Родители отдают детей в религиозные школы, чтобы уберечь их от греха и вырастить в страхе Божием. Правда, религиозное среднее образование не спасает выросших бывших школьников от атеизма и разочарований. Зато и не ограничивает их в выборе — совершенно необязательно они становятся священниками и регентами. Корреспондент «МБХ медиа» съездила в православную школу в наукоград Троицк и поговорила с выпускниками таких учебных заведений о том, как учат школьников-христиан.
«Ты должен любить ближнего, ты должен любить Господа Бога — этого в правилах не напишешь»
«Несправедливо. Мы, как дети, Творца вспоминаем только в самом конце. Когда у нас проблемы с финансами, со здоровьем, обращаемся к боженьке в самом последнем случае. По статистике так получается», — невзначай начинает диалог водитель такси по пути в Троицкую православную школу. Вместо ароматизатора-елочки перед ним висят деревянные крест и четки, а на пассажирском сидении заботливо приготовлен Новый Завет для попутчиков.
Наша конечная остановка — Троицкая православная школа — выглядит как дорогой особняк посреди небогатой деревни. По левую руку от здания расположился небольшой Казанский храм, из которого доносятся звуки богослужения. При входе в школу — большая лавка с христианской литературой и выставка, посвященная династии Романовых. В одном из кабинетов проходит урок Закона Божьего — предмета, который здешние ученики штудируют с первого по одиннадцатый класс. Ведет занятие солидный мужчина в рясе, духовник школы отец Алексей.
По словам директора учебного заведения Вячеслава, должность духовника есть в любой православной школе: священники выступают в роли кураторов, на общественных началах, без зарплаты. Их задачи Вячеслав описывает так: «Чтобы учебный, воспитательный процесс происходил в условиях православия. Чтобы не было “загибонов” в какие-то стороны. Когда какие-то конфликты между учителями, между родителями — это очень большое дело, нам всегда в помощь духовник».
Религиозное образование в Русской православной церкви пользуется довольно большой свободой маневра. На сайте Синодального отдела катехизации, в чьем ведомстве находится обучение несовершеннолетних чад Божьих, перечислено всего 150 православных школ по всей России. Во всех действует образовательная программа, утвержденная Священным Синодом. Главные навыки, которыми должны овладеть школьники, таковы: неприятие зла, наличие нравственного самосознания, устремленность личности к высшему идеалу человеческого совершенства и осознание себя “чадом” Русской православной церкви.
Ключевые предметы тоже унифицированы — основы православной веры, церковнославянский язык и церковное пение. При особенно хорошем педагогическом составе в программу могут входить греческий, латынь и даже логика.
А дальше начинается пространство авторских методик. Большинство православных гимназий по своему укладу похожи на общеобразовательные, как Троицкая. В некоторых действуют непривычные правила: запрет на общение с внешним миром, почитание имперской России или строгий этикет.
По рассказам директора Троицкой православной школы, его заведение создавалось в 1990-е годы, по инициативе и на средства прихожан местного Казанского храма. Главной задачей было «давать детям цельное мировоззрение и позволить детям вырасти христианами, создать такую среду, где христианство, которые они уже имеют в семье, могло возрастать и ничто бы ему не мешало», объяснил директор.
Вячеслав рассказывает, что в массовых школах христиане могут сталкиваться с непониманием. Например, его знакомый священник принципиально отдал детей в обычную деревенскую школу, чтобы они учились преодолевать среду: «Детям приходится многое претерпевать: бывает, что над ними смеются. Скажем, в пост всем мясо, а над ними смеются. Где-то там крестик — тоже бывает разный к этому подход». Зачем отдавать детей в некомфортную среду, если в ней детям не дадут больше, чем в православной школе среди единомышленников?
Вячеслав считает, что прихожане ценят православное образование не за знания, а за особый уклад. С утра в большом школьном амфитеатре священник проводит совместную молитву, перед каждым уроком идет еще одна, краткая молитва, а после урока — благодарственная. Молятся перед едой и после еды. В Великий пост школьников ограничивают в употреблении мяса. На Рождество и Пасху в школе устраивают концерты, а на Масленицу проводят торжественный бал.
В школе, в которой директорствует Вячеслав, нет жестких правил: «Ты должен делать домашнее задание, любить ближнего и любить Господа Бога — этого в правилах не напишешь. Мы запрещаем только матерщину и курение, еще не приветствуются, когда старшие младших обижают».
