После акций в поддержку Алексея Навального тысячи россиян оказались в спецприемниках. В Москве из-за нехватки мест для отбывания ареста людей стали помещать в ЦВСИГ в деревне Сахарово. «МБХ медиа» поговорило с отбывшими там срок арестантами об условиях содержания, отношении персонала, еде и нарушениях их прав.
Леонид Шехтман, 25 лет, программист
— Я оказался на митинге 31 января, потому что наша власть перестала отвечать на вопросы, вокруг творится беззаконие. Меня задержали около 12:40 у метро «Красные ворота», омоновцы просто молча подошли и отвели в автозак. На вопросы никак не реагировали, нагрудных знаков или фамилий на форме не было.
Первые две ночи провел в ОВД Свиблово (там нас набили в тесные жаркие обезьянники без окон по 7 человек) и Останкино (там, наоборот, было очень холодно). Потом огромной толпой свезли в Бабушкинский суд, в основном давали 7-10 дней ареста, инвалидов просто штрафовали. Со мной был гражданин Афганистана, получивший десять суток. Судья просто бездушно зачитывала материалы, отклоняя все мои ходатайства, не вызывала свидетелей. Я получил семь суток, это мой первый арест. После суда нас отвезли в Сахарово.
Там никто не был готов к такому потоку людей, были гигантские очереди. Нас заселили на цокольный этаж с камерами. Для устрашения один из тюремщиков сказал: «У нас тут даже воры в законе обсирались». После перевели в камеру на десять человек, они оборудованы одинаково — приваренные двухъярусные нары, в середине стол, в углу уборная. Нам выдали матрас, одноразовое постельное белье на весь срок, посуду и полотенце. После большого общественного резонанса условия стали лучше: выдали мыло, туалетную бумагу, соду.
Баланда — точное определение «еды», которую нам там давали. Это самая простая безвкусная пища, чтобы ты не умер. Порции были маленькими, потому что цех, который их готовил, не справлялся с объемами.
Отношение к нам было абсолютно нечеловеческим, как к пленникам в зиндане, общались по-хамски. С пытками или избиением я не сталкивался, но нарушения прав были ежедневно. Речь про отношение к заключенным, даже когда просили лишний раз дать кипяток (его наливали три раза в сутки), то получали отказ. Вообще на все вопросы ответы были такими «Это не мои проблемы, а ваши», «Я за это не отвечаю», «Я передам» и все.
В один из дней забыли элементарно накормить ужином. Когда мы сказали тюремщику, то он ответил, что это не так. На камеру в 10 человек нам давали телефон раз в день на час, хотя по закону мы имели право на 15 минут разговора. Симки в телефоне, конечно, не было, такой парадокс.
Я буду оспаривать свое задержание в суде, сейчас также пытаюсь помочь друзьям, которые еще в Сахарово. На моей работе к задержанию отнеслись спокойно, проблем не возникло.
Из хорошего выделю сокамерников — это очень умные, интересные люди, с которыми не было скучно. У многих были свои идеи, которые мы обсуждали, вели дебаты. Очень хочу поблагодарить за поддержку своих друзей и волонтеров. Мы чувствовали, какое давление на систему идет снаружи и как руководство спецприемника начинает бояться и трястись. Понял, какое значение имеют такие проекты, как «ОВД-инфо», «Апология протеста» и другие, я кидаю им донаты и советую всем это делать.
Елизавета Грудилова, 22 года, менеджер
— Я оказалась случайно на месте задержаний 2 февраля. Я была в кафе на Арбате, около 22:30 мы с другом решили пойти домой. Про приговор Навальному узнала из каких-то развлекательных пабликов, политикой не увлекаюсь и считаю, что в наших реалиях маловероятно что-то изменить. Все равно большинству людей нравится так жить.
Мы пытались обойти места шествий, но в итоге оказались в самом центре. Пытались дойти до метро, но несколько омоновцев молча взяли нас и отвели в автозак. В ОВД полицейские шарились в моем телефоне, проверяли подписки и сообщения. Я объяснила свою ситуацию, но на следующий день меня повезли в Нагатинский суд. Мое заседание состоялось около 22 часов, судье было абсолютно все равно, она быстро дала мне четверо суток и ушла.
В суде у меня весь день было высокое давление, но врача никто вызывать не стал. В Сахарово мы выехали ночью, а заселились только утром. Там персонал относился лучше, чем в полиции и на суде, а кормили как в школьной столовой.
За все время моего незаконного задержания мои права много раз были нарушены. По сути, меня беспричинно лишили свободы. С адвокатом будем подавать жалобу в ЕСПЧ и другие инстанции. Возможно, положительных итогов не будет, у нас творится полный правовой беспредел.
Из веселого выделю атмосферу в нашем автозаке. Конечно, полиции было плевать, что половина людей стоит. Но все уступали друг другу место, чтобы была возможность поспать. Большое спасибо волонтерам, без которых мы бы остались голодными.
Кристина Ганина, 27 лет, независимый копирайтер, стендап-комик
— Я выходила на акции и 23, и 31 января. Для меня это было не провокацией, а шансом быть услышанной и помочь быть услышанными другим людям, потому что сейчас уже невозможно оставаться аполитичным.
Меня задержали у Матросской тишины, мы полтора часа стояли в снегу и морозили ноги на глазах у журналистов. Ко мне при задержании не применяли силу, но один из полицейских хотел ударить дубинкой задержанного парня, его защитили другие ребята. Они хотели всех запугать, но при журналистах вели себя скромнее.
