Годовщина воссоединения Крыма с Россией в этом году пройдет под девизом «Крымская весна — семь лет дома». Российские чиновники говорят, что такой лозунг появится на официальном логотипе, который подготовлен специально к этой дате. «МБХ медиа» поговорила с крымчанами о том, как изменилась их жизнь с 2014 года.
Александр Талипов, общественный активист из Феодосии
— В 2014 году для меня все произошло ожидаемо. Крым, хотя и находился на территории Украины, фактически всегда был частью России, крымчане чувствовали с ней неразрывную связь. У меня мама коренная москвичка, брат родился и вырос в Москве, а я родился в Крыму, так как великий Советский Союз послал моих родителей служить сюда. Когда началась «крымская весна», я принимал в этих событиях активное участие.
Что примечательно: по прошествии семи лет люди, которые на момент тех событий заявляли, что Крым — это Украина, защищали украинские флаги и разгоняли пророссийские демонстрации, прекрасно встроились в нынешнюю систему республиканской власти. Например, 23 февраля 2014 года в Керчи активисты срывали украинские флаги и меняли их на российские. Этому активно противодействовал мэр города Олег Осадчий. После «крымской весны» он стал помощником депутата Госдумы РФ, а в прошлом году назначен директором музея-заповедника «Киммерия Волошина». Есть и другие примеры, и их множество. Глядя на это, с сожалением понимаешь, что «крымская весна» подняла со дна… не совсем достойные элементы, которые вряд ли делают Крым краше.
И тем не менее она, как я полагаю, принесла больше положительного. Выросли зарплаты, пенсии, качество образования. Расширяется инфраструктура, строятся детские сады и больницы, огромные деньги вкладываются в благоустройство.
Однако это все могло бы развиваться еще лучше, если бы не кадровые проблемы.
Зачастую в Крыму непрофессиональные чиновники, сменив портрет президента Януковича на президента Путина, так и остались сидеть в своих кабинетах.
А их действия по освоению средств порой нельзя назвать иначе как халатностью. Объекты, которые должны были построить еще в 2016 году, до сих стоят и не вводятся в эксплуатацию: это и три детсада в Феодосии. Или, скажем, школа на 800 мест в Судаке — ее только-только наконец запустили. Строит все эти объекты фирма, которую связывают со спикером госсовета Крыма Владимиром Константиновым. Как так получилось, что эта компания в 2014 году задолжала украинским банкам, по нынешнему курсу, более трех миллиардов рублей и, по сути, стала банкротом — а сейчас стала основным застройщиком Крыма?
Можно вспомнить и проблему водоснабжения. Да, Крым живет без украинской воды уже шесть лет, но новые власти так и не решили эту проблему своевременно и комплексно. Недавно были опубликованы данные, в соответствии с которыми большинство наших водохранилищ стали просто «мертвыми», использовать воду из них уже нельзя. Кстати говоря, ГУП «Вода Крыма», которое вызывает массу негатива со стороны населения, возглавляет Владимир Боженов — бывший подчиненный Виталия Кличко, мэра Киева.
Я — патриот России и люблю ее. Но иногда вызывает удивление, как некоторые люди оказываются в Крыму и входят в состав руководства полуострова.
Олег Кочеров, бизнесмен, блогер
— До 2014 года у меня был свой бизнес по производству и укладке плитки. Работали со многими крупными предприятиями Украины. А затем произошел полный грабеж предпринимателей: когда выплаты из украинских банков заморозили, а их самих выдавили из Крыма, наша власть начала говорить людям: мол, те средства, что были в Украине — зависли. А после реализации активов украинских олигархов якобы начнутся выплаты. Ничего этого, по большому счету, не произошло. Мне пришлось продать машину и дом, чтобы начинать всю жизнь заново. Приложив колоссальные усилия, я добился того, чтобы выйти на «точку невозврата» [вернуться на прежний уровень]. А дальше, когда я не выдержал и начал публично говорить о трудностях, у меня начались проблемы с новой властью Крыма.
Понимаете, первые два года — точнее, в 2015-2016 годах — в республике не делалось вообще ничего. Сергей Аксенов постоянно заявлял, мол, переходный период, надо еще подождать. Власть была абсолютно не в курсе, что такое управление регионом. А сегодня все семейство Аксенова сидит в правительстве — теща в общественном совете при Госсовете Крыма, сестра жены возглавляет министерство имущественных и земельных отношений, [то есть] заведует всей землей в Крыму. До референдума [16 марта 2014 году] на рынке торговала. Сам Аксенов — как Кадыров в Чечне. Снимает и назначает мэров, имеет полную власть.
Я называю нынешний Крым офшорной зоной российских олигархов. Сюда закачивается огромное количество средств, но непонятно, куда они потом деваются.
Все кругом национализировали, потом разграбили, довели до убитого состояния и начали распродавать за копейки.
