В сентябре на фоне выборов в Мосгордуму всплыла история про тоталитарную секту Виктора Столбуна, в которую, как выяснилось, входил декан Высшей школы экономики Марк Урнов. Корреспондентка «МБХ медиа» поговорила с четырьмя людьми, которые провели детство в этой секте, и женщиной, которая отдала в секту двоих детей. Среди них сын Столбуна, родившийся в коммуне, и дочь писателя Эдуарда Успенского. Они рассказали о методах, которые применял Столбун: электрический ток и хлорэтил в зоны Захарьина-Геда и избиения за любую оплошность, включая «неправильное» выражение лица.
«Фиксация «доброжелателей» на анальном отверстии вызывает сомнение в их психической полноценности»
«В больном обществе, многие члены которого, особенно дети и молодежь, страдают девиантностью и интеллектуальной слабостью, находится человек, который знает, как им помочь, а общество столько лет не помогает ему. Я глубоко убеждена, что рано или поздно этому человеку будет присуждена Нобелевская премия. Однако вопрос не только в приоритете русской науки, но и в той конкретной реальной пользе, которая могла быть принесена уже вчера», — так в 1992 году о Столбуне писала журналистка Ольга Кучкина в письме правительству в «Комсомольской правде».
Виктора Давыдовича Столбуна отчислили из медицинского института, он закончил факультет русского языка и литературы в педагогическом, а затем получил специализацию по нейропсихологии в лаборатории и практиковался в психиатрических больницах. Вместе с матерью-медиком и женой-психиатром Валентиной Стрельцовой разрабатывал лечение язвы желудка, астмы и других заболеваний. Метод они назвали «дозированное центропетально-реперкуссивное воздействие» (ДЦРВ).
Анна Чедия Сандермоен провела в коммуне Столбуна шесть лет. Она рассказала мне, что сначала Столбун лечил пациентов хлорэтилом, веществом, которое используют для местного обезболивания и крайне редко для наркоза. Процедуру называли «слоением». По теории Столбуна, она снимает агрессию, страхи, лечит психические заболевания. Считалось, что психически здоровый человек не боится ничего, рассказывает женщина. «Слоили» пальцы ног у основания, кожу ягодиц, виски и другие зоны на теле, каждая из которых связана с разными участками головного мозга. Противники Столбуна распространяли информацию о том, что хлорэтил наносят прямо в анус, но сам ученый и его последователи это резко отрицали:
«Фиксация «доброжелателей» на анальном отверстии, промежности и половых органах вызывает сомнение в их психической полноценности, — отвечал Столбун злопыхателям на своем сайте. — Рефлексотерапия проводилась на кожные зоны Захарьина-Геда, которые никогда не бывают на слизистых оболочках».
«Хлорэтил замораживает кожу и тут же испаряется. Это довольно больно, кожа потом сильно чешется, но от большого количества слоений она деревенеет и чувствительность уходит. В детстве со мной это делали постоянно», — описывает ощущения Анна. Через несколько лет практики ученые перешли на электрический ток. Заряд был небольшой, воздействие почти не чувствовалось. Сергей Щипкин, родной сын Виктора Столбуна, описывает это так: «Специальный аппаратик дает предельно маленький ток, как комарик укусил». После этих процедур нужно было поспать или полежать с закрытыми глазами. Все это, по теории Столбуна, лечит только в определенной психологической обстановке — в коммуне.
Кучкина называла именно Столбуна автором этого метода, с его помощью якобы можно вылечить «самые страшные болезни», например, шизофрению и алкоголизм. К концу 70-х, утверждается на сайте ученого, от злокачественной шизофрении вылечили около 50 человек. Но два экспертных заключения, подписанные министрами здравоохранения СССР и РСФСР, опровергают действенность ДЦРВ: результаты исследований показали несостоятельность теоретического обоснования методики и ее неэффективность. 83-летняя Ольга Кучкина не предоставила «МБХ медиа» комментарий о деятельности Столбуна: «У меня высокое давление, а архивы сгорели». Журналистка посоветовала связаться с секретарем писателя Эдуарда Успенского, но он умер в 2013 году, а писатель — в 2018-м.
