В мае 2019 года правозащитникам стало известно, что против одного из заключенных по делу об Автономной боевой террористической организации (АБТО), запрещенной на территории РФ, возбудили новое уголовное дело, причем за три месяца до освобождения. Богдану Голонкову, содержащемуся в колонии в Хакасии, вменили статью о дезорганизации деятельности исправительного учреждения.
Новое дело возбудили из-за того, что заключенный пытался распространить информацию об убийстве своего сокамерника и рассказать о пытках в колонии. «МБХ медиа» вспомнило дело АБТО и попыталось выяснить, за что Голонкову собираются продлить срок заключения.
Дело АБТО
Богдан Голонков был осужден по статье «Террористический акт» в 2012 году. По версии следствия, он участник Автономной боевой террористической организации (АБТО), совершившей в 2009 году серию поджогов, в ходе которых никто не пострадал. Наряду с Голонковым тогда были осуждены еще 9 молодых людей, в том числе до сих пор отбывающий срок Иван Асташин — его назвали лидером организации, он получил срок больше 9 лет.
Как посчитало следствие, АБТО была создана в 2009 году Асташиным и состояла из двух, практически не пересекающихся, групп. Первая группа — Асташин и четверо его подельников — совершила 20 декабря нападение на одно из зданий ФСБ: молодые люди перелезли через забор, разбили окно и забросили внутрь бутылки с зажигательной смесью. Позже они опубликовали видео с названием «Радикальный день чекиста»; открывалось оно титрами «С Днем чекиста, ублюдки». Вторая часть организации (к которой относился и Голонков) совершила в 2009–2010 годах несколько поджогов торговых точек, принадлежавших «нерусским». В ходе поджогов никто не пострадал. По версии следствия, объединяли молодых людей праворадикальные националистические взгляды и террористическая деятельность.
Сначала все поджоги квалифицировали как умышленную порчу имущества, потом — как хулиганство, а в итоге стали рассматривать как террористические акты. Дело передавали из одних правоохранительных органов другим, закончив Главным следственным управлением СК по Москве. Сами подсудимые утверждали, что террористической организации АБТО не существует и что совместных действий группы не планировали, а их адвокаты просили следствие переквалифицировать дела на более мягкие статьи. Дело получило большой резонанс — многие считали, что оно было сфабриковано, а АБТО выдумана.
Правозащитник Владимир Акименков, который занимается сбором помощи политзаключенным, в том числе Ивану Асташину, в разговоре с «МБХ медиа» так вспоминает об этом деле:
«Следствие связало искусственным образом две разные группы поджигателей и слепило из них террористическое общество. Тогда еще в УК не было состава по террористическим сообществам, но по сути следствие, во-первых, объединило действия разных людей, во-вторых, представило это обществу и суду как некое террористическое подполье».
В разговоре с «МБХ медиа» Павел Никулин, журналист-расследователь, следивший за делом АБТО, соглашается с Акименковым. По его мнению, дело следствие «додумало», и сделать это было удобно потому, что признательные показания — по делу о причинении тяжелого ущерба имуществу — у обвиняемых уже были. Акименков добавляет, что действия обвиняемых были переквалифицированы в терроризм лишь после событий на Манежной площади. По его словам, такие статьи были редкостью для подобных дел.
«На рубеже нулевых-десятых годов очень много совершалось политически мотивированных поджогов — со стороны анархистов, националистов, представителей других политических сил. Но если кого-то задерживали по подобным поджогам, то обычно давали вандализм, хулиганство, групповое хулиганство. На узниках АБТО фактически откатали практику политической расправы над такими людьми», — считает Владимир.
Голонкову тогда было около 20 лет. Другим осужденным на момент задержания было от 16 до 22 лет, большинство из них учились в вузах, а самый младший, Григорий Лебедев, — в школе. Голонков и Асташин получили самые большие сроки, остальные участники — сроки разной длительности, часть из них к 2018 году вышли на свободу. В 2019 должен был освободиться и Голонков, однако теперь, с возбуждением нового уголовного дела, его сроки пребывания в местах заключения могут увеличиться.
Открытое обращение
О возбуждении нового уголовного дела стало известно в мае 2019 года, когда координатор гуманитарного проекта «Сказки для политзаключенных» Елена Эфрос опубликовала фрагмент письма Голонкова. В нем Богдан Голонков рассказывает о возбуждении дела по статье 321 УК РФ «Дезорганизация деятельности учреждений, обеспечивающих изоляцию от общества».
