Мюнхен или Хельсинки? История одной канализации

 

 

Призрак Путина бродит по Европе. Он то мелькнет на майке Саллини, то заискрит твиттером Трампа. Вот уже и G7 снова беременно G8. Макрон обнадеживает, остальные говорят «нет», которое звучит как «может быть». Все старые и новые антипутинские силы объединились, чтобы не допустить возвращения Путина. А зачем?

Общее мнение оппонентов Путина состоит в том, что его  возвращение в клуб «великих» будет означать капитуляцию Европы перед агрессией Кремля, реанимацию дискредитировавшей себя политики «умиротворения агрессора» и готовность западных элит предать свои принципы за газовые «печеньки» Москвы. 

Такой взгляд на вещи не лишен оснований. Но он — не единственно возможный. У Запада могут быть и совсем другие резоны желать нормализации отношений с Россией, не дождавшись «исправлений в ее поведении» — в некотором роде еще более пошлые и меркантильные, но отнюдь не капитулянтские. 

Чтобы лучше объяснить эти резоны, я в качестве иллюстрации решился рассказать одну сугубо личную историю, приключившуюся со мной в самом начале века. 

 

Европейский здоровый быт 

В те далекие, можно сказать, былинные времена я жил в небольшом дачном поселке Подмосковья, основанном соратниками наркома Семашко, с многообещающим названием «Здоровый быт». Быт, между тем, был там не совсем здоровым в силу отсутствия канализации. Однако к началу «нулевых» в поселке сложилось ядро крепких хозяйственников, — «кулаков» и нескольких примкнувших к ним «подкулачников» вроде меня — которые действительно поверили, что в России можно «дела делать» и взяли улучшение быта в свои собственные руки, а именно решили построить за свой счет канализацию самой примитивной конструкции, именуемой на техническом языке «самотечной».  

Прознав, что в полутора километрах от поселка пролегает труба городской канализации, мы под предводительством нашего председателя, который, не будь наше королевство маловато, легко бы справился с обязанностями премьера, скинулись, получили разрешение на врезку, утвердили проект, нашли подрядчика, пригласили рабочих и начали копать траншею — самый сложный и дорогостоящий элемент нашего плана. Маршрут проходил по улице мимо здания, которое я в силу своей неосведомленности считал школой. Когда траншея поравнялась со «школой», мы столкнулись с мистической проблемой — нанятые нами рабочие-копатели стали исчезать. За неделю мы не продвинулись ни на метр. 

Вскоре ситуация прояснилась. «Школа» оказалась жилым домом, в котором обитал предприниматель, выполнявший на общественных началах функцию смотрящего за порядком на близлежащих территориях. Когда наши рабочие появлялись в непосредственной близости от его владений, выходила охрана и отвозила их куда-то, где у них пропадало желание к нам возвращаться даже за деньгами. Это вызвало законное возмущение членов нашего кооператива. Мы хоть и не «Озеро», но люди серьезные среди нас были, и они выставили свою охрану, так что рабочие впредь стали копать траншею под конвоем. Однако вскоре охрана доложила, что столкнулась с обстоятельствами непреодолимой силы, и покинула наш поселок. Тогда мы обратились в местные ЧОПы. Все они с энтузиазмом брались за дело, но, узнав адрес, как один сообщали, что ничем не могут помочь, так как по этому адресу живет «хозяин». Проект очевидно зашел в тупик. 

Пока наши кооперативные «силовики» обсуждали план боевых действий, я как лицо, не служившее в армии и с детства склонное к компромиссам, предложил провести переговоры с агрессором, короче — повел себя как Макрон. Разведка донесла, что «хозяин» совершает по утрам пробежки на соседней улице. Это простимулировало меня начать там регулярно прогуливаться, и, в конце концов, встреча в верхах состоялась. Вначале я попытался выразить осторожное возмущение неправовыми и необоснованными действиями, наносящими ущерб охраняемым законом интересам членов кооператива, но быстро убедился, что это был неправильный подход. После получения краткой, но выразительной информации о том, как именно интересуют «хозяина» права и законные интересы членов кооператива, я просто вежливо спросил — за что?

 

Ответ был откровенным и состоял из трех пунктов. Во-первых, ему неприятно, когда кто-то что-то делает у границ его владений, и ему глубоко безразлично, что закон говорит на эту тему. Во-вторых, мы не оказали ему должного уважения, не явившись с посольством и не испросив разрешения. И, в-третьих, у него в этом деле есть свой интерес. Как опытный переговорщик, с двумя пунктами я разобрался быстро. По первому — объяснил, что наши цели исключительно мирные и в некотором смысле даже полезны для него лично, так как улучшают общую экологическую обстановку. По второму — тут же принес от имени кооператива извинения и попросил разрешения задним числом (я — не гордый, особенно, если на кону судьба канализации).  Больше всего меня интересовал третий пункт. 

