2020 год закончился, но привнесенные им в жизнь реалии остались с нами, кажется, уже навсегда. За неполный год российский рынок труда успел просесть, оправиться и даже относительно стабилизироваться. Руководитель службы исследований компании HeadHunter Мария Игнатова рассказала «МБХ медиа», почему пандемия больше всего ударила по молодежи и студентам, а сотрудники не спешат возвращаться в офисы.
— Разные исследования показывают, что российская экономика пережила пандемию по многим показателям лучше зарубежных стран. Российский рынок труда пришел в себя после 2020 года?
— Если смотреть на статистику февраля по динамике вакансий, то текущие показатели прилично превышают февраль 2020 года. У нас даже зафиксирован 30-40% рост в некоторых профессиональных областях. Так что, как минимум, по объему вакансий наш рынок труда вышел на докризисные показатели. Другой вопрос, что есть такой показатель как безработица. Хотя мы его у себя никак не замеряем, по данным того же Росстата видно, что количество безработных в стране сильно выросло. И это мы еще не берем в расчет так называемую «серую безработицу» — людей, которые не встали на учет на биржу труда, хотя и остались без работы.
В целом, мы действительно пострадали меньше, чем некоторые страны ЕС — Германия, Италия, Франция, Бельгия. Смогли удержаться на плаву, несмотря на то, что были значительные потери в апреле-мае. На нулевой уровень по количеству вакансий мы вышли уже в начале осени. Получается, что количество свободных предложений падало только полгода.
— Такая динамика зафиксирована во всех регионах?
— Во всех регионах ситуация плюс-минус одинаковая. Сложнее пережили пандемию крупные города такие, как Москва и Санкт-Петербург. В них длительность коронакризиса была больше, чем в других субъектах РФ. Это связано с тем, что в столицах сконцентрирован ключевой бизнес многих компаний. В том числе и тех, которые относятся к наиболее пострадавшим областям: развлекательному сектору, гостиничному, туристическому и ресторанному бизнесу. Поэтому вполне закономерно, что компаний, пострадавших во время кризиса, в Москве оказалось больше, чем в регионах. В этих пострадавших сферах до сих пор наблюдаются сложности; в какой-то степени восстановиться они смогли только к зиме. Повлияли на это, не в последнюю очередь, и карантинные ограничения, которые в столице были строже, и длились дольше.
— С наиболее пострадавшими сферами все понятно, а кому, напротив, удалось преуспеть во время пандемии?
— Пандемия не ударила по продуктовому ритейлу. В апреле-июне представители этого направления работали на пределе своих возможностей. В плюсе остались доставка, и все что связано с ней. Конечно же, IT-сектор — ведь люди перебрались на «удаленку», и нагрузка на все платформы выросла в разы. Образовательные и обучающие платформы весной вообще фиксировали десятикратный спрос на айтишников. В первые месяцы пандемии в топе по количеству вакансий была медицина и фармакология — это тоже вполне объяснимо.
— Мужчины и женщины пережили этот кризис одинаково?
— По количеству резюме у нас на сайте почти всегда равенство, 50 на 50. Есть некоторые сферы, где женщин традиционно больше. Например, бухгалтерия и кадры. И наоборот: в IT, среди рабочего персонала и так называемых «синих воротничков» мужчин больше. В 2020 году женщины, по нашим данным, увольнялись чаще. Причем где-то это происходило принудительно, где-то — по собственному желанию. Число работниц, которые лишились своего места, превысило аналогичный показатель среди мужчин на четверть. В основном много было увольнений среди административного персонала. Офисная жизнь закончилась, секретарям стало нечего делать. Компании старались перебросить ресурсы на другие направления внутри организации, но это получалось сделать не везде и не всегда.
— А кому из россиян пришлось тяжелее всего?
— Это одна большая категория — начинающие специалисты. У всех компаний был «фриз», ставки и вакансии закрыты. Стартовать ребятам, которые выпустились в мае и июне, было очень сложно. По нашим подсчетам, где-то 100 тысячам человек в этой возрастной группе пришлось уйти с работы, кому-то — перейти на частичную занятость. Сейчас ситуация потихоньку возвращается в норму, и новые вакансии опять открываются.
— В 2020 году в наш обиход прочно вошло слово «дистанционка», или «удаленка». Многие компании собираются возвращаться к обычному формату работы?
— Наши исследования показывают, что, действительно, 22% работодателей вообще не планируют возвращать сотрудников в офисы. Остальные пока раздумывают, но четкой стратегии ни у кого нет. Зимой было еще непонятно, снимут ли все ограничения. Многие сотрудники привыкли к новому формату, поэтому особо и не стремятся в офис. По нашим данным, только 30% хотят возвращаться. Определенная часть хочет работать по гибридной модели: несколько дней в офисе, несколько дома. Но мы смело уже сейчас можем сказать, что привычный формат, когда 90% сотрудников работают из офиса — в прошлом. Сейчас работодатели не давят на своих сотрудников в плане возврата на рабочее место. Кто хочет, тот возвращается.
