Фото: URA.RU / TASS
Ежегодно российские суды выносят тысячи решений о применении к обвиняемым принудительного лечения в психиатрических больницах. Такая мера по идее принимается для того, чтобы улучшить психическое состояние человека и предупредить новые преступления. На деле принудительное лечение в России часто следует не своим целям, становясь то способом избежать наказания для виновного, то инструментом политического давления, оставаясь большой проблемой для психиатров и всей системы в целом. «МБХ медиа» объясняет, как это происходит.
В ноябре по пути в Петербург из Ярославля задержали 38-летнего Алексея Ткачева. В его машине оказался топор, которым за несколько дней до того он убил свою подругу Марину. Ее тело с травмой головы нашел ее несовершеннолетний сын. Женщине было 48 лет, она переехала в Ярославль из Петербурга, работала медсестрой и разводила собак.
Позже выяснилось, что на счету Ткачева еще два нападения на женщин, которые, к счастью, обернулись не смертельным исходом, но тяжелыми последствиями для каждой из его жертв. Нельзя сказать, что Ткачев остался безнаказанным. Ведь было следствие, суд и приговор — принудительные меры медицинского характера. Дважды по полгода в психиатрической больнице — по разу за каждое нападение.
Принудительное лечение в России применяется на основе федерального закона «О психиатрической помощи» к людям, совершившим уголовное наказуемое преступление. Оно может выступать как в качестве основного, так и дополнительного наказания. Решение о невменяемости преступника принимает суд. Он же решает, прекращать ли лечение, продлевать или изменять. Основанием для рассмотрения этого вопроса становятся ходатайства медицинского учреждения, (чаще всего — диспансера).
Как правило, применение мер принудительного лечения начинается сразу после вынесения приговора суда. При этом меры бессрочны, то есть человек может остаться в больнице на очень долгое время, а минимум — на полгода. Прекращение лечения возможно при улучшении состояния пациента.
Впервые, насколько известно, Алексей Ткачев напал в январе 2012 года в Переславль-Залесском. 20-летняя Анна пришла в гости к подруге Наталье (имя изменено), та опаздывала, дома был только ее муж.
Анна рассказала «МБХ медиа», что давно была знакома с Наташей — около трех лет. Когда они подружились, она уже была замужем за Алексеем. Ни следов побоев, ни других признаков насилия Анна никогда не замечала. «Разве что была у них в квартире разбита дверь, но с кем не бывает, психанул — кулаком стукнул. Это все, что я видела», — вспоминает девушка.
Когда Анна осталась с Алексеем наедине, он попросил ее настроить компьютер. «Все было спокойно, ничего не предвещало беды, ровно до того момента, пока он не начал ко мне приставать. Я, не сталкивалась до этого с таким поведением и сначала подумала, что может ничего такого, может я шуток не понимаю», — вспоминает девушка. Она сбежала на кухню — с минуты на минуту должна была вернуться Наталья с сыном. Тут раздался стук в дверь, но Алексей пошел к двери и закрыл ее на внутренний замок.
«Снова стук. Он начал выходить из себя, сказал, что мне послышалось, стал меня трогать уже так, что я перестала сомневаться в его преступных намерениях. Я вырвалась и пошла к двери сама, но он нагнал меня в коридоре. “Леша, я расскажу Наташе”, — все что я успела сказать, пока не поняла, что это не просто объятия — он полоснул ножом мне по шее», — вспоминает девушка.
После этого Анна очнулась в больнице с ранением яремной вены, множеством закрытых черепно-мозговых травм и обширной кровопотерей. «Я не помнила совсем ничего, не понимала, где я нахожусь и почему. Я будто родилась заново: не умела держать в руках ложку, не умела сидеть. Я лишилась всех навыков, которым училась, будучи ребенком. Я разучилась ходить», — рассказывает она.
В результате нападения девушка приобрела инвалидность второй группы, у нее функциональное двигательное физиологическое расстройство, также случаются эпилептические припадки. Она до сих проходит реабилитацию, уже почти девять лет, передвигается по улице только с помощью близких.
«Меня нашли под диваном. Полицейские долго не могли меня найти. Видят кровь, а где тело — непонятно», — рассказывает Анна. Оказалось, она не сразу потеряла сознание после ранения на шее, и кричала, лежа на полу, а Алексей пинал ее по голове, чтобы она замолчала, а после того, как она «отключилась», спрятал тело под диван. Наталья, которая стояла с ребенком у дверей и все слышала, вызвала скорую и полицию.
Когда Анна лежала в больнице, ей сначала сказали, что она просто упала, чтобы не подвергать стрессу. Но через две недели к ней в палату пришел полицейский и все рассказал. «Сначала я вообще ничего не помнила. О том, что Алексей на меня напал, мне сказал только сотрудник полиции. Я даже как сидеть тогда не помнила», — рассказывает Анна. Начальник полиции тоже приходил в больницу к девушке и уговаривал ее написать в заявлении, что это была попытка изнасилования, но она на тот момент не помнила всех подробностей и не хотела оклеветать нападавшего. Потом же воспоминания начали появляться.