«Сидишь в купе, ешь роллтон, рассуждаешь, готов ли ты умереть»
Дом семьи Родиона находится неподалеку от Дорохово на западе Московской области в наполовину опустевшем на зиму дачном поселке. Родиону тридцать лет, у него четверо детей.
Родители Родиона пришли в религию в зрелом возрасте и начали привлекать сына к церковной жизни: «По умолчанию было, что мы все идем в воскресенье в храм. В этом возрасте еще нет такого осмысленного: надо тебе это или нет. Берут и берут. Но мне там очень нравилось, потому что там не надо зубрить уроки, мы там рисовали, было много общения».
Годы в православной Свято-Владимирской школе Родион тоже вспоминает с теплотой. В детстве он выбрал место для учебы осознанно и самостоятельно: на дне открытых дверей мальчику очень понравились будущие одноклассники. Атмосфера и правила школы тоже оказались Родиону по нраву: «Устав запрещал курить, пить. Я был правильным мальчиком, мне все это было по душе, не особо меня это как-то напрягало».
Родион вспоминает, что в общении с одноклассниками часто возникали религиозные темы. Детей интересовали не заумные разговоры о Святых отцах, а вопросы личного опыта и выбора: «Когда едешь куда-нибудь в Крым на общую школьную поездку, в купе сидишь, ешь “Роллтон” и рассуждаешь о том, готов ли ты умереть, как святые. Или сидишь у вечернего костра в лагере и думаешь, вот сейчас придет Антихрист, и как быть дальше»?
Тогда для себя Родион отвечал на эти вопросы так: если придет Антихрист и поставит на всех печать, надо будет бежать куда-нибудь в лес, сидеть на острове и не принимать Антихриста. В случае с мученичеством — конечно, надо проливать свою кровь, ведь Господь поможет.
В годы учебы в религиозной школе у Родиона возникало чувство собственной исключительности: «Было такое, что у меня есть цель в жизни, [что я] не просто так. Я тут душу спасаю, а вы там неизвестно, чем занимаетесь. В школе об этом как-то не говорилось, но… Узкие врата в рай».
По-настоящему серьезный религиозный опыт в его жизни случился в подростковые годы. Мать Родиона начала работать в Европейском суде по делу Михаила Ходорковского, из-за чего сын вынужден был покинуть православную школу и переехать в Страсбург.
Церковь стала для него своеобразной связью с Родиной: «Я попал в светскую, в чужую среду. Для меня церковь, религиозное воспитание было чем-то основополагающим и защищающим. Русский православный храм в Страсбурге был такой душевный, что-то такое свое, родное».
Во Франции Родион вынужден был ходить в обычную французскую школу и школу при российском консульстве, это стало для него шоком: «Когда я видел там всякие целующиеся парочки в школьном дворе или курящих людей за пределами школы или учителя гея — я понимал, что это как-то не комильфо».
Задушевные разговоры об Антихристе тоже закончились. «На Западе уже такое ощущение, что Бог умер, и это всем понятно. Пару раз я пытался поговорить с одноклассниками по поводу веры, мне отвечали: “Я крещеный, не воцерковленный, говорить на эту тему не хочу, мне не интересно”», — рассказывает он.
Поэтому Родион решил раз и навсегда завязать с проповедями. По его словам, обычно это вызывает обратный эффект: чем больше ты хочешь человека привести к вере, тем у него больше сопротивление. Когда перестаешь об этом говорить — у человека, наоборот, могут появиться какие-то вопросы.
Европейский опыт дал Родиону понять, что невозможно закрыться от инакомыслия в религиозном гетто. «Я понял, что надо жить в мире, где это все есть. С людьми, которые другой веры, другого цвета кожа, другой ориентации. Такое общество», — размышляет он.
Жизнь в миру не только не сломила его религиозность, но и закалила ее. Некоторые бывшие одноклассники Родиона в подростковые годы отошли от веры, если бы не поездка за границу — его религиозность возможно ждала бы та же судьба. По его словам, это частая история: «Тем, кто ребенком пришел в эту среду, опять нужно сделать выбор. Если в детстве он был неосознанный (покрестили — привели в храм), то тут они должны уже решить, остаются они или уходят».
«Но я же попаду в ад»
Антону Хитрову 28 лет, он театровед и пишет статьи об искусстве. Его опыт учебы в православной школе был довольно болезненным и привел к атеизму. Воспитанием Антона занимались воцерковленные бабушка и дедушка, которые убедили родителей в том, что лучшее образование в окрестностях Троицка внук может получить только в религиозной школе. Так мальчик оказался в роскошном пансионе Плесково. «Трапезная вся в росписи, пейзажи во всю стену, просто фрески. Немыслимые деньги; это производило невероятное впечатление на родителей. Я вспоминаю эту картинку и понимаю, что это все жуткий китч», — описывает Антон.
