Мейнстрим. Известный политолог С. А. Марков пишет на «Эхе Москвы»: «17 марта 1991 года был референдум о сохранении Союза ССР. В нем приняли участие 80% населения, за сохранение Союза проголосовало 76% населения. Поэтому распад Союза стал величайшей геополитической трагедией. И огромным преступлением против демократии».
Господи, как надоело! Известному политологу и всем, кто до сих пор не научился различать пропаганду и действительность, вежливо разъясняю. В третий или в пятый раз. Хотя, наверно, все равно зря.
1. «Приняли участие» не население, а избиратели. Избирателей в СССР было на 90 млн меньше, чем населения.
2. Не 80 процентов, а неизвестно сколько. Шесть республик европейского фланга (хорошо, что С. А. Марков об этом помнит — жаль, что не понимает) в референдуме не участвовали и списков избирателей в Москву не представляли. Следовательно, никто не ведает, сколько в СССР на 17 марта 1991 года имелось избирателей. Рассуждения о проценте явки в таком случае — пустая болтовня.
3. За Союз проголосовало не 76% «населения», а 76% от числа избирателей, зарегистрированных в девяти республиках центра и восточного фланга СССР и пришедших на избирательные участки. Эти республики представили списки на 185,6 млн; из них приняли участие 148,5 млн (сюда малой толикой входят военнослужащие и часть советских бюджетников, голосовавшие в республиках-диссидентах на ведомственных участках); «да» сказали 113,5 млн. Даже если считать 185,6 млн «населением СССР», получается не 76%, а 61.2% от общего состава. В классических плебисцитах итоговый процент принято считать не от числа голосующих, а от количества граждан, имеющих право голоса. Поскольку общее число избирателей в Союзе едва ли было больше 205 млн, результат все равно был бы положительным. Но не три четверти, а менее 60%.
Референдум о сохранении СССР 1991 года. Распределение поддержки по регионам в пересчете на списочное число избирателей
Значения для шести республик на левом крыле диаграммы рассчитаны по официальным данным «электоральных консультаций» или опросов, которые республики проводили синхронно с референдумом. Очевиден разрыв приоритетов по условной границе «Европа-Азия».
4. Теперь не о количестве, а о качестве. В Южной Осетии (она входила в состав Грузии, но назло Тбилиси решила участвовать в референдуме — в надежде на развод) 100% избирателей сказали Союзу да. То есть все до одного пришли и все до одного проголосовали за. Вы уж сами решайте — это демократия или зафиксированный в официальных цифрах фальсификат. Каракалпакская АССР, округляя, показала явку 99% и 98% за. То есть 97% от списочного состава. Туркмения при явке 98% выдала 98% за. Или 96% от списка. Далее идет Таджикистан — 90% от списка; Узбекистан — 88% от списка; Киргизия 83% от списка и т. д.
Верующие в совок чудотворный, пожалуй, скажут, что и советские 99,9% за нерушимый блок коммунистов и беспартийных тоже были проявлением демократии. Но в действительности нет: ценой большой крови крупнейшую европейскую страну нагнули до уровня азиатской деспотии (в терминологии Маркса) — и она, в отличие от дореволюционных времен, стала показывать электоральные цифры, типичные для такого рода режимов. Ныне схожие результаты демонстрируют Чечня, Тыва, Кабардино-Балкария, Ингушетия, Дагестан, Калмыкия и еще около дюжины регионов РФ (главным образом, республик) именуемых электоральными султанатами. Ни для кого не секрет, что итоговый процент там просто рисуют, а наблюдателей и независимых кандидатов третируют. Впрочем, сказочники, конечно, не согласятся.
5. В РСФСР на горбачевском референдуме было зарегистрировано 105,6 млн избирателей. За сохранение СССР высказались 56,9 млн — округленно 54% от списка. Если копнуть глубже, в «России национальных автономий» за СССР высказались 64% от списка, а в собственно «русской России» (без автономных республик) около 52%. Если еще чуть-чуть углубиться, увидим, что в крупнейших городах за Союз проголосовали не более 35-40% списочного состава. Самый яркий пример — Свердловск (здесь большую роль сыграл фактор Ельцина): за СССР всего 34% от числа голосовавших или около 25% от списка. То есть, в понимании С. А. Маркова, от «населения».
