Некорректное поведение медицинских работников разных уровней встречается настолько часто, что к этому все привыкли. Районные поликлиники непременно ассоциируются с хамством и плохим сервисом, но и платные медицинские организации не могут похвастаться идеальным отношением работников к пациентам. Поэтому мы часто боимся врачей и к каждому свиданию с человеком в белом халате готовимся как к неприятной и страшноватой коммуникации.
«МБХ медиа» рассказывает частные истории пациентов, столкнувшихся со странным поведением врачей и объясняет, почему не стоит ждать этичного поведения от российских врачей.
В 2010 году журналистку Екатерину Н. доставили в Боткинскую больницу на скорой со спонтанным пневмотораксом — это разрыв альвеолы легкого. В результате его воздух из легкого выходит в полость, поэтому чем больше человек дышит, тем сильнее сжимается легкое от давления.
«Меня забирали в больницу в три часа ночи, я поехала в шортах и свободной футболке. Уже в Боткинской я сидела в кабинете и ждала дежурного хирурга. Я, конечно, была в шоке, пневмоторакс — это очень больно. Кто-то подошел ко мне сзади, оттянул мне футболку и сказал — о, татуировка у тебя? А еще где есть? Покажешь? Я подпрыгнула на стуле», — рассказывает Екатерина. Оказалось, что это и был дежурный хирург, парень лет 30. Журналистка не стала узнавать, как его звали, не стала никуда жаловаться, просто сбежала из кабинета и отправилась к уже знакомому врачу — это не первый такой ее диагноз.
«Хорошо, я понимала, что со мной: уже два раза до этого у меня был пневмоторакс, и я знала, что у меня есть 10 часов, пока я не начну задыхаться. Иначе бы испугалась и осталась в Боткинской, конечно, потому что страх умереть сильнее страха перед врачом-хамом», — вспоминает Екатерина.
«Медицина существует для самой себя»
Исполнительный директор Фонда профилактики рака Илья Фоминцев рассказал «МБХ медиа», что основная причина неэтичного поведения врачей в том, что их не обучают «правильной» этике, и она выходит «перевернутой». «Наша медицина не пациентоцентрична, она существует ради самой себя. И все, кто выступают ее фронтменами, транслируют эту организационную культуру, которая даже на базовом уровне существует ради чего угодно, но не ради пациента. Ради высоких целей, ради Минздрава, ради показателей…», — рассказывает Илья Фоминцев.
В российских медицинских вузах существует достаточно общая дисциплина, касающаяся нравственного аспекта деятельности человека в медицине и биологии — биоэтика. Но Фоминцев, как и многие студенты, считают ее формальностью. «Просто студенты проходят цикл лекций, а потом сдают зачет. Сдали — зашибись. Но то, что проходят на биоэтике, никак не подтверждается на клинических кафедрах в том же университете. При помощи только лекций нельзя внедрить этику в голову человеку», — рассказывает он.
Проблема в том, что даже освоив курс биоэтики, студенты видят на практике в клиниках другую, даже обратную, концепцию взаимоотношений между врачом и пациентом, и обучаются на этих примерах.
В США и европейских странах существует единое сквозное обучение этическим принципам на протяжении всего курса в университете, а во главе всегда стоит пациент. Отдельно сдается экзамен по этике на актерах. В университетах моделируются как простые, так и очень сложные клинические случаи, а процесс взаимодействия максимально приближен к реальности.
Преподаватель с группой студентов наблюдает за происходящим из-за прозрачного стекла. В итоге проходит клиническая конференция с участием пациента и разбором конкретного случая. Так студенты-медики получают опыт еще до того, как начинают работать с «настоящими» пациентами.
При этом, по словам Ильи Фоминцева, в странах СНГ ситуация с врачебной этикой обстоит еще хуже, чем в России. Он считает, что это — последствия советского управления, поэтому и система образования в плане этики осталась на том же уровне.
