Телеграм-чат «Передачи» существует почти уже четыре года: наверное, каждый московский активист о нем слышал. Волонтеры и координаторы чата в любое время дня и ночи помогут доставить продукты, воду, лекарства в ОВД и спецприемники, куда после акций протеста массово отправляют задержанных и арестованных.
Основала этот чат журналистка Елизавета Нестерова. Корреспондент «МБХ медиа» съездила вместе с ней в одно из мест содержания арестантов сделать передачу и навестить известного московского активиста Самариддина Раджабова, которого посадили на десять суток. Нестерова рассказала нам, как же работают «Передачи».
Чтобы люди не голодали
Февральский ледяной день. За окном минус пятнадцать, но айфон подсказывает, что ощущается температура как минус двадцать. Серебристый мицубиси кольт стоит в пробке на шоссе Энтузиастов. Лизе Нестеровой, журналистке и основателю проекта «Передачи», сегодня впервые за три недели удалось поспать целых семь часов. Она едет в егорьевский центр временного содержания иностранных граждан (ЦВСИГ) –– там находятся несколько десятков арестованных активистов после январских протестов. Лизе нужно сделать передачу и попасть на свидание к Самариддину Раджабову: это фигурант «Московского дела», который в 2019 году был осужден по 318-й статье за брошенную на тротуар пластиковую бутылку и угрозу применить насилие к полицейским. Теперь он снова под арестом, правда, под административным –– за акцию 2-го февраля. Раджабов – не только арестант, но и Лизин товарищ.
За рулем –– мама Лизы, Светлана, учитель русского языка и литературы. Пока Лиза будет на свидании в ЦВСИГе, Светлана успеет провести урок по скайпу с телефона прямо на парковке –– напротив металлической решетки с колючей проволокой.
От Москвы до Егорьевска в будний день ехать не меньше трех часов. К полудню Лиза успела скоординировать несколько передач, созвониться с несколькими людьми, купить в поездку еды и поболтать о всяком. Мама Лизы рассказывает, как двухлетняя Нестерова во время ссоры родственников заступалась за свою прабабушку фразой: «Не трогай мою Зину, ёхана мать!», –– характер проявляла с детства. Пробка, в которой стоит машина, сильно Лизу раздражает. Это у нее тоже с детства: «Ведь это простое, базовое человеческое желание –– попасть домой. Пробки всегда возмущали меня до глубины души», –– говорит она.
Уважение базовых человеческих желаний – например, желания не быть голодным, и способствовало созданию проекта «Передачи» в 2017 году –– после акции 26 марта вслед за выходом фильма «Он вам не Димон». Тогда в Москве задержали больше тысячи человек. «У всех началась паника, –– вспоминает Лиза, параллельно уткнувшись в телефон. — Сами задержанные и их родные впали в некоторую истерику. Стало понятно, что людей –– как сейчас уже для нас привычно –– возят в автозаках по несколько часов. Я поняла, что самое очевидное, что нужно сделать – это чтобы эти люди не голодали».
Вообще, если человека держат в отделении полиции больше трех часов –– его обязаны там накормить. «Я такое видела буквально один раз. Это был какой-то обычный сухпаек. Но, как правило, этого не происходит: людям не дают даже воды, говорят пить воду из-под крана», –– говорит Нестерова. В тот день она написала пост в фейсбуке, где опубликовала свой номер телефона: чтобы люди, которые тоже хотят помочь сделать передачу с едой и водой, но не знают как, ей позвонили. «Это была глобальная стратегическая ошибка».
«Я думала, что откликнется три человека. Но в первый же день их оказалось не три, а триста. Телефон не выключался в прямом смысле: был звонок и параллельно еще семь».
«Телефон был настолько горячим, что я не могла взять его в руку».
В тот же вечер она поняла, что одновременно ездить с передачами и координировать их –– невозможно. А к утру появился открытый чат в телеграме, где Лиза уже вместе с другой активисткой –– Антониной Зикеевой –– координировали волонтеров вместе. «Тоня очень быстро увидела, что у меня, как бы это сказать, едет кукуха. Поэтому логистику чата мы выстраивали уже вместе с ней, и правила модерации придумывали вместе».
Вскоре была еще одна акция –– 12 июня 2017 года. Тогда количество участников чата передач перевалило за пятьсот. В течение года чат стал «тысячником». В 2019-м году, во время московских протестов, количество участников разрослось до трех с половиной тысяч. Ну а в 2021, после январских акций, участников стало семь тысяч триста. За это время у чата появилось несколько подразделений: отдельные чаты по округам Москвы, отдельные чаты для каждого из спецприемников. «Последние создали не мы, а ребята, которые живут рядом с этими спецприемниками». Люди начали делать даже чаты по камерам в спецприемниках. Лиза честно признается, что это уже совсем не ее инициатива, и ни в одном из «камерных» чатов ее нет. Есть чат «ОВД-такси», где люди с транспортом помогают ночью задержанным и арестованным выбраться из ОВД и спецприемников.