«Сколько у вас денег осталось?» — спросил «хозяин». «Немного, — вздохнул он, услышав ответ. — Ну ладно, не надо вам ничего больше строить. Отдайте мне оставшиеся деньги и врезайтесь в мою канализацию, она у меня давно построена, под домом проходит». Пережив некоторый экзистенциальный шок, я, задав несколько наводящих вопросов, разобрался, в чем состоит интрига. Мы, собственно говоря, хозяина мало интересовали, он был занят исключительно собой. 

Дело в том, что построенная давным-давно «хозяином» канализация личного пользования была той же «самотечной» конструкции, что и та, которую спроектировали мы. Оказалось, однако, что есть в жизни такие дела, которые сподручнее обделывать коллективно. То, что должно было течь в его индивидуальной канализации, на самом деле никуда не текло, так как ему не хватало тяги и объема. Поэтому «хозяин» жизненно нуждался в нашей помощи — то, что могло потечь от нас, должно было протолкнуть то, что застряло в его личной канализации. 

Возможно, эта курьезная история поможет кому-то лучше понять сегодняшнюю позицию Запада по отношению к России. Запад не так сильно напуган Россией, как многим кажется. Он хорошо осведомлен, с кем имеет дело и чего от него можно ожидать, а чего нельзя. Поэтому ни о какой капитуляции сейчас речи не идет. Время не то, расклад сил не тот. Если бы действия России по-настоящему угрожали бы безопасности «корневой Европы», алгоритм действий последней был бы совершенно другим. Пока речь идет о периферийных с точки зрения Европы столкновениях. При всем уважении к Украине, аннексия Крыма воспринимается Европой немного иначе, чем аншлюс Австрии или оккупация Судет. 

Тут другое. Европа сейчас занята собой, а не Россией. В европейской канализации скопилось много собственных проблем, и Путин нужен сейчас Западу, чтобы их как-то протолкнуть. Попытка отыграть назад — это не вывешивание белого флага, а нормальный для западной политики циничный прагматизм. Может ли он обернуться катастрофой? Не исключено. Но нельзя забывать, что, помимо «мюнхенской сделки», у Европы в анамнезе есть и другой опыт — «хельсинкская сделка». Заключив хельсинкские соглашения, СССР легализовал свой «стратегический паритет» с Западом и спустя 15 лет проиграл «холодную войну». Поэтому, прежде чем давать оценки, надо разобраться, что у нас сейчас тут происходит — Мюнхен или Хельсинки? 

 

А тебе зачем это нужно, Савва?   

Как это ни парадоксально, понять мотивацию Путина гораздо сложнее, чем понять мотивацию Запада. Начиная с 2007 года Путин последовательно «выламывался» из формата «потсдамского мира» и «хельсинкского акта», стремясь навязать Западу новое глобальное силовое противостояние.  И вот теперь, когда его руки полностью развязаны и на них нет никаких цепей, кроме собственных, он возвращается в мир, где правят «вашингтонский обком» и «европейский исполком». В этом стремлении есть нечто иррациональное. 

Путин решает дилемму, родственную  «дилемме Паниковского», которая, как известно, состояла в том, что последний хотел жить за счет общества, в то время как общество не хотело, чтобы он жил за его счет. Путин хочет не быть членом мирового сообщества во всем, что касается ограничений, налагаемых членством в нем, но хочет при этом, чтобы мировое сообщество признавало его своим членом во всем, что касается преимуществ, которые это членство предоставляет. Так не бывает, возвращение в клуб потребует соблюдения некоторых внешних приличий — придется вымыть руки и надеть костюм. Зачем это ему? Ведь сегодня он может ходить хоть в чем мать родила — все сойдет с рук. 

И это основной вопрос. Все ждут худшего, а худшее давно наступило. Путин делает ровно столько «пакостей» Западу, сколько позволяют имеющиеся у него ресурсы. Большего он не делает не потому, что не хочет, а потому, что не может. Россия адаптировалась к западным санкциям, принятым после аннексии Крыма и начала интервенции в Донбассе.  Они больше не работают, никаких подвижек в политике Кремля за последние четыре года добиться не удалось. Больших санкций Запад не может себе позволить, не ставя под удар собственную экономику. На ближайшие годы зависимость европейских стран от поставок энергоносителей из России будет сохраняться. 

