В Мещанском суде прошло очередное слушание по делу «Седьмой студии»; вновь слушались показания Алексея Малобродского. Во многом это заседание было похоже на предыдущее — в центре внимания снова были электронные письма Малобродского. Но теперь генпродюсеру пришлось самому пояснять, что он имел в виду в каждом письме. А заодно разобраться с ошибками следователей.
В шестой день начало заседания задержалось более, чем на час — опоздал Кирилл Серебренников. Влетев в 10.50 в зал суда, судья Аккуратова начинает слушания с того, что отчитывает Серебренникова за опоздание.
— Кирилл Семенович, за вами во сколько сегодня приехали? — спрашивает судья.
Серебренников встает.
— В 9.30, — отвечает он.
— Где инспектор? — спрашивает Аккуратова с абсолютно непроницаемым лицом. Слушатели начинают оборачиваться и искать глазами инспектора ФСИН. Серебренников невозмутим.
— Там какие-то сложности возникли, — говорит худрук. — Они стараются, что-то не получается.
— Я бы так не сказала, — недовольно отвечает Аккуратова. — Продолжаем судебное заседание!
«У следователя ничего не получается»
После этого разговора встает адвокат Серебренникова Дмитрий Харитонов, он начинает зачитывать материалы дела, в которых нашел несоответствия.
— Приложение 9… «Весна пробуждается»… — задумчиво читает Харитонов.
— «Пробуждение весны»! — поправляет его подзащитный. Харитонов просит прощения и невозмутимо продолжает называть документы и страницы, на которых они находятся. Аккуратовой это не нравится.
— Вы называете все документы, называйте то, что не соответствует.
— Так я и называю, — отзывается защитник.
— Вы даете свою оценку, так ничего не получится, — обрывает его судья.
— Да это у следователя ничего не получается, ваша честь! — восклицает Харитонов. Адвокат отмечает, что большинство приложений не соответствуют тексту протокола, и садится.
После этого судья просит, чтобы Малобродский прокомментировал свои же письма.
— Не представляю, как это сделать коротко, — говорит генпродюсер. — Ваша честь, вы зачитали очень большой объем писем, который был никак не структурирован. Понять что-то в этом потоке было сложно, в то же время — это лишь часть моей переписки, может десятая, может двадцатая.
Не отрывая глаз от документов, Малобродский продолжает:
— Это все довольно странно, такая бесструктурность, бессистемность. Я просмотрел эти письма, и понять принцип отбора невозможно. Большая часть этих писем не имеет отношения к проекту «Платформа». Следствие только имитировало большой объем работы, а проанализировать не смогло. Вопиющая неряшливость этого блока документов сочетается с вопиющей же тенденциозностью и даже жуликоватостью.
Судья прерывает Малобродского.
— Вам задали конкретный вопрос! — восклицает Аккуратова.
— Можно я буду отвечать с точки зрения присущей мне логики, Ваша честь? Я никогда не выступал в суде, но я постараюсь.
Малобродский углубляется в изучение переписки. Он называет письма, и говорит, кому и зачем оно было отправлено. Блок переписки о зарплате Екатерины Вороновой он выделяет отдельно. Генпродюсер поясняет, что сотрудники проекта «Платформа» работали очень много и зарабатывать на стороне не могли.
— Нигде не идет никакой речи о наших корыстных намерениях, — отмечает Малобродский.
Пока генпродюсер продолжает объяснять суть своих переписок, у одной из зрительниц на телефоне начинает громко играть аудиозапись. Женщина тщетно пытается ее выключить, но приставы выгоняют ее из зала.
— Как вы видите, мы постоянно искали возможность для экономии,— говорит Малобродский, — На зарплаты и все такое. Потому что планы у нас были большие.
Пока генпродюсер комментирует свои документы, одна из слушательниц делает зарисовки судебного заседания.
Хаотичные документы
— С 2012 года я не являлся генпродюсером проекта «Платформа», потому не понимаю, почему поздние письма включены сюда. Но да, эти письма можно разделить на два блока: те, которые косвенно относятся к проекту, и те, которые не относятся вообще ни к чему.
