Фонд Иофе и «Открытое пространство» в Петербурге организовали совместный проект «Острова Свободы». На сайте собрана информация об акциях протеста, памяти и солидарности, о художественных акциях, опытах общественных объединений и индивидуальных выступлений против несвободы в Ленинграде и Петербурге.
Здесь три раздела: «Творчество», «Память», «Протест». Можно прочитать о горячем обсуждении выставки Пабло Пикассо, переросшем в митинг, о поджоге фотовыставки к столетию Ленина прямо в Гостином дворе, о поэтическом митинге памяти 150-летия декабристского восстания и даже о знаменитой акции арт-группы «Война» под окнами ФСБ.
Юлия Шалгалиева поговорила с авторами проекта Евгенией Кулаковой и Дмитрием Притыкиным о том, как изменился акционизм Петербурга с перестроечных времен.
«Творчество»
Юлия Шалгалиева: Расскажите, как возникла идея проекта?
Дмитрий Притыкин: Идея лежала на поверхности. Существует известный и очень качественный ресурс «Топография террора», сделанный московским «Мемориалом». Изначально идея была повторить это на нашей почве. Но в процессе обдумывания мы пришли к тому, что хотим не столько фиксировать террор и места, связанные с ним, сколько говорить о внутренней человеческой свободе и ее проявлениях.
Юлия Шалгалиева: В некоторых источниках проект называется «Острова Не Свободы», а в некоторых «Острова Свободы». Куда девается «не» и для чего оно нужно?
Дмитрий Притыкин: Изначально проект формировался как некое собрание и обзор опыта сопротивления, самовыражения. Не всегда мы можем говорить, что результатом этого опыта стало движение вперед. Зачастую была реакция власти, которая задавила этот опыт. Поэтому совсем удалить «не» мы не можем, оно присутствует. Но проект наш называется все-таки «Острова свободы».
Юлия Шалгалиева: Как вы собирали информацию для проекта?
Дмитрий Притыкин: Садилась группа, торжественно брала в руки карандаши и описывала огромное количество событий. Мы записали штук семьдесят и выбрали то, что нам хотелось сейчас сделать.
Юлия Шалгалиева: Выбор делали по зову сердца?
Дмитрий Притыкин: Ну, если говорить романтично, то да, по зову сердца. То, что поперло, если проще. У нас не доделано как минимум столько же историй, они будут дописаны.
Евгения Кулакова: Это вещи, которые показались интересными нам самим, и о которых мы смогли найти какие-то сведения. Мы старались использовать все, что было опубликовано раньше, искали информацию у себя в архиве. Нашли много важного в той части, которая даже еще не описана и не опубликована, особенно что касается периода перестройки. Мы рылись и находили жемчужины, о которых без этого проекта мы еще не скоро узнали бы. Ходили в архивы ФСБ, газетные архивы, записывали интервью с людьми на видео. Мы сделали подборку из интересных роликов, и это важная составляющая проекта. Про некоторые сюжеты я не знала совсем или знала очень поверхностно. Когда начинаешь вплотную работать, это хороший повод освежить и расширить знания об истории советского террора и сопротивления ему.
«Память»
Юлия Шалгалиева: Проект описывает Петербург XX-XXI вв. Почему вы выбрали такой обширный временной промежуток?
Евгения Кулакова: Изначально мы хотели брать еще более обширный период, пока многое в работе. Первым событием мы хотели сделать демонстрацию троцкистов. Мы не ставим временных ограничений, нам интересно продолжать проект вплоть до сегодняшнего дня.
Дмитрий Притыкин: Есть и более ранние сюжеты, очень живые, об эсеровском терроре против большевистского правительства. Мы можем начинать прямо отсюда, вопрос в источниках.
Юлия Шалгалиева: Как менялся акционизм на протяжении такого большого отрезка времени?
Евгения Кулакова: В целом акционизм не сильно менялся. Что касается каких-то индивидуальных выступлений, тут средства и цели схожи. Но нужно понимать, что в 70-е годы написать на Петропавловке лозунг огромными буквами было чем-то невероятным, сегодня это более реально. Если провести такую акцию сейчас, она будет классной, но уже без шокового эффекта. Массовые выступления тоже схожи. Представьте — куча разъяренных меломанов идут маршем по Невскому, потому что концерт отменили. Интересная параллель с отменой рэп-концертов сейчас.
Дмитрий Притыкин: Мне довольно тяжело оценить глобально, ведь мы еще в процессе работы. Пока мы видим развилки протестных проявлений, и они повторяют друг друга. Человек ловит волну из прошлого, зачастую сознательно, зачастую — в поисках своего голоса. Одна из задач нашего проекта — эти связи показать. Есть главная цель человека — быть услышанным. А для этого надо, грубо говоря, громко крикнуть.
Евгения Кулакова: Или раскидать много листовок. Разница еще в последствиях, конечно. Риск, на который люди шли, протестуя в 50-70-е годы, несопоставим с тем, чем рискуют сейчас. Мы еще не дошли до той стадии, когда за сотню листовок ты получишь 5-7 лет лагерей. Хотя мне эта ситуация уже не кажется невероятной.
Юлия Шалгалиева: Какие истории произвели на вас особенное впечатление?
Евгения Кулакова: Есть история, которая получила развитие уже после публикации сайта. Она про иностранцев, которые приезжали в Советский Союз, чтобы вести здесь антисоветскую пропаганду и выражать солидарность с политзаключенными. Эта история дошла до нас из других источников, где все было представлено так, будто те молодые люди были подготовлены организацией НТС — Народный трудовой союз. Это эмигрантская организация в Европе. Все они якобы были консервативных взглядов и имели связи с разными правыми молодежными организациями.