Это не значит, что санкции не были нужны. Их введение в свое время имело отрезвляющий эффект и, возможно, предотвратило большую войну на Украине, когда оккупированным оказался бы не только Донбасс, а треть украинской территории, практически весь промышленный юго-восток страны. Но сегодня они свой потенциал исчерпали. Нужны новые решения, Западу нужно маневрировать, — его ресурс тоже не бесконечен. Сейчас переговорный рычаг мог бы оказаться более эффективным инструментом  давления на Кремль, чем боевая риторика. Не уверен, что возвращение Путина в G8 дало бы ему какие-нибудь реальные внешнеполитические преимущества. Он мог бы немного поспекулировать на эту тему на Первом канале российского телевидения, но не более того. А вот ограничений возникло бы больше — noblesse oblige. Назвался мировым груздем — лезь в переговорную корзинку. 

Как говорил герой «Покровских ворот», —  «а тебе, Савва, что в этом за радость?». Придется прилично одеваться, строить из себя культурного человека, объясняться дипломатическим языком, время от времени делать широкие жесты, имитировать большую открытость и давать поблажки «внутренним террористам». Я думаю, что в глубине души Путин надеется, что его никогда не вернут в G8, чтобы ничего из вышеперечисленного не стало реальностью. Переговорный формат может оказаться не менее удушающим и опасным, чем санкционный. К тому же G8 в любой момент может опять стать G7, а сколько придется кривляться. 

 

Игра вдолгую  

Если у кого-то были иллюзии, что проблему России можно решить быстро стандартным санкционным набором, то за прошедшие после начала войны с Украиной пять лет они должны были пройти. Быстрых и простых методов обуздания российской агрессии не существует. Хотим мы этого или нет, но новая «холодная война» является свершившимся фактом. Это в первую очередь ресурсная война, война на выживание, в ней победит тот, у кого нервы будут крепче. При этом главная задача состоит не в том, чтобы добиться победы, а в том, чтобы не допустить превращения «холодной войны» в «горячую». Здесь возможны разные фазы и разные тактики, в том числе чередование «баттлов» с «разрядками» и «перезагрузками». 

Некоторая временная нормализация отношений России и Запада — это назревшая объективная потребность. Она потихоньку дает о себе знать, формируя подспудное давление со стороны деловых и военных кругов Запада на свои правительства. Аналогичные процессы происходят и в Кремле. Есть два пути реагирования на эту объективную потребность: игнорировать ее и оказаться, пусть временно, но на обочине политического процесса, или принять новую реальность и попытаться выжать из нее максимум пользы. Я не считаю, что аналогия с «мюнхенским соглашением» сегодня является рабочей. Скорее Европа созрела для второго издания «Хельсинского акта». К сожалению, не все проблемы могут быть решены сейчас, а решение некоторых будет надолго заморожено. Но некоторые смогут быть решены, и это создаст задел для будущего прорыва, который случится в свое время.

Я с интересом читал текст заявления Зеленского по поводу анонсированного возвращения России в G8. Вначале он справедливо отметил, что ни один из ныне существующих механизмов давления на Россию не работает. Я ожидал, что он призовет к поиску новых подходов. Но он, в нарушение своей собственной логики, призвал продолжать в том же духе и поблагодарил всех, кто готов продолжить. Таких, однако, остается все меньше. Полагаю, что в данный момент возобновление диалога Запада с Кремлем неизбежно, и это вопрос месяцев.  Это выглядит уступкой, но, может быть, в практическом плане принесет больше пользы, чем продолжение прежней политики. 

Как раз возвращение России на различные переговорные площадки, включая и G8, даст Западу сиюминутно больше рычагов давления, чем просто риторика и продление санкций, эффект от которых в ближайшие годы не будет существенным. Плюс Запад выиграет время для перегруппировки сил. Плюс расширение культурных и научных контактов в любом случае подрывают устои режима, а в условиях разрядки их труднее будет ограничивать. Плюс появляется гипотетическая возможность откатиться на прежние позиции в случае еще большей эскалации со стороны России, как это случилось после ввода советских войск в Афганистан. 

Политика — это не кавалерийская атака, а долгая игра. В этой игре постоянно меняются стратегии, и шанс выиграть имеет тот, кто быстрее реагирует на изменение обстановки. И, будь я на месте Путина, я бы десять раз подумал, стоит ли ему возвращаться в G8, даже если позовут. Не удивлюсь, если когда-нибудь на наконец сделанное ей предложение снова вступить в этот клуб Россия ответит отказом.