Адвокат Карпинская просит Малобродского пояснять отдельные письма.
— Лист дела 248, находятся письма Вороновой Малобродскому, можете пояснить?
Карпинская передает подзащитному том дела, тот начинает читать вслух, но Аккуратова поторапливает его.
– Ваша честь, я не наполеоновский солдат, не могу несколько дел одновременно делать, здесь очень мелкий кегль, — восклицает Малобродский, а потом поясняет, что предоставленный ему документ — предварительная смета по спектаклю «Пробуждение весны».
Вместе со своим защитником Малобродский пытается разобраться в материалах дела и приходит к выводу, что некоторые документы даже не относятся к сути. На этом Аккуратова выдыхает и объявляет получасовой перерыв. Слушатели и участники выходят из зала суда.
Через 25 минут пострадавшая из Минкульта высовывается из двери:
— Заходите, всех позвали, — говорит она, и люди возвращаются в зал.
Говорит снова Малобродский. Генпродюсер продолжает объяснять, что никак не мог влиять на бюджет «Седьмой студии», работая в Гоголь-центре. Генпродюсер вместе со своим защитником пытаются разобраться, какие документы к каким листам дела относятся. Неразбериха в томах сильно замедляет процесс.
— Ваша честь, хочу обратить внимание, что приложение номер 19 уже было на листе 250 раньше. И теперь снова приложение номер 19 уже на странице 43. Дублирование.
— Я уже запутался, как это можно идентифицировать, — откликается Малобродский.
Генпродюсер скучно и скрупулезно объясняет каждое письмо, откликаясь на вопросы защитника.
Спустя два с половиной часа разбора деловой переписки Малобродского, адвокаты просят перерыв и Аккуратова объявляет паузу в пять минут.
— Спасибо вам огромное, — благодарит защитников слушательница, разминая спину, — на этих лавках сидеть совершенно невозможно.
Через положенные пять минут в зал возвращается намного меньше людей — свободными остались больше половины лавок.
— Алексей Аркадьевич, что означает слово «спрятано» в письме? Следствие не раз указывало на это слово.
— Да, но следствие не обратило внимание на то, что это слово закавычено. Согласно правилам русского языка, в кавычки мы ставим цитату или некое иносказание. В данном же случае слово «спрятано» было использовано для краткости.
В одном из писем речь снова заходит про злополучный рояль.
— Купить рояль в собственность обойдется нам и соответственно бюджету в 2,5 раза дешевле, если бы мы брали его в аренду. Нет проблемы в том, чтобы приобрести рояль. Расплачивалась организация за этот рояль летом 2012 года. То есть выплата за него не была из средств федеральной целевой программы.
— Вы похищали рояль? — спрашивает Карпинская.
— Я торжественно заявляю, что не похищал рояль, — отвечает Малобродский.
На седьмой час заседания слушатели начинают уставать: кто-то читает книгу в углу, кто-то уснул на последней лавке; София Апфельбаум разрисовывает лист бумаги причудливыми цветами.
Закончив с перепиской, участники переходят непосредственно к допросу Малобродского. Тот, отвечая на вопросы адвоката, рассказывает, что инициатива сотрудничества принадлежала Министерству культуры, а не сотрудникам «Седьмой студии».
Спустя шесть с половиной часов защитники Малобродского просят перерыв.
— Нет, ну если мы закончим в шесть, то давайте без перерыва. А если нет, то перерыв нужен! — заявляет Малобродский.
— Что, до десяти хотите? — устало усмехается Аккуратова, — Перерыв 10 минут!
Когда заседание возобновилось, никто из присутствующих уже не сомневался, что слушание будет идти «до победного».
— Давайте вообще без перерыва! До января, — веселится адвокат Харитонов.
Карпинская устало задает своему подзащитному еще пару вопросов, а потом не выдерживает:
— Ваша честь, мне надо осмыслить информацию, давайте сделаем перерыв до четверга.
На это судья с легкостью соглашается и назначает следующее заседание на 22 ноября.
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.