В 2017 году москвичку Юлю Вагапову забрали на скорой в одну из больниц города после обморока. «Привезли меня к одному из корпусов, открывают двери и фельдшер говорит: «Серег, ну ты че ее вперед ногами, рано еще. Жива же? Ну и все, разворачивай, давай!»», — рассказывает Юля. Но врач в этом отделении отказался принимать пациентку и перенаправил в реанимацию другой больницы. Там никто из врачей не отвечал на вопросы Юли, все разговаривали в приказном тоне, заставили раздеться и в одном нижнем белье занять кушетку в коридоре.
«Когда я попросила дать мне одеяло, потому что я уже начинала чувствовать, как от холода сводит конечности, мне сказали: «Это вам не пятизвездочная гостиница, люди здесь сутками лежат и ничего»», — рассказывает москвичка. Позже ее все же перевели в отделение, провезли через всю больницу все также в белье на каталке. Но и там положение не сильно улучшилось — на вопросы никто не отвечал, а все руки ее были исколоты иголками от капельниц — врачи не могли с первого раза попасть в вену.
Профдеформация как стиль жизни
Пациенты чаще всего оставляют негативные отзывы о врачах, которые подвержены профессиональной деформации личности. Она плохо сказывается на коммуникации врача с пациентом и даже отражается на качестве оказанных медицинских услуг.
В негативных отзывах наиболее часто пациенты отмечают у врачей грубость, хамство, неуравновешенность, агрессию и равнодушие. Психологи считают, что такое поведение медиков может быть связано с тяжелыми условиями труда, неудовлетворенностью зарплатой, вынужденным общением с разнообразным контингентом (не все пациенты — вежливые и терпеливые, будем честны) и другими личными или профессиональными проблемами. Это приводит работников медицинской сферы к стрессу, длительное переживание которого выливается в агрессию или, наоборот, приводит к избеганию общения с пациентами.
Определяя пациентов как «причину всех проблем», врач пытается эмоционально защитить себя. Поэтому вымещает на них агрессию, которая на самом деле направлена, например, против неадекватного руководства. Со временем такое поведение закрепляется и становится частью личности.
Никаких плохих новостей
О том, что у ее мамы рак, журналистка Виктория Л. узнала от врача только после ее операции. До этого предполагалось, что у ее мамы туберкулома, которую удаляют без последствий. Но в результате ей пришлось удалить одно из легких. «На мой вопрос, сколько ей осталось, он (врач) ничего толком не ответил. Сказал, что его тесть прожил без легкого несколько счастливых лет, но кто-то умирает и спустя пару месяцев», — пересказывает слова врача Виктория.
«Со мной в тот момент не было никого из старших, поэтому передавать новости всей семье пришлось мне одной. Я создала чат и написала всем сразу, что у мамы все-таки рак и ей вырезали легкое. Родственники, которые даже не говорили «рак» вслух, начали покидать чат один за другим», — рассказывает журналистка.
После двух месяцев в стационаре маму Виктории выписали. «Ни врачи, ни родственники не говорили ей, что ее ждет, не давали прогнозов. А я не знала, нужно ли мне быть тем человеком, который скажет ей правду: судя по всему жить ей осталось недолго», — рассказала журналистка. Еще через несколько месяцев мама Вики умерла — второе легкое не выдержало. «Последнее, что она мне сказала, были слова в машине скорой помощи: «Почему ты так легко одета? Укройся, заболеешь»», — вспоминает Вика.
Вика очень сожалеет, что так и не смогла сказать маме, и что врачи не были с ней честны изначально: «Когда умирающие люди в последний раз говорят со своими близкими, им нужно принести друг другу извинения за все, что было или не было, сказать, как сильно они друг друга любят, и все простить. В такой момент человек говорит, чего бы ему хотелось, какие похороны он хочет». Из-за того, что это не было оговорено, семья Виктории разругалась на похоронах: «Мы не знали, по какой традиции она (мама) бы хотела, чтобы ее похоронили: по корейской или по христианской. Эта обида между нами живет до сих пор».