Коммуна или коллектив, как себя называли последователи «главного», постоянно перемещался, спасаясь от преследования: Дмитров, Ступино,Торжок, Егорьевск и даже Душанбе. В отношении Столбуна возбуждали уголовные дела о незаконном врачевании и финансовых махинациях, но закрывали за отсутствием состава преступления. Как мне рассказала журналистка Элеонора Филина, бывшая жена Эдуарда Успенского, писатель активно защищал Столбуна, используя свои связи. Кроме него, у Виктора Давыдовича были другие могущественные покровители в силовых структурах и в творческой интеллигенции, которые тоже верили в методы лидера. Среди них, по словам Филиной, идеолог перестройки Александр Яковлев и генерал-майор авиации Александр Цалко. Информацию о последнем мне подтвердил Сергей Щипкин и Татьяна Успенская. По словам Щипкина, Столбун работал с Министерством обороны, с ветеранами чеченской и афганской войны.
«Никто в здравом уме не пожелает такого своему ребенку»
По свидетельствам Татьяны Успенской и Анны Чедия Сандермоен, коммуна зародилась в 80-х. Столбун звал целые семьи, обещая жизнь в новом здоровом обществе и привлекая именами Эдуарда Успенского, Ролана Быкова и Владимира Шаинского. Если прийти не семьей, а по одному, лечение якобы неэффективно. Всех остальных, так называемый «внешний мир», ученый считал безумными и больными. Анна и Татьяна попали в секту в детстве, их к Виктору Давыдовичу привели родители.
«Я была совсем маленькой. Я закончила первый класс, меня отправили к бабушке, и я оказалась в секте, никто моего мнения не спрашивал. Для меня это был шок, — рассказывает Анна. — Мне сказали, что я психически больна, и я слушалась. Сделали тесты, воздействовали хлорэтилом. Говорили, что мой мозг будет работать лучше, заставляли учиться и работать, постепенно увеличивали дозу. Считали, что механотерапия, избиения помогают улучшить работу мозга, на полном серьезе, понимаете? Я была ребенком, которого больше всех били. Предсказать, за что побьют, было невозможно, потому что логики не было вообще. Это был абсолютнейший произвол».
Детей обучали по продвинутой программе, с ними ставили спектакли, воспитанники пели в хоре, ходили в походы с палатками, много работали на колхозных полях. Условия Анна описывает так: «Мы жили в грязи, во вшах, нас все время преследовали власти. Мы привыкли к этому, нас учили, что мы должны врать и придумывать истории. Периодически на нас были облавы, нас могли разослать по квартирам, чтобы спрятать. Было уголовное преследование за избиение детей, помню, что к нам приходили взрослые.
Говорили, что придет телевидение, мы репетировали, как мы будем улыбаться и говорить, что мы счастливы и нас никто никогда не бил.
Моя мама выждала такой момент и забрала меня, а так она это сделать не могла, потому что детей настраивали: твоя мама б****, проститутка. А я даже не знала, что значат эти слова. У меня сохранились письма с тех времен. Бабушка, мама или папа писали мне: «У нас тяжелая жизнь, но мы должны бороться, спасать мир от шизофрении»».
Бабушка писала Анне: «Борьба за наше дело такая серьезная, что некогда выбраться к вам. Анна! Мне радостно, когда я узнаю, что ты стараешься и в учебных, и во всех жизненных делах быть активной, ответственной и скромной. Чем больше будешь в этом стараться, тем лучше будет работать твой мозг, тем интереснее и нужнее будешь людям, миру, Родине, близким и мне… твоей бабушке».
Анна Чедия покинула секту в 1987 году. Ее мать не любит разговаривать о секте, но этим опытом она, по словам дочери, гордится.