6. Чем выше урбанизация, образование, самостоятельность и доходы граждан — тем меньше электорального фальсификата и отчетливей тяга к европейским стандартам. За немногочисленными исключениями типа Ханты-Мансийского или Ямало-Ненецкого АО. И наоборот: чем депрессивней глубинка, тем влиятельнее административный ресурс, беднее люди, пугливее пресса и наглей электоральные фальсификаторы.
Катастрофа Горбачева, среди прочего, определялась тем, что он, вознамерившись двинуть СССР в единый «Общеевропейский дом», ради сохранения территориальной рамки был вынужден опираться на азиатскую периферию. Без тамошних байско-султанских фальсификаторов не видать бы ему уверенного большинства! Как и многие другие, он всерьез верил в сказки про Ильича, народную демократию, преимущества социализма и единый-могучий Советский Союз. Который на самом деле был насильно сшит Лениным-Сталиным по простой ордынской выкройке и держался на нукерах-карателях из ГПУ/НКВД/КГБ/. Куда в своем «Общеевропейском доме» Горбачев дел бы Туркмению с Таджикистаном? Разве что расстелить на крылечке в виде красивого восточного ковра… А в СССР они были вполне уместны — правда, за счет подавления и эксплуатации относительно продвинутых территорий центра и западного фланга. Которые первыми и кинулись в Европу, как только у ЦК ослабла хватка.
Референдум был призван доказать монолитность советского общества. Вместо этого он продемонстрировал глубокий раскол по базовым ценностям населения и по электоральным практикам местного руководства.
7. Граждане голосовали даже не за общую сказку Союза, а каждый за свое.
Сам вопрос был намеренно сложным и (по национальной традиции?) трехэтажным. Кто-то голосовал за образ великого-могучего, кого-то увлекала федерация суверенных (уже несоветских и несоциалистических?) республик, а кого-то гарантии прав и свобод человека любой национальности.
Это, простите, в Чечне или в Туркмении гарантии?
Еще важнее, что два ключевых игрока, Украина (38 млн избирателей) и Казахстан (10 млн) согласились участвовать в референдуме лишь на своих отдельных условиях.
Формула, за которую голосовали в Казахстане: «Считаете ли вы необходимым сохранение Союза ССР как Союза равноправных суверенных государств?»
Формула, за которую голосовали на Украине: «Согласны ли Вы с тем, что Украина должна быть в составе Союза Советских суверенных государств на основе Декларации о государственном суверенитете Украины?»
Оба варианта проще и честней горбачевского; в обоих подчеркнут суверенитет. Если без него — нет, спасибо, не надо. Значит, примерно 40 млн голосов (31 на Украине и девять в Казахстане) из 113,5 млн на самом деле были обременены условием: если Кремль попытается ими по-советски командовать — извините, мы так не договаривались… И тогда что — вводить войска? Душить санкциями?
К счастью или к сожалению, у Центра для этого давно не было сил: советская модель надолго выжигает территорию, на которой утверждается. (Это если иметь в виду действительность. Если сказку — то, конечно, наоборот). Горбачевская действительность была, пожалуй, даже хуже сегодняшнего фейка про Союзное государство РФ и Белоруссии: в 1991 году Беларусь, по крайней мере, не выдвигала никаких специальных условий и голосовала за Союз дружней России: 69% от списка.
Прошло 30 лет, и вроде бы яснее уже некуда. Но миллионы людей всё равно истово веруют в Лукашенко, в Союз и в братскую дружбу. Плоть выгорела, а сказка живет.
8. Горбачев, поскольку был поумней державных пропагандистов и напрямую общался с начальниками республик, острее прочих понимал, на какую живую нитку смётана вся эта конструкция. Уговаривал, маневрировал, уступал. Шесть республик-диссидентов клали на него с прибором. Ельцин с Назарбаевым требовали конфедерации по швейцарскому образцу. Он упирался и настаивал на «реальной федерации» оставшихся девяти республик — скорее по образцу Объединенного Королевства, Германии или США. Дело кончилось тем, что за несколько дней до соглашения на сцену вылезли консерваторы, которых не интересовали ни швейцарский, ни американский варианты, а только прежняя партийно-чекистская вертикаль. Единственно подходящая для их картины мира.
