«Конституция — тоже текст. Один из тех текстов, которые по-настоящему влияют на жизнь людей. Наши поступки и их последствия встроены в матрицу Конституции, и редактирование этого текста меняет реальность», — с таких слов начинается аннотацию к сборнику «Страсти по Конституции», вышедшему в электронной библиотеке Bookmate. Стихи и проза сборника рассказывают о том, как отдельные статьи и положения основного закона влияют на нашу жизнь каждый день.
Авторы сборника — студенты и преподаватели школы «Современные литературные практики». Они рассказали «МБХ медиа», что думают о поправках в Конституцию и что хотели бы изменить в ней сами.
Подготовил к публикации Сергей Простаков.
— Как, на ваш взгляд, изменится жизнь россиян, если будут приняты поправки к Конституции?
— Поправки уже приняты парламентом и утверждены волей президента. Но поскольку суверен запросил воли народа — имеет смысл эту волю продемонстрировать.
Все уже изменилось и достаточно давно. Страна живет в полной рассинхронизации. Суверен внутри своей иллюзий о миссии и, прости Господи, призвании на трон. Элиты в полной убежденности в своем праве распоряжаться ресурсами страны как им захочется. Те, кто на кормлении, в уверенности, что им-то перепадать будет всегда. Зависимые «винтики» учреждений и структур в подсчете гарантированной зарплаты и ее индексации. Они живут в иллюзии предсказуемости мира и умилении от драматически непредсказуемых действий президента.
Но когнитивная ошибка в том, что мир непредсказуем, а жажда власти и упоение от нее, деформирующая любую личность, без исключений, как раз предсказуема. И жажда наживы туда же — никто не может себе представить сросшееся с чиновничеством девелоперское сословие добровольно ограничивающим себя в аппетитах. Разве удивительно, что с Конституцией обращаются как с крышкой на трехлитровой банке — закатывают так, как умеют. А образованное городское общество осознает самое себя — как политического субъекта, это долгий процесс, но его результатом будет что-то очень серьезное — Новая Конституция. Потому что несмотря на все усилия — долгую стерилизацию, полицейский произвол, разгром судебной ветви власти, и выкачивание воздуха из культуры — ты не можешь простерилизовать людям чувства и мысли. Брожение идет — крышки взрываются.
— Я не жду существенных изменений после принятия поправок. Российские суды сейчас фактически подчинены МВД, ФСБ и Следственному комитету. Добиться того, чтобы действующие законы исполнялись, невероятно сложно. Положения Конституции не так часто влияют на фактическое применение права, а Конституционный суд, который должен проверять другие законы на соответствие Конституции, лоялен президенту и его администрации. Например, в Конституции закреплён запрет цензуры (статья 29). Поправки не касаются этой статьи. Запрет цензуры сохраняется, но фактически мы сталкиваемся с цензурой каждый день.
На нашу жизнь повлияют только две поправки: поправка об обнулении президентских сроков (статья 81, пункт 3.1), которая позволит Владимиру Путину оставаться у власти до 2036 года, и поправка о том, что российские суды смогут решать, исполнять ли решения международных судов (статья 125, пункт 5.1). Это, вероятно, позволит России не исполнять решения ЕСПЧ, которые оставались единственным средством получить компенсации за незаконные преследования в России.
Евгения Некрасова, писательница
— Конституция — это наша последняя, пусть и не всегда работающая, волшебная грамота, волшебное заклинание. В ней, в частности, говорится, что власть в России принадлежит народу, то есть нам. В ней говорится о наших правах и свободах. О многих других важных вещах. Конституция пока — вполне ясный, честный демократический документ, похожий на главный закон демократической страны. Конституция уже, да, скомпрометирована властями (которые вовсе не народ), её не соблюдающими. Но внесение постмодернистких, абсурдных поправок совсем обесценит её как документ. Эти поправки позволят правительству и дальше осуществлять свои антигуманистические, бредовые действия и все дальше затаскивать нас в Средневековье.
— Раньше российский авторитарный и олигархический режим иногда надевал маску «демократии». С поправками к Конституции (если их примут) необходимость носить эту маску отпадает. Я не думаю, что это голосование будет честным и демократическим, его результаты будут подтасованы в любом случае. Теперь мы можем называть вещи своими именами: авторитаризм — авторитаризмом, национализм — национализмом («русский народ как государствообразующий по признаку использования русского языка»), общество тотального контроля — обществом тотального контроля («внутренние угрозы», которые будет выявлять и устранять Совет Безопасности РФ), дискриминацию и ограничение прав и свобод ЛГБТИК+ — дискриминацией и лишением прав («определение брака как союза мужчины и женщины»). Возможно, кому-то это поможет до конца осознать, что на самом деле происходит в стране. Возможно, кому-то захочется с этим бороться, хотя я понимаю, что многие люди в России бороться уже устали.