Народ очень зол. Идут разговоры о том, что мы шли в Россию добровольно, а Путин нам поставил такого человека, как Аксенов. Раньше они [местные чиновники] ходили в трениках, а сейчас надели костюмы. А ротация какая идет? За эти семь лет Аксенов снял с высших должностей порядка 600 чиновников. Человек несколько лет работал, проворовался — когда становится понятно, что вот-вот будет плохо, его снимают (или он увольняется). У нас тут есть ГУП «Черноморнефтегаз», который постоянно получает дотации. Так вот большинство этих отставников почему-то идут поработать туда.
В 2014 году я смотрел на Путина и думал: ну, вроде мужик нормальный, резкий. Ответку дает. Понимаете, мы были не в курсе, что у вас тут такое ***** [распутное половое поведение] творится. А сейчас смотришь на ролики, где он бумажки какие-то подписывает, и понимаешь — старик, кажется, с деменцией уже. Как говорят: дедушка — ты отслужил, дай дорогу молодым.
Максим Покатаев, председатель Молодежного парламента Республики Крым
— Когда Крым вернулся в состав России, мне должно было исполниться 14 лет. 2014 год я запомнил хорошо, это было время всеобщего подъема духа. Тогда, к своим четырнадцати годам, я даже не мог представить себе такого события, которое в условиях неопределенности, рисков, переживаний, могло бы сплотить вообще всех жителей Крыма и Севастополя. И жизнь показала, что больше всего людей объединяет желание быть дома, говорить на своем языке, уважать свою историю и своих предков.
Для моей семьи день референдума и день объявления его результатов стали двумя большими праздниками. Вообще все вокруг как-то одномоментно и безоговорочно стали радоваться и ждать официального возвращения в Россию. Мы это [событие] обсуждали с одноклассниками в школе, обсуждали дома, обсуждали с друзьями. Помню, что когда появились предварительные результаты референдума, их объявили в прямом эфире. В крупных городах площади заполнились, люди радовались.
Для меня возвращение в Россию тоже было счастливым событием. Хоть я был и маленький, но в моем окружении с детства воспитывалось дружеское отношение к России. Там жила моя семья, там было много друзей и родственников.
Я живу в Крыму, мой полуостров — особенный регион по любым меркам. И особенно приятно видеть, как он цветет. У нас развиваются города, улучшается доступная среда, растут инфраструктурные объекты — про Крымский мост все знают, про трассу «Таврида», про крупные точки притяжения молодежи.
Вокруг все меняется, меняются города, это приятно. Тут все понимают, что будущее полуострова в наших руках и зависит от нас. Но дома, в России, у нас есть возможность улучшать пространства и развиваться. Я не могу сказать, что в свои 14 лет я обращал большое внимание на плохую инфраструктуру городов вокруг, но сейчас я вижу постоянную положительную динамику. Огромное внимание уделяется развитию молодежи. Меняется образование, появляются пространства для развития, поддерживаются молодежные организации и социальные проекты. Это то, что раньше точно не могло масштабно развиваться в Крыму.
Да и вообще, на самом деле, воссоединение с Россией — это не история о том, что мы ждем помощи из Москвы или из других регионов. Это история о возвращении домой. Туда, где каждый имеет право говорить на своем родном языке, не важно — крымскотатарский он, украинский или русский. Туда, где уважают общую историю, а значит — уважают и историю моей семьи, моих прадедов.
Если бы семь лет назад мне уже было 18, я бы точно пошел и отдал бы свой голос за вхождение Республики Крым и Севастополя в состав Российской Федерации.
Наталья Кириченко, предприниматель из Судака
— За эти семь лет жизнь под санкциями учила нас постоянно выживать. В 90-х, после развала Советского Союза, мы оказались на Украине. Десять лет учились выживать. В 2014 году — оказались в России. И для нас это стало как новые 90-е. Мы снова начали учиться приспосабливаться к жизни. Но санкции, которые сейчас существуют, играют одну, можно сказать, позитивную роль — они не позволяют добить до конца наш малый бизнес так, как он уже добит в России. Большие игроки с большими деньгами к нам пока не заходят. Но как только зайдут, естественно, малый бизнес тоже умрет. И частный сектор с их маленькими гостиницами, и частные магазинчики, и все остальное.
Хотя, впрочем, как раз с большими деньгами сюда уже зашла «Таврида» (арт-кластер под Судаком — «МБХ медиа»). Раньше на ее территории мы могли свободно купаться, загорать. Теперь все закрыто забором. Как мы должны к этому относиться? Все эти сказки про рабочие места и развитие региона… У нас в соцсетях постоянно появляются объявления «Требуются сотрудники» — но если взглянуть, то становится понятно, что требуются дворники, горничные и официанты. А людям, которые имели свой бизнес, пусть и маленький, идти теперь некуда. Разве что сторожами.
Выйти на улицу и выразить свое несогласие стало невозможно. Самым расхожим ответом на такое стало — вы что, хотите, чтобы было как на Майдане? Да не хотят люди Майдана, не нужны эти манипуляции, люди просто хотят, чтобы их услышали.