Алексей не содержался под стражей — его отпустили под домашний арест. Следствие шло, по словам Анны, со множеством нарушений. Например, тест на наркотики она и Алексей сдавали только через несколько месяцев после произошедшего, под предлогом: «Наркоман так и останется наркоманом». Сам Ткачев заявлял, что был под действием наркотиков на момент преступления, но они нигде не были обнаружены — ни в квартире при обыске, ни потом в крови.
На суде, пытаясь себя оправдать, Алексей Ткачев только и смог вывести тезис в стиле «сама виновата»: «Думал, она специально это делает, и решил напугать в ответ. Я взял нож, подошел к ней. Провел по шее. Вопреки ожиданиям, он не проскользил по ней, а будто провалился в нее. Тут меня накрыло магическим страхом. Если бы она сделала то, что я просил, ничего бы не случилось».
Судебно-психиатрическую экспертизу преступник проходит до суда. Она назначается далеко не всегда, а только по ходатайству родственников, адвокатов или когда сам следователь сомневается в психическом здоровье человека. Психиатрическая экспертиза должна определить, вменяем ли преступник. После этого проходит судебное заседание, в котором его признают виновным, но на основе документа экспертизы его освобождают от реального срока, назначая принудительное лечение, если он невменяем.
«Суд определяет, какое именно принудительное лечение человеку назначат — амбулаторное или стационарное. Если стационарное, то там все будет зависеть от мнения врачей, но итоговое решение принимает суд», — рассказала «МБХ медиа» Любовь Виноградова, исполнительный директор Независимой психиатрической ассоциации России.
Суд выбирает один из четырех видов принудительных мер: наблюдение у врача амбулаторно, лечение в медицинской организации, оказывающей психиатрическую помощь в стационарных условиях общего типа, либо специализированного типа, либо специализированного типа с интенсивным наблюдением.
«Если человеку назначено амбулаторное принудительное лечение, он должен регулярно появляться у лечащего врача, который следит за его состоянием. Раз в полгода у него должно быть комиссионное обследование для того, чтобы решить, нужно его лечить дальше или нет. Если нет, то диспансер подает в суд для того, чтобы его освободили от принудительного лечения», — добавила Любовь Виноградова. По ее словам, если человек не является на амбулаторное лечение, диспансер может ходатайствовать о переводе его в стационар.
Если невменяемый преступник отправляется лечиться амбулаторно, его освободят в зале суда — теперь для него главное посещать врача в диспансере по месту пребывания или прописке. Это делают не все, а полиция не стремится искать таких нарушителей предписанного режима и вообще плохо сотрудничает с такими медицинскими учреждениями, по утверждению психиатров.
Алексей отправился в учреждение общего типа на полгода. «Условия разные. В некоторых больницах вполне приличные условия. Если человеку назначен стационар общего типа, то он может попасть в обычную психиатрическую больницу, условия у него не будут отличаться от тех людей, которые ничего совершали, а просто попали туда в связи с обострением состояния. В некоторых больницах плохие условия — это бывает по-разному», — указывает директор Независимой психиатрической ассоциации.
Еще до суда, когда Анна лежала в больнице, к ней приходила и мать Ткачева, она обещала оплатить ее учебу и просто предлагала деньги. Сам Алексей тоже писал после того, как выписался из стационара, предлагал как-то компенсировать девушке все причиненные им страдания. «И в один момент я перестала отказываться. Я говорила: “Да, у меня уходит много денег на лечение”». Но в итоге никаких компенсаций она не увидела.
Суд же не присуждал никакой компенсации — только отправил на лечение. Анна недоумевает, почему Ткачев получил такой мягких приговор. «Не знаю, то ли мать, то ли адвокат [постарались]. Знаю только, что его матери после всего этого пришлось продавать квартиру, чтобы оплатить дорогого адвоката», — вспоминает девушка. Любовь Виноградова не отрицает, что в таком случае мог иметь место подкуп членов комиссии или других должностных лиц, но уверяет, что это случается достаточно редко.
В 2013 году, после полугода на принудительном лечении Ткачев вернулся домой. Комиссия, которая проходит для «принудчиков» на стационарном лечении тоже раз в полгода, решила, что он не нуждается в дальнейшем лечении.
Адвокат Ткачева Сергей Тремзин подтвердил «МБХ медиа», что его подзащитный был на принудительном лечении в стационаре, но сколько раз — не помнит, так как это было давно. Тремзин также указал, что Алексею врачи диагностировали некое психиатрическое заболевание, но отпустили из больницы, так как решили, что нет смысла продолжать лечение. Адвокат также заметил, что чисто внешне Ткачев не был похож на человека с ментальными расстройствами.