Главный –– самый большой чат –– теперь работает на оповещение большого количества людей. Туда добавляются люди, которые не знают про окружные чаты, но им нужны передачи. Координаторы потом распределяют их по территориальному признаку. «К счастью, вместе со мной этим занимается теперь огромная команда людей», –– говорит Лиза. Все координаторы работают с разной загруженностью: человек 30 –– нон-стоп, у остальных бывают значительные перерывы, например, если в их округе или спецприемнике ничего не происходит.
Все координаторы –– знакомые и знакомые знакомых Лизы. Просто по собеседованию постороннего человека пустить к сводным таблицам и другим данным, где есть куча личных контактов, ребята пока не готовы, потому что несколько раз уже попадались провокаторы. Дневные координаторы – это люди из Москвы, а ночные –– люди из противоположного часового пояса – Владивостока, США или Канады. Третьим постоянным координатором, наравне с Лизой и Тоней, стал Евгений Резницкий. Есть волонтеры, которые ездят с передачами постоянно. Лиза оценивает их примерно человек в пятьсот.
Мошенники и активисты без штанов
На пути к Егорьевску машина проезжает Гжель. Лизина мама предлагает на обратном пути зайти в гжельский фарфоровый завод и купить что-нибудь красивое домой. Лизе периодически звонят: то родственники арестованных, то «откинувшиеся», то какие-то московские оппозиционеры. Все –– по вопросам передач и сопутствующим им.
«Я этим занялась, потому что в моменте мне казалось полной дичью, что люди в беде, и более того, в ситуации, в которой пока никто особо и не был: часы в автозаке, потом сутки в ОВД, потом массовые посадки в спецприемники. Представила, в какой люди растерянности, и не смогла пойти домой спать, –– вспоминает Лиза. — А потом уже завертелось, оказалось, что процесс, к сожалению, не автоматизируется и его надо контролировать, и пришлось остаться в этом всем, потому что по-тихому съехать было бы нечестно. Я ведь уже взяла на себя ответственность, уже призвала людей в этом участвовать».
Лиза рассказала, как проходит типичный ее день во время акций протеста в Москве. В такие дни, как правило, начинаются превентивные задержания: например, людей, которые заранее вышли с плакатами. «Я в этот момент уже слежу, ищу информацию, пытаюсь понять, куда человека повезли». Во время акции начинаются массовые задержания, и здесь возникает проблема: автозаки катаются туда-сюда. «Сначала едут в один ОВД, оттуда их увозят в другой. Ты пытаешься понять, где люди в итоге останутся». Когда человек доезжает до отделения и координаторы точно понимают, что он там остается, в отделение едет передача.
Все данные по задержаниям вносятся в огромные эксель-таблицы. «Я в них уже не захожу, у меня натурально начинает кружиться голова, мой вестибулярный аппарат с этим не справляется. Слава богу, есть другие координаторы».
В этом году стало особенно сложно. Людей стали перетасовывать не только из отделов полиции после задержания, но и после арестов. «У меня есть три девушки, которые получили по 10 суток. Четыре дня они отсидели в Мневниках, а потом их забрали и повезли в Сахарово».
Последние январские протесты стали для проекта самыми тяжелыми. Времени между акциями проходило совсем немного, задерживали –– в разы больше, чем обычно. В московских спецприемниках стало не хватать мест, поэтому арестованных стали расселять в областные и в ЦВСИГи –– например, в деревне Сахарово и Егорьевске. Работать стало труднее не только логистически, но и из-за человеческого фактора. «Не понимаю, что делать с мошенниками. Активизировались очень внезапно и в огромных количествах», –– возмущается Лиза.
«Например, между людьми в очереди на передачи начали шнырять странные типы, которые представляются сотрудниками ФСИН и предлагают за три тысячи рублей отменить административный арест».
«Еще есть люди, которые пытались с родственников, которые по какой-то причине не могут сами сделать передачи родным, брать деньги за «услугу передачи»».