— Чем современному читателю может быть интересна антология?
Нино Самсонадзе
— Это современная литература на русском языке. Это хорошая литература — которая смотрит в реальность и показывает не через искаженную оптику. Это равность — равность живого опыта. Опыта жизни здесь. Опыта жизни сейчас. Острая актуальность только добавляет прозрачности. Чтобы подумать, надо увидеть. Увидеть противоречия, сложности, риски, опасности. И почувствовать, что с этим можно справиться. Что можно налаживать жизнь, а не гибнуть в бесконечно анимируемом прошлом, под душным ватным одеялом авторитетного и авторитарного языка. Свобода думать и выражать, свобода чувствовать и говорить — то, что есть в сборнике. И с него можно начинать терапию выученной беспомощности.
Александр Залесский
— Политические темы в нашей современной литературе поднимаются редко. Героев, вовлечённых в политическую жизнь, в художественных произведениях показывать не принято. Одна из причин — страх цензуры. Вторая — то, что упоминание реальных политических событий и деятелей позволяет объявить произведение политически ангажированным, не имеющим художественной ценности. В своём рассказе из антологии («Трамвай-тюрьма») я пишу о политических акциях против домашнего насилия, из-за которых героиня рассказа попала в колонию. Я бы хотел, чтобы произведений, связанных с современной политикой, становилось больше, чтобы читатели и критики считали их полноценной частью литературы.
Евгения Некрасова
— Антология будет интересна тем, кто интересуется современной новой русской литературой, и кто давно уже ждёт, когда же литература встретится с реальностью.
Галина Рымбу
— Литература — это особый способ мышления о мире, она даёт ощущения и знания, которые не может дать, к примеру, сводка новостей или экран телевизора. Это также касается политики, нашей жизни в конкретных пространствах, наших отношений с государством, законом и властью, которые перманентно влияют на наши мысли, чувства и тела. И, да, она (литература) может дать другой взгляд на эти вещи, но также и дать надежду.
— Что вы изменили бы в Конституции, если могли бы?
Нино Самсонадзе
— Созвала бы Учредительное Собрание. Пора говорить о том, кто мы, что мы, и как мы хотим устроить нашу жизнь. Какое место должно занимать государство, какое общество. Кому принадлежат недра, земля, реки, вода и нефть, памятники истории и культуры. Как должны работать механизмы защиты и обеспечения безопасности. И так далее. Мы ведь сильные и умные, образованные и опытные — мы сможем разобраться.
Александр Залесский
— Я бы не стал ничего менять в Конституции 1993 года и вернул бы её к первоначальной редакции — с исключением слова «подряд» в статье о двух президентских сроках, чтобы никто не мог быть переизбран президентом больше двух раз по четыре года.
Изменения нужны не Конституции, а стране и обществу. Одна из главных проблем, на мой взгляд, — отсутствие сменяемости власти, невозможность сменить власть мирным путём. Доступ оппозиционных кандидатов к выборам контролирует власть. Подсчёт голосов на выборах контролирует власть. «Голосование по поправкам» и вовсе обнулило возможность независимого наблюдения, а фальсификации при электронном голосовании не поддаются независимой оценке.
Вторая проблема — то, что в стране есть политзаключённые. К многолетним тюремным срокам приговорены участники дел «Сети» и «Нового Величия». Остаются в тюрьмах участники московских протестов летом 2019 года («Московское дело»), и не исключено, что по этому делу появятся новые обвиняемые. В стране десятки политических заключённых, несколько сотен заключённых по религиозным мотивам.
Эти вопросы невозможно решить ни изменением Конституции, ни изменением других законов. Повлиять на общественные настроения, сделать сотрудничество с нынешней властью, кроме жизненно необходимой для спасения других людей, неприемлемым, — то, что мы можем сделать прямо сейчас.
Евгения Некрасова
— Я бы вернула четырёхлетний президентский срок. И в пункт 2 статьи 19 я бы внесла сексуальную ориентацию: «Запрещаются любые формы ограничения прав граждан по признакам социальной, расовой, национальной, языковой или религиозной принадлежности, а также по признаку сексуальной ориентации».
Галина Рымбу
— Я не верю, что в России можно что-то изменить, изменив Конституцию. Прежде всего, необходимо изменить политический режим, который явно стагнирует и всё больше погружает в ментальную и материальную катастрофу людей, живущих здесь, лишает будущего.
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.