«Мои родители считают, что дали мне уникальное детство, а я считаю, что это стыд, позор и преступление против личности и детства. Я успешный человек, живу в Швейцарии, у меня благополучный брак. Они скажут, что это благодаря вот такому детству. Но это, конечно, вопреки, — говорит Анна. — Меня использовали как биоробота. Это немыслимо, как можно видеть в этом сверхмиссию. Даже представить себе не могу, чтобы я отправила своего ребенка в такое место, никто в здравом уме не пожелает такого своему ребенку».
Родители Анны и ее бабушка Дина Михайловна, как и остальные взрослые, работали над исследованиями со Столбуном. Дина Михайловна Чедия — доктор биологических наук, профессор, заведующая “Лабораторией моделирования человека как системы” Ленинградского института информатики и автоматизации, как писала журналистка Ольга Кучкина, работала в паре с молодым сотрудником лаборатории Марком Урновым, ныне деканом политфака Высшей школы экономики.
По словам Анны, после выхода из секты Столбуна ее мать вышла замуж за Урнова. Но в своем блоге о детстве в секте Анна не раскрывала имена членов семьи, чтобы их не подставлять. В сентябре 2019 года накануне выборов в Мосгордуму она рассказала об Урнове и его работе в секте Столбуна в связи с предвыборной кампанией тогда кандидата в городской парламент проректора ВШЭ Валерии Касамары. Урнов и Касамара живут вместе и воспитывают общих детей, несмотря на официальный брак с матерью Анны, говорит Чедия Сандермоен. Сам Урнов не отрицает, что с конца 70-х по 1986 год работал в ленинградской лаборатории, в которой он исследовал психосоматику заболеваний, работу коры мозга и «патологические элементы системы отношений, которые загоняют человека в болезнь» — «никакой мистики», рассказал Урнов «Настоящему времени».
«Лично меня он спас от астмы. У меня же была чудовищная астма, еженощные приступы, страшные совершенно. Он снял ее, сказал: сниму за три месяца. И она исчезла, — сказал Урнов. — После этого она [система Столбуна] меня, естественно, заинтересовала. Кроме того, меня заинтересовал этот метод, потому что жена моя Таня Паперная покончила с собой, там шизофрения была сильная, а Столбун провозглашал лечение от шизофрении. Меня, естественно, это заинтересовало».
Мне Анна сказала, что Марк Урнов занимался только исследованиями и «никого пальцем не тронул».
«Конечно, какая мистика в том, чтобы медикаментозными препаратами, побоями и просто постоянными унижениями «гасить агрессию» людей, мнение которых не совпадает с его мнением, — говорит Анна. — Слова «гасить агрессию» я потом слышала и от Касамары; она усвоила весь этот сектантский вокабуляр и методы от Марка Урнова и внедряет это в высшем учебном заведении, где учится молодежь. Собственно, и Марк там работает».
«Через полгода я сбежала»
Как мне рассказала дочь Эдуарда Успенского Татьяна, в коммуну Столбуна она попала в 1980 году, когда ей было 11 лет. Сначала родители возили ее на обследования в «Дмитровский экспериментальный специализированный профилакторий» каждый день. Автор «Крокодила Гены» и «Дяди Федора» долго страдал от алкоголизма, брак с первой женой Риммой переживал не лучшие времена. Мать, по словам Татьяны, надеялась, что семейное лечение Виктора Давыдовича решит проблемы, а отец «окрылился» новой методикой.
«Столбун был страшненьким маленьким дядечкой. Каждый раз, когда я туда ездила, я цепенела. Он каждого разбирал, мог и публично, допустим, вы сидите в “высокомерной” позе или у вас зажатость, это признаки высокомерия, агрессии, — рассказывает Татьяна. — Постепенно людям внушалось, что у них великие проблемы, а потом, когда я выросла, я поняла, что это выеденного яйца не стоит.
Он раздувал семейные конфликты, очень грамотно привязывал какие-то медицинские термины.
И люди понимали, что без Виктора Давыдовича их ждет крах, и все больше впадали в зависимость от него».
