Одними из первых ограничения ввели больницы — из-за карантина перестали пускать посетителей, и часто родственники тяжелобольных пациентов не могут получить почти никакой информации об их состоянии. «МБХ медиа» публикует рассказы людей, которые не могут проститься с родными или узнать об их самочувствии.
Свекра Юлии Виктора положили в московскую больницу, перепрофилированную под коронавирус, и с момента, когда он оказался в реанимации, Юлия с мужем не знают о нем ничего, кроме температуры.
«Свекру 73 года, чуть больше месяца назад он заболел какой-то вирусной болезнью: высокая температура, сильная слабость, классика любого острого респираторного заболевания. Тогда тест на ковид был отрицательный, когда стало совсем плохо, забрали в больницу имени Буянова, там были операции и реанимация, мы его забрали, но ситуация не улучшилась, температура поднималась, а состояние было все хуже.
Мы снова вызвали скорую, в этот раз подозревали пневмонию, в начале шла речь, что они свозят в ближайшую поликлинику, сделают рентген и исключат пневмонию, но, выйдя на связь, операторы скорой сказали везти в 31 больницу, сейчас она перепрофилирована именно по ковиду, как оказалось. С этого момента связи нет никакой, несколько дней мы еще дозванивались самому свекру, у него есть мобильный, с каждым днем было слышно, что ему все хуже и хуже, он тяжело разговаривал. Один раз нам удалось дозвониться до лечащего врача, он смог нам примерно объяснить, что с ним происходит, просто прокомментировал, что пневмонию не подтвердили, а тест на ковид отрицательный. Я все пыталась выяснить, можно ли его забрать, но через пару дней после этого свекр перестал выходить на связь — у него, очевидно, сел телефон, а в таком обессиленном состоянии он не может поставить его на зарядку, с этого момента мы никак не можем с ним связаться.
Мы звоним в справочную, пытаемся объяснить ситуацию, мы уже даже не просим рассказать, что с ним, просто передать медицинскому персоналу, чтобы поставили телефон на зарядку, чтобы мы как-то могли с ним связаться. Но в справочной уже давно эмоционально перегоревшая женщина, которая отвечает всем, кто смог дозвониться в очень обесценивающей манере.
И через пару дней после того, как он перестал выходить на связь, нам после нашего очередного звонка в справочную сообщили, что сейчас он уже в реанимации и состояние тяжелое. Это единственное, что они могут сказать. Мы уже две недели пытаемся каким-то образом связаться с врачом по телефону, который нам дали, но это невозможно, трубку никто не берет, иногда занято, наверное, кто-то тоже пытается дозвониться. Я понимаю, что врачи перегружены, но суть в том, что если раньше у критических больных была хоть какая-то связь с родственниками, то сейчас больница закрыта, это нереально.
Ни с кем ни связаться: звонили главврачу, в ординаторскую, в реанимационную, трубку никто не берет.
Я начала звонить по горячей линии в Роспотребнадзор, Минздрав, туда дозвониться крайне тяжело, но мне они дали телефон дежурного администратора, но они говорят, что по телефону предоставить информацию не имеют права, ссылаются на какой-то ФЗ о неразглашении информации, доказать, что я близкий родственник, не представляется возможным по телефону. Когда человек в реанимации, невозможно никаким способом узнать, в сознании он, на ИВЛ, вплоть до элементарного – жив он или мертв.
Мы звоним в справочную, там нам говорят его температуру, то, что они имеют право сказать, но и эта информация обновляется у них раз в сутки. Раз в сутки мы имеем право узнать, жив он еще или нет. Дежурная администратор в больнице сказала, что им самим это не нравятся, у них по 700 звонков в день и всем приходится отвечать одно и то же, нет никакого регламента общения с родственниками пациентов, но информацию передать не могут. Их тоже жалко, они говорят, что с удовольствием бы все всем сказали по телефону, чтобы им перестали так часто звонить».
Отец Димы умер от коронавируса в реанимации, не простившись с родственниками. Пока он находился в больнице, близкие о его состоянии ничего не знали.
«Его увезли в больницу в 15-ю Филатовскую больницу в Вешняки с двусторонней пневмонией, вызванной коронавирусом. Две недели папа находился в искусственной коме на аппарате ИВЛ и на искусственной почке — у него была еще и онкология, миелоидный лейкоз, которым он болел около двух лет. Из больницы информация была мизерная. Ничего, кроме того, что отец находится в реанимации и состояние его тяжелое, нам не говорили. До больницы в Вешняках почти невозможно дозвониться. В Роспотребнадзоре ничем это не объясняют. Ссылаются на загруженность. Он находился в реанимации, а там полный информационный вакуум. Нельзя ничего ни сказать, ни послушать голос близкого человека. Узнать точную информацию тоже нельзя, потому что говорят очень мало на эту тему».
Кира Яшкина ухаживала за умирающей матерью в паллиативном отделении Балаковской городской клинической больницы, следила за ее питанием и обрабатывала пролежни, но с начала карантина Киру не пускают в отделение, но дают видеться в скорой, когда маму возят на процедуры.
«Я бью колокола во все инстанции, я понимаю, что они друг друга не заложат, все друг друга за друга. Я планирую встать в пикет, чтобы хоть как-то обратить внимание. С 26 марта меня не пускают к маме, под предлогом коронавирусного карантина, пускают всех, кроме меня, я думаю, мне просто мстят за разбирательство с этой больницей. Лежачему человеку нужно усиленное питание, у моей мамы диабет и диализ. Они не пускают в больницу под предлогом коронавируса, но у мамы три раза в неделю переливание крови, ее везут на скорой в другую часть города, эта процедура длится четыре часа, я сопровождаю их в скорой, тут нет никакой логики. Раньше меня пускали в сам диализный центр, сейчас там тоже карантин, но ее там никто не кормит, она с 9 утра голодная. Никто не ведет никакую обработку пролежней, раньше этим занималась я, теперь никто. Сегодня я уже вижу, из чего состоит моя мама: внутренности, кости, это очень тяжело. Смотреть, как твой близкий умирает в муках, крайне тяжело, так вы еще меня и не пускаете, но прощаться с близким надо по всем законам религии и мировоззрениям. Паллиативное отделение — это уход в тот мир.
Я обратилось на горячую линию по коронавирусу в Саратовской области, они отвечают заученные фразы: «Коронавирус, не пускаем». Хорошо, но почему меня тогда пускают в понедельник, среду и пятницу, когда сопровождаю маму на скорой, это все фиксируют на видеокамерах учреждениях. Пока мы едем в скорой, я пытаюсь ее обработать, женщины-медработницы надевают вторую маску, настолько жуткий запах из-за того, что ей ничего не обрабатывают. И нет никакой связи с врачами, мне обещали позвонить, но я жду уже неделю».