Но, видимо, выписывать мужчину было рано. Через некоторое время после стационара Алексей Ткачев уже разбил голову своей жене Наталье, с которой у него был маленький сын. Женщина не жила с ним после того, что он сделал с ее подругой, но официально не была разведена. В тот раз она просто приехала за вещами, а он напал на нее. Тогда Ткачев тоже избежал колонии и снова отправился на полгода принудительное лечение, а выйдя из больницы, через некоторые время уехал в Ярославль.
Там он и познакомился с Мариной, начал жить у нее в доме вместе с ее сыном от предыдущего брака. В один из вечеров он ударил ее по голове топором несколько раз. То ли за то что она поздно вернулась от подруги, то ли за то, что не брала трубку. «Расстались уже около половины первого ночи. Видимо, ее сожителя разозлило, что не отвечала на звонки. Говорят, что ударил ее топором. Топор нашли то ли в машине, то ли неподалеку», — рассказала подруга женщины Елена. В полиции мужчина сообщил, что убил Марину, сел в ее машину и рванул куда глаза глядят — успел проехать 600 километров.
«Человека будут держать в больнице пока его состояние не позволит его выписать. Условиями является то, что он не должен быть не опасен для себя и окружающих, а у врачей должно складываться впечатление, что он не будет совершать в будущем никаких уголовно наказуемых деяний. Цель этого лечения, во первых, улучшить психическое состояние человека, а во-вторых — предотвратить повторные правонарушения», — рассказывает Любовь Виноградова. По ее словам, некоторые люди остаются в стационарах на пять, десять, пятнадцать лет и более. В целом в России длительные сроки принудительного лечения и такие ситуации как с Ткачевым, когда из стационара отпускают спустя полгода — редкость.
Это в том числе связано, в том числе, с тем, что врачи боятся выписывать людей — в случае, если человек вновь совершит преступление, врач может понести ответственность. Директор Независимой психиатрической ассоциации также связывает это с тем, что в России плохо развита амбулаторная служба. «Действительно, врачи часто перестраховываются и не выписывают людей очень долго», — указывает она. Именно амбулаторная служба могла бы продолжить «вести» пациента после выписки.
«Конечно, такое длительное нахождение человека в стационаре не способствует его последующей социализации, — отмечает Виноградова, — С нашей точки зрения было бы гораздо правильнее и эффективнее держать в больнице пока уходит острое состояние и основные проявления болезни, а потом переводить человека на амбулаторное лечение. Для того, чтобы он и лечение продолжал, и мог жить в каких-то более понятных для него условиях и, может быть, попытался бы устроиться или налаживал семейные связи, то есть встраивался в обычную жизнь».
Но из-за проблем в системе врачи не хотят получить реальный срок. Так в Астрахани суд приговорил к двум годам колонии психиатра Александра Шишлова. Его пациент после выписки с принудительного лечения ранил ножом в живот свою племянницу, зарезал ее полуторагодовалую дочь и напал на полицейских. Именно Шишлов в составе комиссии принял решение отпустить из стационара на амбулаторное лечение своего пациента Михаила Елинского, страдающего шизофренией.
Пациент в 2011 году был осужден за убийство. Тогда ему диагностировали шизофрению и направили на принудительное лечение в психиатрическую больницу. Шишлов наблюдал больного в последний, шестой год его пребывания в стационаре. По словам психиатра, его пациент в течение этого времени вел себя идеально. Покинув больницу, пациент должен был наблюдаться у врача амбулаторно, но он этого не сделал, а, напротив, перестал принимать назначенные ему препараты и впал в психоз, в результате чего и напал на родственницу.
Защита доктора Шишлова настаивала на его полном оправдании. Адвокаты считали, что в ходе расследования не была установлена причинно-следственная связь между действиями врача и поступком его пациента. К тому же врач был самым младшим по должности в составе комиссии и никак не мог повлиять на ее решение. Сам Шишлов неоднократно упоминал в интервью, что действовал по закону и не виноват в том, что пациент перестал принимать лекарства, о чем, кстати, знали его родственники, но не уделили этому должного внимания.
Коллеги Шишлова составляли петиции в его защиту, организовывали пикеты и митинги, представители Российского общества психиатров направили обращение президенту России Владимиру Путину. Президент Национальной медицинской палаты Леонид Рошаль тоже призывал пересмотреть уголовное дело в отношении психиатра.
Только в октябре 2020 года, после того, как Александр Шилов провел около года в колонии-поселении, Четвертый кассационный суд общей юрисдикции прекратил уголовное преследование «в связи с отсутствием состава преступления». Отпустили психиатра из колонии еще весной, заменив срок исправительными работами, но в итоге защита добилась полного оправдания.
Шишлов восстановил лицензию еще в мае 2020 года, но возвращаться на бывшее место работы не собирается.