Каждое лето дети с утра до ночи работали на полях в Московской области, в учебное время занимались в своих московских и подмосковных школах. «Эти поля я никогда не забуду, эти гектары полей, картошка, свекла, капуста, в любую погоду — дождь, солнце, и мы в этих грядках копаемся», — рассказывает Татьяна Успенская. В то время Столбун привел в коллектив малолетних хулиганов из детской комнаты милиции на исправление. А в 1983-м Столбун по какой-то причине перевез коллектив в Душанбе. Учились в местной школе, жили на маленькой квартире Дины Чедия, 20 детей спали на полу, хулиганов уже не было. Летом того года коллектив снова вернулся в Московскую область, опять работали на полях. А взрослые работали в лабораториях и педагогами, посторонние приезжали на лечение. 14-летняя Татьяна тогда закончила восьмой класс.
«Меня никогда не били, потому что они уже тогда понимали, как для них важен мой папа, хоть денежные отношения начались позже, — рассказывает Татьяна Успенская. — В детском коллективе была жестокая борьба за власть: ругает Столбун какого-то ребенка, весь коллектив боится. Как при Сталине, тут же от него все отворачиваются, начинается травля, а в этом нужно было жить.
Я уже не могла, поэтому через полгода я сбежала. Мы жили примерно в 150 километрах от Москвы, меня и двоих мальчиков послали за продуктами. Я купила билет на электричку, посадила мальчишек в автобус, а сама побежала на электричку скорее. Доехала до Москвы, у меня даже на метро денег не было, насобирала у прохожих, а оттуда до дома в Клязьме, все свои вещи оставила в коллективе».
С самим Эдуардом Успенским столбуновцы вели себя аккуратно. Лечили от алкоголизма и просили о помощи. Успенский приводил в секту новых людей, в том числе известных, часто рассказывал о «революционном» методе журналистам. Иногда писатель показывал Столбуну, что может обойтись без коллектива, но через какое-то время к нему домой приезжали лояльные люди «попить чай» и пытались наладить отношения и уговорить вернуться. С 90-х Успенский был «меценатом» секты. В 1994 году через писателя Столбун попал в «Час пик» Владислава Листьева, рассказывает Татьяна.
Даже когда после смерти Столбуна в 2005 году вскрылось, что «главный» спал с женщинами из коллектива и они в большом количестве рожали ему детей, а воспитанников били, Успенский, по словам дочери, оставался с сектой.
«Отец сам был тоталитарным человеком, деспотичным, властным. Любой властный человек одержим сверхидеей, — говорит Успенская. — А нашу семью Столбун в результате не скрепил, а развалил, все закончилось плохо».
«Я уважаю его как ученого, в свидетельстве о рождении записан дедушка»
В начале 80-х Наталья Щипкина жила в Дмитрове, когда узнала, что некий человек собирает коллектив, чтобы делать людей «умными и счастливыми». Бросила работу и учебу и в 1984-м пришла в коллектив Столбуна, где получила два высших образования, педагогическое и психологическое, и даже начала писать кандидатскую диссертацию. От Виктора Давыдовича она родила двоих сыновей. Один из них, Сергей Щипкин рассказал мне, что родился в Ступино. В коммуне он жил примерно до 13 лет, успел сменить около десяти мест жительства, в 2002 году Наталья решила его забрать, но о причинах он не распространяется. Вообще в семье это закрытая тема, говорит Сергей. Сектой коллектив Столбуна он не называет.
«Я знаю, что многие академики поддерживали Столбуна, а кто-то, наоборот, вставлял палки в колеса, потому что медицина завязана на фармакологии, нет смысла распространять такой полезный метод.
Сексуальный подтекст, гениталии, насилие — бред. Да, это делалось в ягодичные мышцы, как и уколы, потому что это самые чувствительные ткани.
Просто лежишь на кроватке, встаешь, чувствуешь себя посвежевшим, через несколько дней чувствуешь себя умней. Стимуляция мышечной ткани дает импульсы в мозг, и он работает очень хорошо, — рассказывает Сергей. — В шесть лет мы могли читать книги на английском, переводить, осваивать по два-три класса в год, к нам приходили профессора, мы изучали предметы по отдельности, за месяц-два комплексно, от и до. Наш уровень подготовки, совмещенный с методом, дал колоссальный запас знаний, которого сейчас мне хватает с запасом».
