: «Еще что вы придумаете для того, чтобы уже уничтожить до конца это дело?» Но российский конвой меня успокоил. Ну, они немногословны были. Конечно, было облегчение, потому что увезли оттуда.
З.С.: И дальше случилась совершенно потрясающая история, потому что 9 марта 2004 года вы были оправданы московским судом по обвинению в мошенничестве, а по обвинению в отмывании денег вас приговорили к штрафу. И вы вышли на свободу, то есть, по сути, это был оправдательный приговор. Аня, как удалось добиться оправдательного приговора? И действительно ли кто-то выводил деньги из этого Центрального банка?
А.С.: Это просто детективная история. Во-первых, половина Туркмении обвинялась в том, что эти деньги были выведены. Там председатель этого Центрального банка, огромное количество сотрудников, их родственники, родственники родственников, практически все были задержаны из-за хищения этих денег. Там даже был приговор, по которому этих людей признали виновными за то, что они их растратили.
У нас была такая интересная судья в Замоскворецком суде, по фамилии Васина. Она такая очень крикливая, все время голосила каким-то дурным голосом, но при этом умная. В итоге, мы доказали, что отсутствует состав преступления. Более того, не был установлен потерпевший, потому что туркменская сторона так и не представила никаких документов, на основании которых можно было сделать вывод, кому принадлежали как будто бы похищенные денежные средства. Очень много было различных предположений, что чуть ли не сама семья Туркменбаши перевела эти деньги для того, чтобы их получить в свое распоряжение. И вот эта судья Васина, сама ли она или в связи с тем, что было вмешательство Европейского суда — скорее второе, — вынесла совершенно справедливо оправдательный приговор. То есть, здесь совокупность двух факторов: умная судья, которая смогла это все обосновать, и вмешательство Европейского суда.
З.С.: Да, это на самом деле очень интересная история. Я думаю, что она войдет в учебники по истории российского судопроизводства времен Путина.
А.С.: С точки зрения Европейского суда, дело Гарабаева — это прецедент, на который ссылается во всех остальных решениях Европейский суд.
З.С.: А сегодня возможна была бы такая ситуация? Стали бы российские правоохранительные органы сегодня исполнять такое решение Европейского суда?
А.С.: Скорее всего, в современных реалиях вряд ли бы это произошло. Очень большое значение имела как раз личность уполномоченного по правам человека при Европейском суде, Павла Лаптева. Он понимал значение Европейского суда и старался делать все для того, чтобы Россия как-то вписалась и тоже стала бочком подвигаться к правам человека — это первое. Второе: научившись на деле Гарабаева, если необходимо было человека все-таки передать в ту страну, которая его запрашивала, наши власти стали действовать умнее. Они его выпускали, а потом его просто похищали и отвозили туда, куда нужно.
Полную версию выпуска «Право слово» с Мурадом Гарабаевым слушайте на Soundcloud| ВК | Castbox | Apple Podcasts | Яндекс. Музыке |Google Podcasts и на других платформах.
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.