«Сегодня страна навсегда изменилась», «Этот день разделил историю на «до» и «после»» – такие публицистические восторги активистов уже давно раздражают среднего российского читателя. Слишком долго существует президент Путин, слишком долго существует оппозиция Путину, слишком много было надежд, восторгов, разочарований и поражений. Поэтому для прекраснодушия места нет. Но есть объективные параметры, есть холодная математика тяжелого дня 23 января.
Это действительно самое крупное общероссийское не санкционированное властями протестное выступление за путинскую эпоху – то есть с начала 2000-х годов. Ельцинские 90-е сложнее просчитывать и изучать. Тогда государство еще не отточило для своих подданных унизительную процедуру подачи «уведомлений». Многотысячные забастовки и социальные протесты шли без согласования с местными администрациями, но не воспринимались участниками как «несанкционированные». Однако с начала 2000-х еще не выходило в один день по стране такое количество граждан на акции, запрещенные властями.
Всего в различных регионах России не побоялись принять участие в протесте от 110 до 160 тысяч человек, причем цифра 160 тысяч представляется более близкой к истине. Ярко выступил Петербург – в последний раз настолько дерзко в этом городе бунтовали в 2007 году, во время «Маршей несогласных», но тогда была гораздо ниже численность. В Москве оценки численности протестующих колеблются от 20-25 до 40 тысяч. Цифра 40 тысяч с учетом ротации представляется вполне правдоподобной.
Однако не столицы, а регионы – главный феномен 23 января.
Крупные города Дальнего Востока и Сибири всегда имели высокий протестный потенциал, и во многих из этих городов 23 января были побиты рекорды явки. Многочисленные митинги и шествия были на Урале. Очень неплохо выступили и небольшие областные центры европейской России – города с численностью населения в 300-500 тысяч человек. Они обычно отставали по энергичности акций от Дальнего Востока, Сибири, Урала, Поволжья. А в минувшую субботу мощные протестные шествия прошли по Белгороду и Твери, состоялись удачные по местным меркам митинги в Орле, Липецке и других регионах и городах. В некоторых областных центрах, например, в Брянске это было вообще первое крупное несанкционированное властями политическое мероприятие за пару десятилетий. Интересно, что во многих провинциальных городах в процентном отношении к населению было больше участников акций, чем в Москве.
Московская локализация была важной негативной особенностью белоленточных протестов 2011-2012 годов. Народную волну в провинции поднять в то время не удалось. Исключением стала Астрахань, где в поддержку местного популярного харизматика Олега Шеина, боровшегося за пост мэра, высадился десант московских активистов во главе с Навальным. В Астрахани весной 2012-го удалось провести пару многолюдных акций, на этом поход «белых лент» за пределы МКАД в целом завершился.
Ограниченность протеста Москвой позволила кремлевской пропаганде годами говорить о бесящихся с жиру «сетевых хомячках», которых никогда не поймет и не примет некая «настоящая Россия». Первый удар по этой удобной для Кремля пропагандистской конструкции был нанесен протестной кампанией 2017 года, также инициированной Навальным. Уже в 2017-м россияне одномоментно, от Владивостока до Калининграда, восстали против коррупции и государственного вранья. 23 января тренд общенационального протеста был подтвержден со всей возможной наглядностью.
А ведь это был очень комфортный для правящей группы мир. С одной стороны, фрондирующие в Москве западники – частично старомодная советская интеллигенция, а частично странная молодежь под радужными флагами, в узких коротких штанах. С другой стороны – «настоящая Россия». Мир цехов «Уралвагонзавода», шансона, песен «Любэ», незамысловатой пацанской этики, крайнего этатизма и русского адата во всем его архаичном многообразии.
Этот мир в действительности никогда не существовал, он был злонамеренно придуман, был пропагандистским изделием, манипулятивным механизмом. Но правящие круги сами успели в него поверить. Происходит мучительное расставание с собственной ложью.
Еще один феномен, наряду с растущей массовостью уличных выступлений – радикализация протестующих. Она проявляется и во множестве случаев «отбивания» задержанных демонстрантов, и в закидывании полиции снежками. А в Москве протестующие, дававшие отпор силовикам, удивили и этих силовиков, и формальных инициаторов протеста, и самих себя.
Причина такого яростного всплеска протестной энергии в том, что она действительно долго копилась. В 2020 году общественно-политическая жизнь страны была поставлена на паузу пандемией. Граждане, удаленные с улиц и площадей, разогнанные по квартирам, наблюдали путинское «обнуление», голосование на пеньках, издевательство над Хабаровским краем, попытку убийства Навального, вскрывшийся отвратительный внутренний мир российских спецслужб. Гремучая смесь злости и отвращения накапливалась с каждым месяцем. Нелепый «суд» над Навальным и столь же нелепый путинский дворец стали последними каплями.
23 января российской автократии бросили серьезный вызов. Вызов, который в Кремле будет воспринят и как угрожающий, и как оскорбительный. Ответ последует. Уже анонсированы уголовные дела по нападению на силовиков, хулиганству и повреждению имущества – и это только уголовки, касающиеся Москвы.
Постепенно приближается роковой 2024 год – время больших и рискованных политических решений для Владимира Путина, для окружающей его группы. Чем дальше, тем выше ставки и недопустимее проигрыши. Кремль любой ценой будет пытаться сбить новую протестную волну, и массовые аресты здесь являются наиболее привычным инструментом. Однако, как показывает пример «московского дела», надолго «успокоить» улицу такими мерами уже не получится.
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.