О насыщенной жизни в коллективе Щипкин отзывается положительно. Продуктами помогали покровители, детей одевали «провинциально», прививали коммунистические ценности и альтруизм, учили ценить семью, развивали всесторонне. «Я тоже своему ребенку буду закладывать принцип, что быть эгоистом и потребленцем — неправильно», — говорит мужчина. Благодаря образовательной программе Столбуна Сергей закончил школу в 14 лет. В то время, когда в коллективе рос Сергей, насилия, по его словам, не было. Наказания были в виде отстранения от коллектива, и это давалось очень тяжело. Иногда в коллектив приводили посторонних «детей друзей» из семей высокопоставленных чиновников, военных и известных личностей. Новых взрослых членов коллектива Столбун отбирал очень тщательно, Сергей помнит только трех-четырех человек, которые закрепились в коммуне.
«В моем понимании культа личности у Столбуна не было, но его авторитет был слишком непререкаемым. Сейчас бывает, что народ жалуется на местные власти и верит, что приедет Владимир Владимирович Путин и все будет хорошо. Вот у нас была такая же фишка: когда он приезжал, все налаживалось, — говорит Сергей. — Я разделяю его метод воспитания, но никогда бы не отдал своих детей в такое место. Пока он был жив, мы жили в коконе, нравственно. Когда умер Столбун, позволили выходить в большой мир, стало свободнее, поэтому они и развалились. Все захотели разного, все разошлись. Его дело похерили. А метод был уникальный».
Детям, которые родились от лидера, говорили, что их папы летчики и космонавты, но в целом не было четкого деления на семьи, дети были общие, воспитывали всем коллективом, рассказывает Щипкин. Кто их настоящий отец, около 30 детей Столбуна узнали после его смерти.
«Хоть мне уже 30 лет, мама со мной об этом не разговаривает. У нее всегда одна отговорка: “У меня была яркая интересная жизнь, я действительно приносила пользу людям, обществу. Сейчас у меня другой период в жизни”, — рассказывает Сергей. — Для меня он был чужой человек. Я, извините, 12 лет не знал, что он мой отец, после его смерти узнал, мне ни холодно, ни жарко. Я уважаю его как ученого, в свидетельстве о рождении записан мой дедушка. У большинства из нас так».
«Я могла только оградить своего ребенка»
Владислав Филин провел в коллективе три лета после смерти Столбуна, коммуна тогда находилась в Торжке. Мама Владислава Элеонора Филина — вторая жена Эдуарда Успенского. По его рекомендации она отправила в коллектив сначала старшего сына Дениса, который остался в восторге от коллектива и благодаря полученным в нем знаниям поступил в институт, а потом младшего.
«Когда я туда пришел, там был конклав из определенных взрослых, в основном это были женщины, как я помню. Это было замкнутое сообщество, мне это очень сильно напоминает фантастические эксперименты, когда город закрывают куполом, — рассказывает Влад Филин. — Меня туда отправили не для лечения, а для развития физических, умственных способностей, оздоровления. Процедуры в клинике очень плохо помню, приходишь, ложишься, что-то они там делают. Ничего, вроде бы, страшного, но и ничего особо полезного».
Условия проживания были «не хуже, чем в нынешних больницах и детсадах». В коллективе было 40-60 человек, большая часть — дети от 8 до 20. Жили по строгому распорядку дня. Влада, в отличие от остальных детей в коллективе, не заставляли ему подчиняться, потому он из «семьи важных людей». Филин рассказал, что Успенский, например, выиграл 400 тысяч рублей в игре «Кто хочет стать миллионером?» и отдал выигрыш коллективу.
«Потихоньку я начал видеть то, чего видеть я не хотел. Оказалось, они очень активно практикуют физическое насилие. В последний год я видел, как наказывают за проступки. Могли просто с кулака в нос ударить, за волосы оттаскать, отвести в комнату и прям до крови избить ремнем, причем возраст был не важен, — рассказывает Филин. — Секта очень тоталитарная тем, что был кнут без пряника: не допускалось неуважение к взрослому, непослушание. Я помню, что, когда один чувак не поделился с кем-то конфетами, его очень строго наказали».