В ОВД «Северное Медведково» нам ничего не объясняли, только вечером сказали, что всех задержали за создание помех движению. Еще меня и других в три часа ночи допрашивали по делу о сгоревшей полицейской машине на Тверской, хотя я была на другом конце города. Когда при ответах ссылалась на 51-ю статью конституции, то следователь Савельева пыталась давить, якобы я не знаю, что это такое. Судья Бабушкинского суда Зотова в итоге дала семь суток, это мой первый арест. Адвоката на заседание не пустили.
Несмотря на то, что мы сидели в женском отделении Сахарово, наполовину оно было мужским — больше 30 парней и чуть больше 20 женщин. В итоге меня и еще трех девушек определили в камеру, где на полу валялся мусор, лежали бусы из хлеба, везде разбросаны пакеты, то есть очень грязно.
На завтрак обычно давали кашу, на обед была рыбно-куриная котлета. В одной из таких нам попались металлические пластины, которые используют для закрытия пакета с хлебом. Еще в один день привезли перевареную гречку, которую, видимо, специально всю ночь держали в воде, была еще картошка, то есть крахмал с водой. Все это было невозможно есть, но подруга передала мне еду еще в ОВД и поэтому я выжила.
Нам дали одноразовое белье, больше похожее на марлю или дачное покрытие для парников. Персонал общался не вполне адекватно, моя подруга все эти дни пыталась отдать передачку, но ей отказывали. При этом мне надзиратели каждый день врали, что все вечером привезут. Наши вещи все время лежали у них в открытых пакетах, при освобождении подруга так и не нашла свой телефон и зарядку, у меня все было на месте.
Я не сталкивалась с явной жестью, про которую слышала от других, но смены были разные — адекватные или не очень. Однажды к нам зашла представитель спецприемника и потребовала убраться в камере, чтобы они показали омбудсмену, как у нас все здорово. Мы отказались, и к нам никого не привели.
Я буду оспаривать свой арест в ЕСПЧ, потому что мне в суде объявили право на защитника, но в зал его не пустили, организовав план «Крепость». Я рада, что все это пережила и что прочувствовала все на себе, я плакала, мне было обидно от того, какие стеклянные глаза у судей, мне было обидно на каждом шагу несправедливости, но я знаю, что правда на моей стороне.
Лидия Шатохина, 18 лет, режиссер
— На акцию 31 января я ехала осознанно. Меня задержали у метро «Красные ворота», когда толпы еще не было. Когда я начала анализировать ситуацию в родной стране, то сразу примкнула к оппозиционным движениям. На акции стала выходить только когда мне исполнилось 18.
Судья формально интересовалась моими доводами, но все отклоняла и ходатайства не принимала. Это мой первый арест, я получила семь суток. Меня и других ребят в большой колонне повезли в Сахарово.
Сначала нас поселили в камеру на десять человек с отвратительными условиями. Главная проблема этих камер — в невероятной духоте. Дышать просто физически нечем. У нас была девочка астматик и от пыли и нехватки свежего воздуха у нее случались приступы. После перевели в другой корпус, где мы были вчетвером. Там было легче.
Сотрудники изолятора сами не спали по несколько суток и были сильно измотаны. Мы тоже относились к ним с пониманием. Кнопочные телефоны давали на 10 минут в день, нам повезло, что каждый день. Парням повезло меньше и телефоны они увидели только на третьи-четвертые сутки.
На самом деле звучит как-то все слишком драматично. Но условия нормальные. Мы не то чтобы там сильно страдали. Благодаря передачам у нас была альтернатива еде.
На эту неделю у меня были запланированы съемки. И моя съемочная команда просто осталась без работы на целую неделю. Процесс застопорился. Отнеслись с пониманием и сочувствием.
Позитивных моментов было довольно много. Хочу выделить ОВД «Свиблово», где была первые два дня, сотрудники делали все для нашего комфорта. Когда нас везли в Сахарово через центр Москвы, то один парень начал вести экскурсию и рассказывать об архитектуре, зданиях, музеях и памятниках.
На прогулках мы пели песни и много общались, меня окружали очень образованные люди, мы менялись книгами и читали их вслух. Какое-то невероятное единство и поддержка незнакомых друг другу людей просто потрясли меня.
Софья Быкова, 25 лет, специалист по внешним коммуникациям
Софья Быкова получила пять суток за акцию 31 января и собирается жаловаться в ЕСПЧ. У нее силой отобрали телефон и заставили сдать отпечатки пальцев. Софья написала рассказ о пребывании в Сахарово. Приводим из него фрагмент, посвященный новым знакомствам.
— Каждая прогулка — возможность обменяться новостями и посмотреть на внешний мир не через окошко в двери, откуда нам передают еду. У меня появился друг в одном из окон на первом этаже — парень из камеры напротив каждый день выглядывает, чтобы поболтать. Мы даже меняем нашу настолку [настольную игру] на их радиоприемник, а в правила я вкладываю короткую записку со словами поддержки.
На прогулке нам на голову постоянно падают записки. В одной из них, очень милой, парень восхищается тем, что такие хрупкие создания тоже сражаются за нашу свободу.
— Мы не хрупкие! — кричим мы хором, дочитав записку.
— Да ты их видел вообще? — поддерживает нас голос с третьего этажа, — Из таких, как они, можно гвозди делать!
Этот комплимент вызывает бурную реакцию. Во всех записках — номера телефонов, в каждом окне кто-то с блокнотом и ручкой, чтобы записать телеграмм или еще какую-нибудь соцсеть.
Мы в шутку называем это тюремным тиндером, представляя, какая история будет для внуков.
— Где вы с мамой познакомились?
— В концлагере для политических заключенных…
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.