Привет, это Даша Данилова, и я опоздала на две недели. В идеальном мире вы получили бы эту рассылку 9 мая. Но жизнь круче и неожиданнее идеала.
В День Победы я не выкладывала фотографий дедов в ленту соцсетей. Поколения моей семьи проскочили войну. Деды были еще детьми, а их отцы уже староваты для солдатской формы. Да, воевали какие-то дядьки, седьмая вода на киселе, но кто их теперь вспомнит? В моей семье героев не было. По крайней мере, 9-го мая мне так казалось.
Как быстро все может измениться! На выходных я решила покопаться в онлайн-архивах Великой Отечественной войны. Не чтобы найти героев, а просто так — от нечего делать. Это как в детстве забраться в высоченный бабушкин шкаф, заваленный всякой всячиной, и искать сокровища. И обязательно найти какую-нибудь потрясающую ерунду — старую фотографию, жемчужные бусы или проржавевший значок.
Вот и я нашла. Пожелтевшую карточку на немецком языке, с готическим шрифтом. Карточку военнопленного. Фотографии не оказалось, вместо нее — отпечаток правого указательного пальца. И имя: Андрей Никифорович Данилов. Мой двоюродный прадед. Человек, о котором я до этого толком ничего и не знала.
Судя по карточке, солдат Данилов ушел на войну в 33 года. Дома в белорусской деревне остались жена и двое детей. В октябре 41-го его полк попал в Вяземский котел, кровопролитную операцию в районе Вязьмы. За девять дней там погибло 380 тысяч человек, а более 600 тысяч (по другим данным — около 450 тысяч) оказались в плену. В плен попал и Андрей Данилов.
Тут надо пояснить, что мы с семьей уже второй месяц снимаем домик под Вязьмой. Это не наше родовое гнездо, не место силы. Просто случайно подвернувшаяся дача. Тем страннее, оказавшись здесь, узнать, что твой прадед воевал и был взят в плен в этих местах. И это было только первое открытие.
Разбираясь в судьбе Андрея Данилова, я выяснила, что вместе с ним на войну ушли сразу четверо братьев. Прадеды, которые до сих пор казались мне слишком старыми для войны, оказались мужчинами в самом расцвете сил: младшему в 41-м было 27 лет, старшему — 45. Двое вернулись в орденах (один даже брал Кёнигсберг), мой родной прадед скромно прошел всю войну рядовым, а Андрей и самый младший брат пропали без вести. Это, конечно, меняло концепцию «в семье никто не воевал».
На карточке Андрея Никифоровича, в нижнем правом углу, стояла приписка, напечатанная на машинке: «Умер 13 мая 1943 года в лазарете Мютцига от туберкулеза. Труп — в Анатомии Страсбурга». Сначала я не придала значения этой страсбургской Анатомии. Но потом решила выяснить подробности, и с каждым новым поисковым запросом все больше жалела о своем любопытстве.
Анатомией в Страсбурге называли институт анатомии СС при местном рейхсуниверситете. Институтом руководил Август Хирт, фашист-анатом. Хирт обучал студентов на трупах заключенных, ставил эксперименты на живых и мертвых военнопленных, а еще собирал коллекцию скелетов разных национальностей.
В 1947 году завершился Нюрнбергский процесс над нацистскими врачами. Их обвиняли в использовании заключенных для медицинских опытов, а также в убийствах для создания анатомической коллекции. На скамье подсудимых оказалось 23 человека, в том числе — ближайшие соратники Хирта. Его самого на суде не было. По официальной версии, он покончил с с собой в 1945. Большинство обвиняемых приговорили к срокам вплоть до пожизненных, нескольких казнили.
Но в мае 43-го, когда мой прадед умер от туберкулеза (господи, уж лучше от туберкулеза), до Нюрнбергского процесса было еще далеко. Нацистские врачи экспериментировали на пленных в свое удовольствие. Тела, которые Хирту были уже не интересны, хоронили на Южном кладбище Страсбурга. На форуме, посвященном советским военнопленным, я нашла список могил. Имени Андрея Данилова в нем не оказалось. Как мне объяснил исследователь судеб советских военнопленных во Франции Евгений Соложенкин, путь тех, кто после Анатомии не попал на кладбище (а это не менее пятидесяти советских военнопленных), более чем туманный. Одни стали частью чудовищной коллекции тел Хирта, другие были сожжены в крематориях и развеяны по ветру. Были и те, кто остался в институте — там даже в 2017 находили чаны с человеческими останками.
Что сталось с телом моего бедного двоюродного прадеда, не ясно. И вряд ли удастся выяснить. По советским документам он проходил пропавшим без вести. Скорее всего, его жена и дети так и не узнали, что он попал в немецкий плен. И уж точно не узнали, что с ним случилось потом. И хорошо.
На карточке военнопленного не было фотографии. Я не знаю, как выглядел Андрей Данилов, кем работал до войны, что любил есть на завтрак. Не знаю, как его называла жена, был ли он хорошим отцом и дружил ли с братьями. До сих пор он был лишь строчкой в генеалогическом древе. Теперь это не так. Где бы ни были его останки, он больше не строчка. Не герой войны, не генерал, но и не пустой звук. Он настоящий, почти осязаемый. Тот, что ушел на фронт и не «пропал без вести», как сказали жене, а прожил страшные два года. Молодой парень, чуть старше меня, который с тех пор стал двоюродным прадедом и даже прапрадедом. Тот, по которому скорбят и которого помнят. Я помню.
Подробную историю Андрея Данилова я рассказала в двух выпусках подкаста “Взаперти”. Послушать подкаст можно здесь:
“День 39-й. Плененный под Вязьмой”
Apple — https://apple.co/2LO04Bb
Soundcloud — https://soundcloud.com/mbkmedia/den39
День 40-й. Плененный под Вязьмой. Продолжение
Apple — https://apple.co/3bSgovp
Soundcloud — https://soundcloud.com/mbkmedia/den40
Это текст авторской рассылки «МБХ медиа». Каждую субботу сотрудник редакции пишет вам письмо, в котором рассказывает о том, что его взволновало, удивило, расстроило, обрадовало или показалось важным. Подписаться на нее вы можете по ссылке.
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.