Природа уничтожается. До 2014 года у нас в Судаке было три детских лагеря. Сегодня — ноль. Более того, один из разрушенных лагерей хотят переделать в карьер. Уничтожение природы, уничтожение воды. И постоянно людям приходится бороться, чтобы что-то отстоять.
Построили трассу «Таврида» в степи. Хорошо, что построили. Но в Крыму тоже иногда случается зима. И несколько дней в году проехать по этой дороге становится просто невозможно [из-за снежных завалов]. Хороший аэропорт в Крыму построили, класс. Но мне дешевле уехать в Краснодар и улететь оттуда.
Отдельная тема — российская система бюрократии. В Крыму она достигла своей идеальной точки. Я с разными вопросами сталкивалась в жизни, но то, что вижу сейчас — это просто нечто. Когда в 2014 году меня спрашивали, рада ли я, что Крым стал российским, я отвечала, что родилась в России, в Иркутской области. Но я не рада. И не рада потому, что мне есть с чем сравнить. В 2005-2010 годах, когда Крым был украинским, я была депутатом. Я понимаю, как у нас было тогда — и вижу, как есть сейчас.
Система местного самоуправления в России просто уничтожена.
Вот этот подход — на этой улице живет судья, значит, дорогу отремонтируем, а тут простые люди, они потерпят — просто ужасен.
Когда Крым был украинским, власти на местах работали гораздо эффективнее. Решения принимались в интересах людей. Это было реально — обратиться в администрацию, и в ответ получить не отписку, а решение проблемы. У администрации была финансовая свобода, были деньги, которыми она распоряжалась по запросу жителей. А сейчас? Откуда вот в Москве знать, где лучше в Судаке сделать дорогу? Через общественные слушания? Они же — фикция, это позорище, как и выборы «на пеньках».
Качество крымских продуктов до 2014 года было высоким. А то, что сейчас привозят через Краснодар — ужас. За семь лет уничтожена вся агропромышленность Крыма. Был канал, была вода, даже рис выращивали. Были молочные фермы, свинофермы — осталось ничтожное количество. Малый и средний бизнес душат. Все работают из-под палки. Из-за чехарды с документами в 2014-м году сейчас начинают откуда ни возьмись вылезать какие-то владельцы парков и выгодной земли в Крыму, которые принадлежали народу — из Уфы, из Казани… Как эти участки у них оказались? Никто не может понять.
Вопрос чей Крым — наш или не наш — сам по себе уже неактуален. Крым — Ротенберга. Ему все здесь принадлежит.
И с этим уже никто даже не спорит. А мы какие-то крепостные крестьяне. Осталось у нас только паспорта отобрать.
Мумине Салиева, правозащитница из Бахчисарая
С 2014 года жизнь для крымскотатарского народа поделилась на до и после. Я воспитывала детей, занималась научной деятельностью, писала диссертацию. Мой супруг занимался общественными делами — волонтерством, помогал в организации крымскотатарских праздников (Сейран Салиев был осужден на 19 лет по делу организации «Хизб-ут-Тахрир», признанной в России террористической — «МБХ Медиа»). Но гармония и идиллия нарушились. Мы даже представить не могли, что когда-то начнем заниматься гражданским активизмом. Однако так и случилось — после того, как на улице было найдено изувеченное тело Решата Аметова, в Крыму начали похищать людей, преследовать активистов.
Крымских татар начали маркировать по признакам религиозности и гражданской активности. Если ты религиозный человек, тебя можно обвинить по статье о терроризме. Если светский — по статье об экстремизме или сепаратизме.
У крымских татар сильная историческая память, прочные этнические и семейные связи. И когда это дошло до каждой третьей семьи, этот коллапс, эта тюрьма под открытым небом, отношение к власти стало соответствующим. Этот натиск люди не стали рассматривать как преследование какой-то отдельной категории людей. Они четко понимали, что сейчас последует. Волну репрессий, арестов и обысков народ начал воспринимать на свой счет.
Безусловно, и общественная, и частная жизнь кардинально поменялась за семь лет. Сегодня 200 детей в Крыму растут без своих отцов, более 80 женщин лишены своих мужей, более 15 родителей умерли, не дождавшись своих сыновей — они удерживаются в российских тюрьмах. Я живу в Бахчисарае, здесь все люди знают друг друга. Семьи, которые лишились своих опекунов, близких, в моем районе есть на каждой улице. Наша жизнь очень сильно изменилась.
После 2014 года профессиональные медиа были выдавлены из Крыма, некому было писать [о том, что происходит с крымскими татарами]. Эту миссию взяли на себя обычные люди, не профессионалы. Они этим занимаются, понимая, что сами находятся в группе риска, но продолжают говорить и писать. Однако маховик репрессий и конвейер судебных делопроизводств не останавливается. И даже новый 2021 год ознаменовался очередными обысками, арестами и делами. Со всей очевидностью можно сказать, что в ближайшее время это не остановится.
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.