Мать Влада Элеонора Филина ничего не подозревала:
«Когда мы к ним приезжали, я видела очень благоприятную картину. Меня Эдуард Николаевич ориентировал, что это люди, которые занимаются обучением детей по нестандартной методике. Все дети были очень доброжелательными. Великолепный хор, система оценок, обучения, отличная театральная студия. Это очень подкупало. Старшему сыну там очень нравилось. А потом я даже сделала про них сюжет для “Радио России”, — рассказывает Филина. — В редких случаях коллектив временно закрывали (имеются в виду “облавы”, во время которых коллектив прятался по разным квартирам. — “МБХ медиа”). Виктор Давыдович говорил, что это злые чиновники на них клевещут, пытаются уничтожить».
Старший сын Денис ушел из коллектива в 1995 году из-за очередной облавы, они случались часто, рассказывает Филина. На то, что у некоторых женщин от трех до семи детей без папы, она не обращала внимания, не хотела лезть не в свое дело. Со слов младшего Влада она узнала, что на самом деле происходит в коммуне. Тогда же стала поступать информация от других детей: после смерти Столбуна некоторые перестали скрывать свое происхождение и рассказывали о нем, когда приезжали к Успенскому в гости.
«Это все скрывалось очень тщательно, как я потом поняла. В принципе, детки были все счастливые. Мой старший сын до сих пор, когда я говорю, не упрекает ли он меня, отвечает: “Нет, это были очень интересные годы моей жизни, и я очень многому научился там”. Но мой ребенок для них был чужим, правильно? За него я платила очень большие деньги, и мы были со стороны Эдуарда Николаевича, да и я работник телерадио, к моему ребенку относились очень хорошо, — говорит Элеонора. — Но коллектив Столбун мог поднять в три часа ночи, поставить в шеренгу и отчитывать, отчитывать. Говорили: “Стоим, и уже ноги подгибаются, и попробуй с места сойти, это значило, что не уважаешь”».
Но Успенский был непреклонен и до последнего защищал коллектив, в том числе в судебных разбирательствах из-за незаконной деятельности, которые могли длиться годами. Но писатель обо всем знал, утверждает женщина. Обвинительных приговоров за историю секты Столбуна, по ее информации, вынесено не было.
«Когда я обо всем узнала, у меня был шок. Чем больше я узнавала, тем больше я приходила в ужас, сначала я не поверила, а потом все началось складываться, как пазл. Я испытала такое разочарование! Ну а что с этим можно было сделать? Пока был жив Успенский, я могла только оградить своего ребенка».
Преемника Столбун не оставил, поэтому коллектив постепенно развалился, но некоторые до сих пор практикуют метод лидера.
«Есть какие-то тайны родителей, в которые я не лезу. Я боюсь разочароваться. Я понимаю, где были перегибы, понимаю, что было неправильно, но при этом общее впечатление у меня положительное, — говорит сын Столбуна Сергей Щипкин. — А если я узнаю что-то очень сильно порочащее те базовые ценности и базовые принципы, что они поступали так дико, как пишут в интернете, меня это разочарует и какие-то основы пошатнутся. Поэтому я не лезу, и в принципе думаю, что правду мы все равно не узнаем, только сам Столбун может сказать правду, а дальше можно наговаривать все, что угодно».
«Я больше не увижу, как мы плыли на пароме из Баку через Каспийское море, пустыни. В походах мы увидели страну. Насилие, которое я там видела, было неприятно, поэтому я не люблю об этом говорить, мне тяжело. Мне не надо к этому внимание привлекать. У Ани другая позиция, она считает нужным говорить обо всей жестокости, — говорит дочь писателя Татьяна Успенская. — В нашей стране ко всему нужно относиться философски, иначе у тебя крыша поедет. Я считаю, что это была просто жизнь».
Редактировал Семен Кваша
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.