Но бывает, что волонтеров подводят не только полицейские или мошенники, но и сами активисты. «Есть один активист, не буду называть имен, которому не дает покоя слава Петра Верзилова», –– рассказывает Лиза. «С некоторой регулярностью он устраивает акции с переодеванием — то он в полицейской форме у суда, то он Иисус на Лубянке («МБХ медиа» подозревает, что речь идет о Павле Крисевиче). Каждый раз его задерживают, конечно же, и отбирают у него костюм — как предмет, с помощью которого он якобы и совершал правонарушение. Проблема только в том, что у него никогда нет с собой сменной одежды. Поэтому обычно я людям отправляю в передаче воду и еду, а ему штаны, которые он никак не догадается взять с собой. Я на это довольно сильно раздражаюсь, так как купить штаны несколько сложнее и дольше, чем бутылку воды. Про это мое раздражение знают друзья и любят подшучивать: «О, Лизон, там этот твой опять без штанов». Но недавно произошло удивительное: упомянутый товарищ был задержан и он был в штанах! Получила в личку ворох поздравлений».
–– По сколько часов ты спала последние три недели?
–– Ну по четыре.
–– А дни, когда совсем не спала, были?
–– Ага.
Как заставить правоохранителей работать
Егорьевский ЦВСИГ находится в глубоком лесу. Чтобы добраться до него, Лизе пришлось позвонить волонтерам , находящимся внутри, по видеосвязи, –– ни по указателям, ни по навигатору здание найти невозможно.
Легкий снежок, птички поют. Рядом железный забор, напротив — здание с разбитыми стеклами. Лиза подходит к двери и звонит, отвечает сотрудник ЦВСИГА:
–– Здравствуйте, мне надо сделать передачу.
–– Фамилия.
–– Нестерова.
–– Да не ваша, арестованного.
–– А, Раджабов.
–– Ждите.
Пытаемся зайти внутрь – выгоняют: «Девушки, выйдете! Прямо сейчас, на улицу!».
Ждем 20 минут –– на улице, а не в машине, чтобы не пропустить, когда передачу начнут принимать. Принимают ее в отдельном окошке недалеко от двери. Выдают листок А4 и просят сделать опись всей передачи. С листком приходится идти в машину, потому что на улице его заполнить невозможно. Женщина в окошке и слышать не желает о том, что это неудобно.
Заполнили, вернулись, сделали передачу. Просят дописать про печенья. «А вы паспорт подложите, чтобы было удобнее!», –– советует женщина в окошке. «Ну да. За столом было бы еще удобнее», –– отвечает Лиза.
Свидания нужно ждать еще двадцать минут на улице.
Неожиданно к Раджабову нас пускают вдвоем –– его привели прямо в кабинку возле входа в ЦВСИГ. Аудиозапись разговора, правда, вести не разрешают.
Самар (так его сокращенно называют друзья) бодр и ждет завтрашнего возвращения домой. Лиза привезла ему рюкзак с одеждой. Он рассказывает, что условия в спецприемнике человеческие. Правда, недавно приходила съемочная группа НТВ прямо в камеру –– снимать репортаж. А так персонал нормальный. Свидание длилось 40 минут.
За день до этого Лиза ездила в Сахарово: там ситуация с арестованными наиболее критичная. Лиза собиралась сделать передачу еще одному своему товарищу –– Сергею Смирнову, главному редактору «Медиазоны». «Я приехала в Сахарово часов в 12, а там –– очередь из людей, которые ждут свидания с девяти утра. Я начала всем названивать. Администратор, которая сидела на входе, мне помогла –– тоже начала звонить и возмущаться».
«По опыту знаю: когда сотрудникам полиции и спецприемника начинают названивать с нескольких номеров, это помогает».
В ночь перед поездкой в Сахарово Лиза действовала по такой же схеме. Тогда из ЦВСИГа должны были выйти несколько десятков освободившихся арестантов, а волонтеры –– встретить их на машинах. Но именно в ту ночь сотрудники ЦВСИГа и почему-то ДПС решили отогнать все припаркованные автомобили на 150 метров. «Люди вынуждены были с разряженными телефонами идти пешком в неизвестном направлении. Ближайшая точка, где можно стоять машинам — в 150 метрах, да и там мало места. Ночь, мороз, никаких указателей в сторону этой стоянки установить не дали», –– писала Нестерова у себя в телеграм-канале и призвала неспящих людей позвонить на горячие линии МВД и в сам ЦВСИГ.
«Короче, эту ночь я не спала, а утром уже пора было ехать, собственно, в Сахарово к Смирнову. Я была, как можно понять, уже не очень довольная жизнью. Там-то я и оторвалась, –– рассказывает Лиза. — Откровенно говоря, я знала, куда надо звонить, но предварительно обзвонила все остальные телефоны — начальника, канцелярии, дежурной — и всем сказала, что в их же интересах повлиять на своих коллег, чтобы к нам уже бежали забирать людей на свидания. К тому моменту, когда я позвонила уже непосредственно тому, кто должен был водить людей от входа до места встречи с арестованными, он уже явно получил по шапке. Не надо меня злить! Прибежал через 10 минут».