Как уточняет Фоминцев, врачи на самом деле не всегда знают, сколько может прожить человек после той или иной операции или удаления органа. Также он отмечает, что есть среди медиков миф о том, что нельзя рассказывать пациенту плохие новости, и к тому же зачастую это просто оправдание недостатка навыков коммуникации с пациентом: «Рассказать плохую новость надо еще уметь так, чтобы человек ее понял, осознал и принял. Скорее всего, это не какой-то злой умысел, а просто от неумения».
Поэтому часто медработники невнятно и неконкретно отвечают что-то вроде: «знаете, это Богу ведомо» или «ну это как посмотреть». «Если даже понятно, что на 99 % человек умрет в течение короткого времени, многие врачи будут сказками закармливать про оставшийся 1%», — добавляет Фоминцев. Он считает, что сообщение плохих новостей — это такой же профессиональный навык для врача, как и все остальные, и ему нужно и можно научить.
Разглашение данных, нарушение врачебной тайны
Врач раскрыла ВИЧ-статус активистки Юлии Верещагиной ее родителям без ее разрешения. В январе 2010 года ей удаляли аппендицит в одной из районных больниц Красноярского края, там, в небольшом населенном пункте живет семья Юлии.
«Диагноз моим родителям сообщила местный фельдшер. Она, наверное, просто не подумала о врачебной тайне, или, возможно, это просто было впервые в ее практике. Я до сих пор не знаю, зачем она так сделала, — рассказывает Верещагина. — Она к нам пришла домой, и, не найдя меня там, так как я была на работе, рассказала родителям, что у меня положительный анализ на ВИЧ и надо его сдать заново. Причем формулировка была: «Юле надо пересдать на СПИД». И вообще она не стеснялась в выражениях».
Вернувшись домой, Юля увидела «траурные лица» ее родителей. «Начинаю допытывать, что случилось: «Кто-то умер?» В ответ мотают головой. «Кто-то при смерти?» Молчат. В итоге мама написала дрожащей рукой на бумажной салфетке. Так я узнала о своем диагнозе. Дальше, понятно, были слезы и истерика», — вспоминает девушка. Важно отметить, что именно некорректное поведение врачей зачастую становится одной причин, по которым люди приходят к ВИЧ-отрицанию. Так произошло и с Юлией — она просто искала в интернете информацию о ВИЧ, которая могла бы успокоить родителей и ее саму, и наткнулась на паблики и видео ВИЧ-отрицателей.
Сейчас Верещагина — активистка «Пациентского контроля» и куратор сайта «Перебои.ру», она неоднократно публично раскрывала свой ВИЧ-статус, не отрицает его и помогала принять свой диагноз другим, и даже уйти из отрицания.
По словам Фоминцева, недавно на финальном экзамене в Высшую школу онкологии — проект Фонда профилактики рака — он и другие специалисты задавали, в том числе, этические вопросы интересуясь, как бы кандидаты повели себя в той или иной ситуации. «Больше половины участников не смогли дать правильный ответ. Они даже теоретически не представляют, как надо себя вести», — указывает он.
По признанию руководителя НКО, история с разглашением данных, в том числе диагнозов — классическая. «Никто даже и не думает о том, что пациенту нужно об этом спросить. Мы предлагали кандидатам — выпускникам медицинских вузов и ординатур — представить, что они только поговорили с пациенткой, вышли из кабинета, а там ее мама, и она спрашивает: «Что с моей дочерью». И они начинают рассказывать, как описали бы заболевание маме пациентки. Они даже не подумали о том, что пациентка может не хотеть рассказывать маме», — рассказал Фоминцев.
Директор фонда указывает, что медики, по их мнению, хотят сделать лучше для пациента, порой совершая неэтичные поступки, забывая, что их об этом никто не просил.
«У Сережи все еще хуже»
Пациентов в кабинете врача могут травмировать неуместные шутки или посторонние свидетели, в особенности это касается таких деликатных медицинских сфер, как урология, гинекология, венерология.