Письмо в полном виде было передано в «МБХ медиа». В нем Голонков утверждает: уголовное дело на него завели после того, как он, начиная с 2017 года, неоднократно пытался распространить информацию о смерти своего бывшего сокамерника, Шурхата Ибодова. По словам Голонкова, ему стало известно, что тот умер от действий надзирателей. Заключенный пишет в письме, что в течение этого времени на него оказывалось давление: насильно изолировали сначала в ЛИУ, потом в ШИЗО, угрожали и издевались, а после подселили провокатора и за драку с ним возбудили новое уголовное дело.
Как рассказала «МБХ медиа» Эфрос, заключенный не первый раз передавал им через адвоката сообщения о давлении. По ее словам, «все началось в декабре 2017 года, когда погиб его сокамерник Шурхат Ибодов, и он начал пытаться придавать это все огласке». О смерти Ибодова в 2017 году сообщал также проект «Территория пыток»: им поступила информация, согласно которой, Ибодова пытали электрошоком, после чего тот впал в кому, но не выжил.
В своем письме Голонков пишет о пытках над заключенными:
«В ЕПКТ (единое помещение камерного типа, прим. ред.) […] мне пришлось пережить пытки и издевательства, угрозы и домогательства. Конечно, ко мне относились не так, как к другим моим знакомым. Мне не запихивали дубинок в анал, меня не били током, не закапывали в снегу, не запрессовывали вверх головой в яму для сточных вод, не заставляли есть сало, ведь я не мусульманин. […] Но и меня помяли «славно»: сначала морозили в слабо отапливаемых камерах, затем запрещали открывать форточку для проветривания в летний зной. Был и специально обученный человек со спущенными штанами, который мотылял своим писюком у меня перед носом в то время, когда меня, избитого, со связанными скотчем руками и ногами, с голой задницей поваленного на диван и придавленного кем-то тяжелым, пытали о наличии запрещенных вещей, крамольных мыслей, преступном круге общения и т.д.»
Это не первый раз, когда становится известно об истязаниях заключенных сотрудниками этого ЕПКТ. О пытках в Хакасском ЕПКТ уже писали в 2016 году, когда после бунта один участник погиб, а второй оказался в больнице и потерял почку. В этом году в связи с издевательствами над заключенными над тремя сотрудниками этой колонии проходил суд, они были осуждены по ст. 286 УК РФ («Превышение должностных полномочий»). Хотя начальник управления УФСИН Ярослав Бажан тогда же получил представление прокуратуры, с должности он смещен не был, и все еще возглавляет хакасское управление.
В 2019 году следствие возбудило еще одно дело против сотрудников этого ЕПКТ; по версии следствия, они избивали и пытали заключенного электрошоком, что вызвало черепно-мозговую травму и отек мозга, и тот погиб. Через несколько месяцев дело, однако, вернули в прокуратуру.
В 2018 году Голонков записал видеобращение, в котором называл имя погибшего — Шурхат Ибодов. В ЕПКТ Ибодова, утверждает в своем письме Голонков, перевели из-за предвзятого отношения сотрудников колонии и из-за поддельного доноса другого сокамерника.
После этого Голонков решил придать произошедшее огласке, написать заявление на начальника ЕПКТ Емельянова. Однако когда сотрудники узнали об этом, его, рассказывает в письме Голонков, изолировали: сначала в ЛИУ (лечебно-исправительную колонию) по несуществующей болезни, потом — после безуспешных попыток распространить информацию через Общественно-наблюдательные комиссии, прокуратуру и уполномоченного по правам человека — в ШИЗО ИК-35. По словам Голонкова, во время пребывания в ШИЗО его жалобы и письма не отсылались, а сотрудники над ним издевались.
За это время, утверждает Голонков, к нему дважды приходил первый заместитель начальника УФСИН по Республике Хакасия Андрей Мисюра и угрожал: пообещал «разнообразить жизнь в тюрьме», а потом навестил еще раз, сказав, что «всегда свое слово держит». Елена Эфрос, координатор «Сказок для политзаключенных», подтвердила «МБХ медиа», что об угрозах Мисюры Голонков писал им на протяжении 2018 года. Именно они, пишет Голонков, стали причиной того, что в сентябре 2018 года заключенный вырезал осколком кафеля на руке фразу «Меня убил Мисюра» и попытался совершить самоубийство, повесившись в камере на простыне. Его спасли дежурившие сотрудники колонии.
После этого, сообщает в письме Голонков, и произошел инцидент, ставший причиной возбуждения нового уголовного дела. В октябре к Богдану Голонкову подселили Руслана Султанова, по словам автора письма –– провокатора. Голонков пишет, что тот несколько дней оскорблял его и нарывался на конфликт, после чего Голонков «вспылив, подредактировал его физиономию». Спустя некоторое время, сообщает заключенный, к нему пришел следователь из СУ СК Хакасии и заявил, что тот избил Султанова за то, что он отказывался оклеветать администрацию по его просьбе. По версии следователя, своими жалобами Голонков дезорганизовал работу учреждения, а кроме того, убеждал других осужденных подавать жалобы на администрацию.