Сахарово вообще оказалось самой проблемной точкой за этот период акций: арестантам не выдавали телефоны по расписанию, не разрешали их заряжать, изъятое у арестантов имущество потеряли, людей расселяли как попало –– поначалу камеры были сильно перенаселены. Обыскивали жестко – заламывая руки и «лицом в пол». Не говоря уже о том, что некоторым из арестованных создали просто невыносимые условия: например, главред «Медиазоны» Сергей Смирнов был опереден в двухместную камеру: окно там открывалось лишь на тонкую щель, но батарея жарила очень сильно. У Смирнова начались проблемы с давлением. Только после посещения Сахарова члена ОНК Марины Литвинович окно удивительным образом открылось полностью, а Смирнову стали давать лекарства.
С обычными спецприемниками таких проблем не бывает, и как в «Сахарово» никого заставлять работать не нужно –– по словам Лизы, они работают как часы. Но ни сахаровский, ни егорьевский ЦВСИГи к такому наплыву арестантов просто не были приспособлены. «Там абсолютно иной внутренний уклад, –– объясняет Нестерова. — Правила спецприемников они не знают, да и эти правила к ним не относятся. Поэтому даже элементарные штуки — вроде передач или свиданий — иногда приходится с боем выбивать. Вот для таких случаев мой совет простой и общий для любого общения с силовиком».
«Говорить надо спокойно, но уверенно, желательно командным тоном, они теряются, потому что только к такому обращению привыкли».
Никаких пожертвований
Обратно едем уставшие: в навигаторе периодически пропадает связь, по какой дороге ехать, не очень понятно. Немного нервничаем. Лиза подробно объясняет, как устроена система передач.
По словам Лизы, волонтеры — это и те, кто был на акции, но кого не успели задержать, и только что вышедшие из ОВД люди, и родственники, и журналисты («которые любят в соцсетях ворчать про журналистику и активизм, но потом сами не выдерживают»), люди других творческих профессий, знакомые.
«На одной из январских акций задержали нашего координатора Соню Маршак, она несколько часов провела без связи в ОВД. Через полчаса после ее задержания к вам пришла ее мама со словами: «Я знаю, что Сонька важное дело у вас делает, а сейчас не может. Давайте я пока за нее побуду». Тут надо понимать, что это не только большое дело — подхватить задачи задержанного координатора, это очень непросто — знать, что твой ребенок (даже взрослый) задержан, у него отняли телефон и неясно, что с ним сейчас происходит. В такой ситуации собраться и не паниковать-то сложно, не то что сидеть в таблицах и координировать волонтеров», –– рассказывает Лиза.
А однажды, еще в 2017 году, задержали нескольких молодых людей. Их бывшая учительница, которая была уже немолода и жила неподалеку от того ОВД, где ребята оказались, заявила, что полностью обеспечит их передачами сама. А от дальнейшей помощи отказалась.
От централизованной помощи отказываются и сами координаторы чата «Передачи». Никаких общих сборов на передачи не ведется. Это принципиальная позиция: за общий сбор нужно отчитываться. «На подготовку отчетов нет ресурсов, во-первых. Во-вторых, подавляющее большинство волонтеров не просит возмещать траты, поэтому больших сумм нам не надо, а если открыть сбор, пришлют явно в десятки раз больше нужного. Ну в-третьих, как бы это печально ни звучало, нет сил разбираться с проблемой иностранного финансирования, если вдруг с нами решат провернуть ту же схему, что с ФБК, когда им подставное лицо просто перечислило некую сумму из-за рубежа, и их тут же признали иностранным агентом».
Если кто-то потратил на передачи больше, чем может себе позволить — а передача на 5-10-15 человек разом и правда может заметно стоить — такой волонтер присылает Лизе чек и говорит, куда сделана передача.
«На чеке обязательно должна быть видна дата и список покупок, чтобы я видела, что купленное и правда в спецприемник».
«Мы за этим внимательно следим, потому что пару раз нам пытались подсунуть чеки с замороженным мясом, собачьим кормом, сгущенкой и прочими прекрасными вещами, которые не примут ни в одной передаче. Я выкладываю чек в канал с вопросом, кто готов возместить траты. Обычно сразу откликается от 7 до 15 человек. Первому написавшему я присылаю в личку номер карты, на которую надо возместить траты».
До недавнего времени Лиза работала на телеканале «Настоящее время». К ее периодическому отсутствию по несколько дней начальство относилось нормально: за пару дней до акции Лиза просто старалась сдать все долги.
«Но на самом деле, секрет заключается в том, что я просто несколько суток подряд не сплю. Полтора года назад я совмещала работу и передачи еще и с институтом. Так что это нормально».
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.