Все они потом дружно рассказывали про 76 (иные даже про 78) процентов всенародной поддержки. Тоже верили собственной пропаганде? Им, похоже, мнилось, что стоит возвысить кумачовый партийный стяг, и трудящиеся массы сразу стекутся полноводным потоком… Увы. Если бы они побольше интересовались устройством действительности и поменьше героическим эпосом, знали бы, что никаких 76 процентов на самом деле и близко нет. Тем более в Москве. Максимум треть от списочного состава.
9. Свой Когнитивный Диссонанс эти нафталиновые пиджаки осознали одновременно с политическим поражением. Но для их наследников, которые пошли другим путем и грамотно оседлали реставрационную волну, Когнитивный Диссонанс (и политическое поражение тоже) еще только впереди. Не так скоро. И, скорее всего, не так бескровно. Хотя базовые предпосылки уже созрели.
Как перед крушением СССР, электоральная опора власти ушла из центра и крупных городов в электоральные султанаты (где на самом деле ее тоже нет, но рисуют коррумпированные начальники). Фейковое нутро телевизионных побед понемногу делается всё очевиднее. Гора оружия вместе с разбухающим сословием силовиков превращается в неподъемный груз. Экономическая дыра углубляется. Население сокращается по полмиллиона в год. Территория дичает.
Правоверные этого не могут или хотят видеть — но это тоже элемент траектории. Когнитивный Диссонанс на редкость бесцеремонный тип, влезает в душу не спросясь и в самый неподходящий момент. Когда сказка в очередной раз рухнет, им опять предстоит жаловаться на предателей и удар в спину.
10. На этом фоне байки про 76% уже не только глупы, но и опасны. Они дезориентируют и ведут в тупик.
Выборы в Госдуму в 2016 году. Распределение поддержки партии власти по регионам в пересчете на списочное число избирателей
Очевиден разрыв между политическим центром и политической периферией в лице «электоральных султанатов».
Если бы в 1991 году верх взяли державники из ГКЧП, им пришлось бы на фоне хозяйственной катастрофы разворачивать военные операции против шести сепаратистских республик на западном фланге: без силового принуждения те в стойло азиатской деспотии уже не вернутся. Это выход?
Если бы верх взяла более адекватная горбачевская идея «реальной федерации» из трех славянских и шести азиатских республик («Союз трех ушанок и шести тюбетеек», по выражению В. П. Лукина), сегодня в составе федерации было бы не 17-18 электоральных султанатов с общим числом избирателей в 15 млн, а минимум 23-24, с общим объемом управляемого электората в 65 млн. (Сейчас в постсоветских республиках Средней Азии и в Азербайджане на круг около 50 млн избирателей).
Уже одно это, учитывая их способность изображать невероятную явку и монолитность, через парламент блокирует любые рыночные преобразования, которые худо-бедно к середине нулевых годов вывели Россию в восьмерку лидеров. Обвал назад к стандартам советской деспотии произошел бы раньше и жестче; сегодня вместо Путина в Кремле мог бы сидеть условный Кадыров, Алиев или Назарбаев. Или, что более вероятно, условный Путин по политическим манерам стал схож с условным Кадыровым на 10 лет раньше. Вплоть до полного отождествления.
11. Понятно, многим это маслом по сердцу — но ведь есть и такая вещь как экономика. Об этом не принято говорить, но экономический рывок России начала нулевых был обусловлен не только переходом к твердой валюте, частной собственности и рынку, не только ростом цен на сырье, но и освобождением от балласта в виде консервативной периферии.
Как ни крути, по ВВП/ППС в пересчете на душу населения (текущие данные МВФ, 2020 год) Таджикистан занимает 151-е место в мире, Узбекистан 121-е, Азербайджан 84-е, Туркмения 74-е, Китай 75-е, Россия 50-е. А Латвия, Эстония и Литва, которым наши сказочники сулили неминучее разорение без кремлевской опеки — соответственно 43-е, 37-е и 34-е.
Португалия, которую по этому показателю мы взялись догонять еще в 1999 году, по-прежнему опережает Россию на 12-15 ступеней. И вряд ли в среднесрочной перспективе расстояние сократится. Скорее, наоборот.
12. Советские сказки — в том числе и про референдум — разрушительны, потому что мешают понять главное: в современном мире величие страны определяется не размерами, а наполнением. Тем, кого интересует действительность, ясно, что трагедией и преступлением против демократии был бы не распад Советского Союза, а бестолковые попытки его сохранить.