Это все мы и написали. Потом получилось связаться с одним из этих людей, который живет сейчас в Норвегии – его зовут Гуннар Гьеннсет (Gunnar Gjengset). Я прислала ему эту статью, он прочитал ее и очень забеспокоился. Начал писать всем нам: «Тут написано, что я представитель правой европейской молодежи. А я на самом деле 45 лет в коммунистической, социалистической партии Норвегии состою». Для меня это было таким открытием, что человек, о котором все публикации на русском языке сообщают, что он представитель правой европейской организации и поэтому разделяет антикоммунистические взгляды, на самом деле совсем по другим причинам этим занимался. То, что надо переделать статью, для меня было приятным продолжением начала жизни этого сайта. Так появляется новая информация.
Дмитрий Притыкин: Я ужасно люблю и болею ленинградским перестроечным периодом. Моя любимая история связана с защитой гостиницы «Англетер». Гостиница сама по себе непримечательная, но вокруг нее возникло совершенно фантастическое движение. Одна из его участниц, Татьяна Лиханова, рассказала, что когда гостиницу снесли, хотя обещали, что не снесут, она напечатала на машинке дневник и распространяла его по городу. Примета перестроечного периода — тексты были подписаны. Там было ее имя, домашний адрес и номер телефона.
Татьяна на тот момент был студенткой журфака. Ее вызывают в деканат и говорят, что она сделала большую глупость, приходили люди из КГБ и забрали все студенческие работы на проверку! Это обсуждается на горкоме и решается вопрос о том, чтобы не давать ей диплом — таким не место в советской журналистике! Классическая история начинает закручиваться, человека начинают зажимать, а дальше приходит известный журналист, {tooltip}Анатолий Ежелев{end-texte}писатель, журналист, Народный депутат СССР, председатель Ленинградского Союза журналистов, председатель Комитета по правам человека и политическим свободам{end-tooltip}, на ее защиту и все поворачивается обратно. Ей дают диплом, тема заминается, никаких проблем. Для меня это потрясающее ощущение, когда свобода только начинает прорываться и уничтожать эти запреты.
Мы опубликовали ее текст. Он очень наивный, советский по языку, еще не зрелый с точки зрения самоощущения человека в борьбе против системы, но вместе с тем ужасно яркий и искренний. То, что мы этот текст нашли и опубликовали – это одна из наших побед.
«Протест»
Юлия Шалгалиева: Тексты вашего сайта получились очень политическими. С чем это связано?
Дмитрий Притыкин: Не сказал бы. Я сейчас работаю над текстом {tooltip}«Газаневская культура» {end-texte}серия художественных выставок в ДК им. Газа и ДК «Невский» в 1970-80 гг.{end-tooltip}, это реакция на бульдозерные выставки в Москве. Их устраивали ленинградские художники-нонконформисты. Это совсем не про политику, но это очень яркое и свежее движение. Такие материалы важны, хотя на самом деле их довольно немного. Те, кто создавал культурные объединения или в них участвовал, не формировали архивов. Очень многое погибло, информация сохранилась только в головах этих людей. Мы хотим проинтервьюировать как можно больше соучастников, это очень важный опыт.
Юлия Шалгалиева: Важно ли героям давать интервью для проекта? Как они идут на контакт?
Евгения Кулакова: Очень важно. Они искренне радуются, что их опытом кто-то интересуется. Например, Эдуард Хямяляйнен, который живет сейчас в Финляндии. Он студентом поджег фотовыставку к столетию Ленина в Гостином дворе. Спустя столько лет он очень открыто подошел ко всему, обрадовался, что мы нашли его, оформил доверенность на меня в Финляндии, чтобы я посмотрела его дело здесь в архиве ФСБ. Мне кажется, его история – жемчужина этого сайта.
Юлия Шалгалиева: Если учесть, что 70% населения по опросам «Левада-центра» поддерживает Сталина, готовы ли люди воспринимать ваш проект?
Евгения Кулакова: Наш проект начинается 56-м годом, после смерти Сталина, после речи Хрущева, тем подъемом, который произошел после смерти тирана. Мне кажется, что есть вещи, гораздо более бьющие по сталинизму в человеке, чем этот проект. И ложится он лучше на тех, кто сформировал свое отношение к репрессиям. Наш проект совершенно не аргумент в споре с человеком, который считает, что репрессии были обоснованы. Он скажет: ну и правильно, нечего листовки раскидывать, пачкать стены.
Дмитрий Притыкин: Антисталинскую риторику несут куча других проектов, которыми мы занимаемся. Этот проект скорее культурологический, он прежде всего про людей, а не про вурдалаков.
Евгения Кулакова: Мне еще очень хочется продолжить публиковать серию историй, связанных с «Мемориалом» в Ленинграде. Например, про один из первых «дней политзаключенного», когда толпа из нескольких сотен человек прошла маршем по Шпалерной улице, по проезжей части. Они пришли к зданию КГБ и торжественно вручили им письмо с требованием из нескольких пунктов. Основным было: “Распуститесь! Все, кто сейчас работает, должны уйти и никогда не работать на госслужбе». Требовали отдать им архив. Такая смелость и уверенность в своей правоте – в том, что мы победили, сейчас КГБ сдастся и отдаст все, что мы требуем… Такого мы давно уже не испытываем. Иофе вручил это письмо, и на короткое время они действительно распустились.
Юлия Шалгалиева: Что же такое «острова свободы» и где их искать?
Дмитрий Притыкин: Мы пришли к тому, что острова – они внутри, их много, они в каждом человеке.
Евгения Кулакова: И Петербург – это же тоже острова, соединенные мостами. Мне близка идея, что острова свободы отдельных людей нужно объединить. Этим мы и занимаемся.
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.