Константин из Кемерова рассказал, как столкнулся с некорректным поведением врача в кожно-венерологическом диспансере. «Я пришел к врачу уже после сдачи анализов. Он пригласил в кабинет, а когда я зашел, увидел, что там еще сидит мужик лет тридцати. Венеролог предложил мне раздеться для осмотра, я замешкался, а он говорит: «Ты что, стесняешься Сережу? Так не надо, у него там все гораздо хуже, чем у тебя»», — рассказал Константин. В итоге врач так и осмотрел его в присутствии другого пациента — «Сережи».
А иногда врачи задают вопросы из чистого любопытства, а не для того, чтобы собрать подробный анамнез.
«Где-то год назад в одной московской поликлинике меня спросила врачиня: «А вы нормальной ориентации или еще какой-то?»», — рассказал «МБХ медиа» экоактивист Вася Радаев. Он столкнулся с таким отношением, когда пришел сдавать ЭКГ — его ориентация не имела принципиального значения. Вася отмечает, что врач, скорее всего, не пыталась его задеть. «Ну я был вроде в высоких ботинках, может быть, в юбке еще, не помню. Поэтому она и спросила. Она наверняка не понимает, что это оскорбительно звучит, — рассказал Вася, — Я ей пытался объяснить, но получилось ли — не знаю. Да, чувствовал я себя потом немного тупо. Но опять же, для нее это другой мир».
Смысл кляуз
Москвичка Катя К. рассказала, как столкнулась с непониманием и хамским отношением со стороны гинеколога. «Где-то полгода назад я пришла в районную поликлинику к гинекологу со стандартной жалобой — у меня сильно болел живот во время месячных». По словам Кати, врач сначала обратила внимание, что у девушки есть прыщи и предложила начать прием оральных контрацептивов (ОК). Она стала рассказывать об их пользе и о том, что они должны помочь от болей, которые беспокоят Катю.
«Мне вообще неудобно высказывать претензии, но в конце концов я ее перебила, когда поняла, что разговор уже идет в другую сторону. Я рассказала, что пью антидепрессанты, а они не сочетаются с ОК. В ответ врач похихикала и спросила, не сама ли я их себе назначила», — рассказала Катя. После этого гинеколог стала расспрашивать журналистку о ее симптомах со стороны психиатрии — области, в которой, очевидно, не может быть компетентна, параллельно обесценивая переживания девушки снисходительными фразами. «Мне было очень неприятно, хотелось встать и уйти, но сделать это тоже было неловко», — поделилась девушка, отметив, что никогда не придет больше к этому врачу.
«У меня не было мыслей писать жалобу. Мне было неуютно и плохо, хотелось забыть об этой ситуации. А теперь уже мне не хочется тратить на это свои ресурсы», — сообщила Катя.
Илья Фоминцев считает, что писать жалобы нет смысла. Он говорит, что людей, которые столкнулись с некорректным поведением медиков, интересует только то, чтобы с ними или с другими людьми такого больше не случалось. «Исправить жалобой это невозможно. Даже если на это место придет другой человек, который будет себя точно так же вести. И это не тот способ борьбы с ситуацией. У доктора не появится умения сообщать плохие новости из-за жалобы, если его обучали в вузе и в клинике», — рассказывает руководитель НКО.
Эта проблема всей системы, считает Фоминцев, которую нужно решать иначе: пересмотром программ медицинских вузов без нерациональных требований Минздрава и Минобра. «Необходимо, чтобы университеты были независимы от государства, а для этого нужно нормальное государственное управление, а для того, чтобы оно было нормальным, надо ходить голосовать», — указывает он.
«Если поставить в российскую систему здравоохранения обученного этике финна или француза, через год он станет таким же, как большинство наших врачей. Потому что он устанет от кучи минздравовских показателей, отсутствия денег и всеобщего скотства», — подытожил Фоминцев.
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.