По его рассказам, главной проблемой православного образования для него стало отсутствие смысла. Каждый день в пансионе для школьника превращался в перформанс: «Ты все время что-то отыгрывал, говорил то, что от тебя ожидают, участвовал в каких-то мероприятиях. Ты понимал очень хорошо, что нужно сказать, чего не нужно говорить».
Свои размышления Антон держал в секрете от школьных учителей и друзей. «У меня развилось двоемыслие в этой школе. Я мог только с родителями достаточно откровенно разговаривать: «Знаешь, я вообще не уверен, что Бог есть. И даже если он есть, я не уверен, что он вот такой».
Антон убежден, что о религии можно говорить привлекательно, ею можно заинтересовать. Но почему-то в пансионе ни один из учителей такую задачу себе не ставил. Поэтому вся религиозная атрибутика превратилась для школьника в формальность: «Для меня были в одном ряду линейка в школе, оценки в дневнике, 10 заповедей — это как одна большая бюрократия, с которой ты должен считаться. Есть Бог, который, как твоя бабушка, строгий, но ты должен его любить и плохого о нем говорить не должен».
Школа Антона перегнула палку и с тотальным контролем. «Они хотели, чтобы большую часть дня ты был у них на виду. Это вполне прямо формулировалось: они не были уверены, что мы будем придерживаться ценностей и получать какое-то правильное воспитание, если не будем у них все время перед носом», — рассказывает Антон.
Особенно Антону запомнилась история, связанная с контролем над его вкусовыми предпочтениями. В детстве он был привередлив в еде и редко ел в школьной столовой. Воспитатели заподозрили, что он не ест, потому что буддист или того хуже — занимается «неправильными религиозными практиками». Однажды во время обеда к Антону подошел замдиректора в паре с гигантским бородатым мужчиной и устроил ему допрос, намекая на то, что школьник занимается отступничеством.
Тогда «токсичную» атмосферу Антон связывал с тем, что в школе было много сложных детей из неблагополучных семей. «Видимо, администрация сознательно выбрала достаточно репрессивный способ работы с детьми, потому что по-другому у них не получалось». Сейчас Антон нашел для себя и другое объяснение, которое он видит в авторитарной вертикальной структуре РПЦ: «Система ценностей, где ты не важен, а важна дисциплина — это в принципе вещи, характерные для церкви в том виде, в котором она существует сейчас».
В школьные годы Антон с сожалением осознавал, что он фактически находится в закрытой коммуне. «Покемоны, Гарри Поттер и “Властелин колец” — мы все это знали, конечно, но для нас это было запретно. Ты сталкиваешься с другими детьми, начинаешь разговаривать и понимаешь, что их детство и твое — разные. Я вот в художественную школу ходил, нас там с одноклассником монашками дразнили. Мы пытались это переосмыслить в духе какого-то избранничества, но неприятно было», — рассказывает он.
В какой-то момент Антону захотелось дистанцироваться от религии: «Та вера в Бога, которую мне показали, не дает мне любить мир во всех его проявлениях. Не дает мне любить страны с другими конфессиями, не дает мне любить светскую культуру. Мне хотелось быть более открытым, мне хотелось, чтобы вещи вокруг перестали делиться на дозволенные и недозволенные».
Однако прощание с религией затянулось для Антона надолго. «С семи лет тебе внушают, что есть такое специальное место у Бога, полное страданий, болей, криков, ужасов. Естественно, у тебя в голове стучит мысль “Но я же попаду в ад”», — делится Антон.
В седьмом классе родители перевели Антона в престижный московский лицей для того, чтобы обеспечить ему достойную карьеру. До сих пор он благодарен им за это решение и убежден, что все равно не смог бы стать религиозным человеком. Православное образование он называет коротко и понятно: злом. Антон считает, что оно не совместимо с сексуальным просвещением и мало сочетается с терпимостью. «Я бы предпочел, чтобы все религиозные люди выбирали свою религию сознательно, но это невозможно. Пусть это хотя бы это остается семейным делом или делом приходов», — заключает он.
Родион из Дорохово работает учителем истории в двух школах и учится в духовной семинарии. В его планах — защитить кандидатскую по иудео-христианскому диалогу в ВШЭ и стать священником.
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.