Белорусская революция как заместительная терапия, или Зачем травить Навального

 

 

Постоянное представительство России при ЕС задало европейским коллегам аж девять вопросов. Попробую ответить сразу на второй вопрос, поскольку ответ на первый достаточно очевиден — поскольку Навальный случайно остался жив, то не выпустить его после звонков Меркель и Макрона было уже невозможно. Отказ был равносилен явке с повинной.Так что на этот вопрос ответили летчики, посадившие самолет в Омске. Второй вопрос — о мотивах — как всегда интереснее, и ответ на него менее очевиден. 

 

Россия спрашивает Европу: «В чем причина того, что российские власти “травят” Алексея Навального, учитывая, что его реальный уровень популярности вряд ли достигает 2%, согласно недавнему опросу, проведенному в июле 2020 года независимым негосударственным общественным опросом и социологической исследовательской организацией “Левада-Центр”?» 

 

А кто сказал, что дело только в Навальном? — спрашиваем мы в ответ. 

 

Если бы герой Михалкова в фильме про одну известную собаку решился просмотреть перед обедом российские новостные сайты за короткий промежуток времени между 10 августа 2020 года (дня начала протестов в Белоруссии) и 20 августа 2020 года (датой отравления Навального), то он наверняка в изумлении воскликнул бы: «Что это было, Бэрримор?» 

 

Эти десять дней не потрясли Россию, но выявили в ней непропорционально большое количество «сочувствующих» белорусской революции. Украинскому Майдану, надо признать, повезло значительно меньше. Там сочувствие не выходило за границы привычного политического водораздела между либералами и патриотами. На этот раз круг «сочувствующих» оказался намного шире, чем можно было ожидать. 

 

Россия — страна, довольно жестко поделенная на две идеологические «оккупационные зоны», — либеральную и патриотическую, — жители которых редко покидают места своей политической дислокации. Их мнение всегда предсказуемо противоположно, и революционные события в Белоруссии не стали исключением. Но между этими двумя зонами расположена обширная нейтральная полоса, густо заселенная разного рода элитами, которые практически никогда не высказывают своего мнения по щекотливым политическим вопросам, сохраняя внешнюю лояльность любой власти, кто бы ее ни олицетворял. И вдруг «нейтралка» ожила. 

 

Не то чтобы у «прослойки» не было своего мнения по острым политическим вопросам, но она не привыкла высказывать его публично, — такая в России сложилась историческая традиция. Моменты истины, когда те, кто живет на нейтральной полосе, демонстрируют власти, что они думают на самом деле, случаются крайне редко. Каждый такой момент — важный сигнал для последней. Именно такой сигнал «из социального космоса», заставляющий о многом задуматься, власть получила в конце и без того жаркого лета после начала волнений у ближайших соседей. 

 

Ничто, как говорится, не предвещало, и вдруг между 10 и 20 августа 2020 года на нейтральной политической полосе выросли махровые цветы интеллигентской фронды. О Лукашенко и белорусских силовиках высказались люди, в том числе деятели искусства и культуры, которые обычно на подобного рода темы не высказываются или высказываются крайне осторожно и обтекаемо. Этот период войдет в историю посткоммунистической России как большая интеллигентская аномалия в эпоху малого политического ледникового периода. 

 

Высказываний было много, отмечу лишь три, прозвучавшие, на мой взгляд, громче других и поэтому лучше иллюстрирующих тенденцию. 12 августа почти одновременно высказались два Владимира — Спиваков и Познер. Каждый в своей манере, они дали понять, что рассматривают Белоруссию при Лукашенко как типичное полицейское государство, а протесты против режима его личной власти считают оправданными и легитимными. Последним из знаковых деятелей культуры выступил Александр Ширвиндт, он поддержал тех, кто вышел на площади Минска. Это было в день покушения на Навального.

 

Получается, что, пока власть изо всех сил пыталась ублажить чувства открытого Сурковым «глубинного народа», подбрасывая ему то Крым, то Донбасс, то Сирию со всей Африкой в придачу, у нее под боком обнаружились terra incognita в виде «глубинных элит» со своим скрытым от посторонних глаз мнением. Несколько последних лет и особенно после Крыма власть рассказывала элитам про скрепы, пугала тем, что будет как во Франции или того хуже — Украине, приучала к мысли об особом русском пути, не нуждающемся в либерализме, и те вроде как соглашались. 

 

Но когда вдруг в Белоруссии начались протесты, то те же люди, которые молча снесли бесчинства российских силовиков в Москве год назад, обрушились на их белорусских «братьев по разуму». Оказалось, что многие из тех, кто не может позволить себе поприветствовать революцию в России открыто, держал «фигу в кармане» и считает возможным поддержать революцию по соседству. Если вдуматься, однако, то никакого парадокса здесь на самом деле нет. Таким незамысловатым образом «глубинные элиты» нашли безопасный способ сказать все, что думают по поводу скреп, полицейского государства, героизма участников протестных акций и садизме силовиков. 

 

Критика Лукашенко стала заместительной терапией для российских «глубинных элит». Они говорят «Белоруссия» — подразумевают «Россия». Они называют вслух имя Лукашенко, а про себя произносят — Путина. В эти десять дней «свободы по Фрейду» Кремль получил уникальную возможность «подслушать», что думает основной отряд российской интеллигенции о скрепах и прочих зажимах. Он открыл для себя молчаливо непослушное большинство, и это открытие вряд ли его обрадовало. 

 

А потом все в один день закончилось. Навального приземлили в Омске, и интерес «глубинных элит» к событиям в Белоруссии резко пошел на спад. Вот уже и Алексиевич пишет свое письмо в пустоту. Окно возможностей закрылось, обитатели нейтральной полосы зябко втянули шеи в плечи. Среди них новичков нет, воробьи все стреляные, сигнал поняли правильно. 

Каждый раз, когда в России происходит политическое убийство или покушение, в обществе разворачивается дискуссия о мотивах. И каждый же раз по итогам дискуссии складывается консенсус, что никаких очевидных мотивов у этих эксцессов нет. В России как-то стало принято убивать безмотивно. Но, может быть, стоит перестать копать глубоко, а попробовать поискать ближе к поверхности? Вот была с 10 по 20 августа одна повестка, а стала совершенно другая. Было возмущение, стало безразличие. Была включенность, стало отчуждение. Было письмо Спивакова, стало письмо Алексиевич. А что, если это и есть мотив? Машинка-то работает…