— Как это повлияет на рынок труда?
— Отсутствие физической привязки к офису породило модный тренд — расширение зоны найма. Доля приглашений на собеседования соискателей из регионов в Москве выросла на 5% и достигла 50%. Аналогичные процессы происходят и в самих регионах, где доля соискателей из других субъектов России и других городов увеличивается. Мы с лета фиксировали, что работодатели чаще стали рассматривать кандидатов не из своего региона. Это подтверждают и мировые исследования: из-за пандемии возник тренд на мобильность. Хотя Россия всегда была не очень мобильной страной в плане трудовой миграции, 2020 год добавил некоторую новую переменную в эту историю. Люди стали осторожнее относиться к международным переездам, отдавая предпочтение так называемой виртуальной трудовой миграции, которая не требует от сотрудников реального приезда куда-то. Очень популярное сейчас явление.
— Куда чаще всего виртуально эмигрируют россияне?
— Среди популярных направлений — Австралия, Япония и Канада, то есть страны, которые меньше пострадали от коронавируса. Именно туда направляются виртуальные потоки из нашей страны. А вот из Бельгии, Франции и Германии, напротив, происходит резкий отток. Уехать туда физически сейчас нельзя, эпидемиологическая ситуация там не очень благоприятная. Поэтому мы наблюдаем такой тренд миграции как внутри страны, так и из нее. Но виртуальной, а не реальной.
— Как вам кажется, кризис на рынке труда в 2020 году в принципе чем-то отличается от предыдущих?
— Конечно. Это была ситуация, совершенно нетипичная для российского рынка труда. В апреле и мае вакансии почти исчезли. Во время кризисов в 2008 году и в 2014 году мы фиксировали рост активности соискателей. Люди переживали, суетились, старались откликаться на все вакансии подряд, очень переживали из-за возможной потери рабочего места. В 2020 году такого уже не наблюдалось. Люди либо научились на ошибках прошлых кризисов, либо, что вероятнее, просто выжидали на удаленке. Ведь шестинедельный рабочий-нерабочий период, как его прозвали, не был полноценным увольнением — люди формально оставались закрепленными за компаниями. Поэтому в этот раз соискатели решили не создавать ажиотаж, а просто выжидать.
— Особенностью коронакризиса стало то, что зарплаты (во всяком случае, согласно статистике) особо не урезались. Вы заметили какие-то изменения в этой области?
— Рост зарплат в Москве и Санкт-Петербурге был незначительным — 3-4%. Были регионы, где зарплаты снижались, но опять же — в пределах 2-3%. В основном пострадали именно переменные части зарплаты. Многие остались без квартальных, ежемесячных премий, различных бонусов. Оклад компании все же старались удержать. Тем не менее, люди отмечали, что в совокупности в мае потеряли до 30% своего привычного дохода. Антирейтинг по зарплатам возглавили отрасли, которые наиболее пострадали от пандемии. Причем не имело значения, какая у тебя должность — инструктор в фитнес-клубе или менеджер по продажам. Досталось всем. Нельзя сказать, что одним профессиям повезло, а другим нет. Микробизнесу и малому бизнесу, пожалуй, было тяжелее всего. К работе вернулись не все, к сожалению.
— Как правило, все кризисы на рынке труда бьют сильнее всего по специалистам и сотрудникам старшего и предпенсионного возраста. В этот раз было так же?
— Кадры 45+, как и молодежь — это две полярные группы, которые считаются самыми уязвимыми на рынке труда. Одни в силу отсутствия опыта, другие — в силу отсутствия нужного опыта. Возрастные специалисты могут иметь двадцатилетний опыт за спиной в одной сфере, а рынку сейчас нужно другое. Не все готовы переучиваться, подстраиваться под новые реалии. Текущий кризис коснулся не столько социально-демографических характеристик, сколько именно отраслевых. Я бы сказала, что все же сильнее всего он ударил по молодежи. У возрастных сотрудников был опыт преодоления кризисов, и в этот раз они выполняли функцию наставников. Для многих из них это уже второй или даже третий кризис на рынке труда, и они понимают, как действовать в таких случаях.
— После того как рынок труда все же стабилизировался, стало ли труднее найти работу?
— Наш индекс настроений, который мы ведем ежеквартально на протяжении пяти лет, подтверждает, что работу стало найти труднее. Весной и летом прошлого года индекс серьезно просел. Это сказалось на всех сферах и возрастных группах. Сейчас он достиг примерно докризисных значений. Влияет не столько коронавирус, сколько конъюнктура найма: процесс поиска становится длиннее. Раньше можно было найти подходящее место за месяц, теперь это занимает от трех до шести месяцев в зависимости от позиции. Работодатели не ограничиваются одним собеседованием. Этапов отбора становится больше, цепочка удлиняется. Это не всем нравится, не все выдерживают гонку. Конкуренция становится больше с каждым годом. Сейчас, в среднем по России, на одну позицию претендуют семь человек. В пик кризиса было 10-12. В Москве в мае цифра вообще добралась до рекордных 17 человек на место, хотя норма — восемь-девять.