О новых сроках для старых осужденных
Возбуждение нового дела в отношении уже сидящего Богдана Голонкова, считает Владимир Акименков, — это уникальный случай.
«Подобное не редкость, и в последнее время происходит все чаще. Добавление сроков практикуется в отношении как политических заключенных, так и не политических», — считает активист.
Елена Эфрос соглашается, вспоминая дело правозащитника и журналиста Сергея Мохнаткина. В 2009 году он участвовал в протестной акции «Стратегия 31» в Москве, был задержан, а потом осужден на 2,5 года колонии общего режима за избиение сотрудника милиции. Уже после выхода из заключения, в 2013 году, Мохнаткин пришел на Триумфальную площадь на ту же акцию «Стратегия 31», где снова был задержан и арестован как подозреваемый за применение насилия в отношении представителя власти, и его снова приговорили — на этот раз к 4,5 годам лишения свободы. В колонии Мохнаткин «получил» еще два дела: одно в 2016 году — за оскорбление представителя власти, другое в 2017, как у Голонкова, — за дезорганизацию работы колонии. Потом Мохнаткина все-таки освободили, но дело над ним еще «висит».
«Просто Мохнаткин — публичная персона. Он тоже ходит сейчас под 321 статьей («Дезорганизация деятельности учреждений, обеспечивающих изоляцию от общества» — прим. ред.), но на воле. На воле потому, что началась огласка, и общественная какая-то поддержка, и потому, что у него хорошие адвокаты. Хороший адвокат не может поехать в Абакан. Но ситуации-то похожие», — сравнивает Елена Эфрос.
Журналист-расследователь Павел Никулин рассказывает «МБХ медиа», что возбуждение новых дел в местах заключения выгодно самим сотрудникам колоний: «Если колония будет образцовой, это значит, что там ничего не происходит. Это значит, что там оперативники плохо делают свою работу. А им тоже надо что-то кушать, какую-то деятельность показывать. В любой колонии хороший оперативник найдет правонарушения».
Кроме того, по мнению Никулина, человек, которого осудили по каким-то экстремистским или террористическим статьям, часто оказывается мишенью для поиска этих правонарушений:
«Человек с такой статьей, он и так будет на виду в колонии, там над ним особый контроль, если статьи экстремистские или террористические. Удобнее всего представить на бумаге, что вот это такой политический радикал, экстремист. Очень легко превратить арестанта такого типа в такого вечного виновника проблем».
Акименков в разговоре с «МБХ медиа» привел много других примеров, когда дела возбуждались в отношении уже сидящих или только что вышедших на свободу людей, придерживающихся радикальных взглядов. Это и Борис Стомахин, российский публицист, впервые осужденный в 2006 году по ст. 282 УК РФ (тогда «Возбуждение ненависти либо вражды») за свои радикальные тексты; в 2015 году он получил уже третий срок за них. Многие считают, что 12 лет за решеткой — слишком жестокое наказание за «мыслепреступление».
Это и дело Владимира Квачкова. В отношении полковника, в 2005 году заподозренного в покушении на Анатолия Чубайса и в 2013 году обвиненного по делу о подготовке вооруженного мятежа, в 2016 году завели новое дело — за то, что тот записал видео в годовщину покушения на Чубайса. Сначала Квачкову вменяли призывы к терроризму, однако позже переквалифицировали дело на 282 статью, об экстремизме. В 2019 году он вышел на свободу.
Акименков считает, что возбуждение нового дела как инструмент давления на осужденных не редкость, и отмечает, что причиной для увеличения срока в последнее время чаще всего становится ст. 205.2 УК РФ — публичные призывы или оправдание терроризма. В качестве примера активист приводит недавний случай возбуждения уголовного дела по этой статье в отношении культуролога Павла Зломнова. Сначала его задержали по делу о незаконном обороте оружия, а потом, после того, как он рассказал о пытках в ФСБ, завели уже дело об оправдании терроризма.
В ситуации с Голонковым, по мнению Акименкова, речь идет не о политическом давлении на политзаключенного, а скорее о мести — за распространение информации о пытках, издевательствах и убийстве в колонии.
«Какие бы тяжелые условия не создавали ранее тем узникам АБТО, которые уже вышли на свободу, им все-таки срок не добавляли. На Голонкова взвились, скорее всего, по другой причине — потому что он сделал публичными факты беспредела, факты пыток, факт убийства заключенного, унижений и издевательств против него самого. Ему мстят скорее всего за это, а не за то, что он политический заключенный», — считает Владимир Акименков.
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.